В семь часов она обычно готовилась к вечерней прогулке. В семь часов она все еще обещала себе, что не окажется в убежище с наступлением темноты, играя в игру «Вспомни, как…». Прошлым вечером она слышала треск веток, как будто кто-то ходил вокруг, кто-то, кто также пришел в этот лес. Она притаилась, пока звуки не исчезли, а затем выскочила из убежища и почти всю дорогу домой бежала бегом; плохие воспоминания преследовали ее по пятам. Теперь она почти так же быстро бежала к Брайт, чтобы застать ее, пока та не ушла, и ничего, кроме нее, не видела. Вот почему она врезалась в мужчину, которого заметила раньше. Он был красив, как бывают красивы отцы, на тот лад, на который Арч так и не поддался. Когда-то она гордилась тем, как Арч оставался, несомненно, «Арчем», не позволял наложить на себя флер одомашненности, который словно бы затягивал большинство мужчин, кого она знала. И все же теперь можно решить, что это обернулось против них. Может, как раз сдавшийся на милость женщины мужчина и заслуживает доверия. – Ох, простите! – извинилась она, постаравшись восстановить равновесие и ухватившись за его руку, чтобы инерция столкновения не сбила с ног их обоих. Он отступил назад, глядя на нее сверху вниз со смесью веселья и растерянности. – Все в порядке, – сказал он со смущенным видом, хотя вся его вина заключалась в том, что он случайно очутился у нее на пути. – Мне очень жаль, – повторила она, а он рассмеялся. – Что-то в таком духе ты уже сказала. Дженси глянула на Брайт, которая, ничего не замечая, собирала свои вещи. Она еще не ушла. Это хорошо. – Я бежала поговорить с подругой. – Она указала на Брайт. – Не смотрела, куда иду. – Не беспокойся, – сказал он. К ним широким шагом подошла девочка, которая последние несколько недель играла с ее дочерями. – Пап, – обратилась она к мужчине, – я думала, ты с нами поиграешь. – Она посмотрела на двух взрослых. На лице у нее появилось мечтательное выражение. – Вы двое о гостевой ночевке говорите? – Какой еще ночевке? – спросили они в унисон с одинаковой степенью тревоги в голосе. Потом оба рассмеялись. – Мы хотим устроить пижамную вечеринку с ночевкой. Все трое. – Девочка произнесла это с толикой раздражения, словно взрослые малость туповаты. – Ну, сейчас, возможно, не самое лучшее время, – сказал мужчина, неловко переминаясь с ноги на ногу. Он посмотрел на Дженси в мучительной растерянности. – Я… гм… с недавнего времени отец-одиночка и не вполне готов проводить… детские вечеринки. Дженси махнула рукой, отвергая его извинения. – О, черт, конечно. Я тебя не виню. Я все поняла. – Она воздержалась от объяснений, насколько много она уже поняла. Она оглянулась. Брайт собиралась уходить. Она вот-вот ее упустит. Ей нужно как-то от него улизнуть, но южное воспитание взяло верх. Ее друзья в Коннектикуте дразнили ее за акцент, представления о приличиях и хороших манерах, за общую «южность». Как она ни старалась, у нее не получалось от этого избавиться. – Мы просто приехали в город навестить моих родителей, – быстро заговорила она, – так что я тоже… э… не могу принимать гостей. – Она погладила мокрую голову его дочери. – Вы, девчонки, можете встречаться здесь, в бассейне, хорошо? Девочка глубоко вздохнула. – Хорошо, – сказала она. Показывая, как удручена, она сгорбила плечи и подчеркнуто драматично поплелась прочь. – Что ж, приятно познакомиться, – сказала Дженси, прощаясь. Он повернулся к ней с тем же удивленно-растерянным выражением на лице. – Но мы же так на самом деле и не познакомились, да? Она посмотрела на него и моргнула, затем снова перевела взгляд на Брайт. К счастью, та остановилась с кем-то поговорить. – О… пожалуй, нет. – Она протянула руку. – Меня зовут Дженси. Коротко пожав ей руку, он прищурился. Она заметила, что глаза у него были точно такого же цвета, что и волосы. Ей нравилось его однообразие, то, насколько он гармоничен. – Дженси? – переспросил он. – Необычное имя. Она закатила глаза. Это имя было пережитком из детства. В ее классе было несколько Дженнифер. Она была Дженнифер С., или, как придумала ее учительница во втором классе, Джен Си. Была еще девочка Дженнифер Л. И пока шел учебный год, учительница соединила сокращения и получились новые имена. Так Джен Си стала Дженси, а Джен Эль – Дженнеллой. Насколько было известно Дженси, Дженнелла и по сей день носит это имя. – Это старое прозвище, – поспешно объяснила она. – Мое настоящее имя Дженнифер, но так меня никто не называет. – Мне нравится, – сказал он, кивнув, как будто обдумывал имя и счел его приемлемым. – Меня зовут Ланс, сокращенно от Ланселот. – Он усмехнулся. – Моя мама была без ума от Камелота. Дженси рассмеялась. – Серьезно? Он поднял брови, на секунду встретился с ее взглядом и сделал абсолютно серьезное лицо. Но не смог дольше с собой совладать и расплылся в улыбке. – Нет, просто Ланс. Но пришлось придумать историю, чтобы не отставать от твоей. Она рассмеялась вместе с ним, потом заметила, что Брайт перекинула через плечо ремень сумки и надела шлепанцы, заканчивая свой разговор. Дженси хлопнула нового знакомого по плечу. – Что ж, Ланселот, было приятно познакомиться, но мне нужно перехватить подругу. – Она ткнула большим пальцем в сторону Брайт. – Удачи в поисках Камелота. Уходила она, качая головой. «Удачи в поисках Камелота?» Она явно разучилась обращаться с противоположным полом. А ведь когда-то у нее это отлично получалось. Но это было очень давно, еще до того, как начали появляться бумажные сердечки, до того, как ею завладел Арч. До Брайт она добралась в самый последний момент, протянула к ней руку, чтобы не дать уйти. Брайт удивленно оглянулась, но тут же расслабилась, когда увидела, что это была всего лишь Дженси. – О, Дженси! Эй! – воскликнула она, ее лицо расплылось в светлой улыбке, под стать имени. – Все в порядке? – спросила она. Но затем улыбка померкла, взгляд устремился к бассейну; раздался свист, кто-то закричал, и все побежали в ту сторону. Ланс Он стоял, уставившись в воду, и думал про замечание красивой женщины о поисках Камелота; Ланс не чувствовал себя храбрым и галантным рыцарем, когда увидел маленького мальчика – замершую под водой темную фигурку. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы сообразить, что ребенок не дурачится, не пытается проверить, как долго сможет задерживать дыхание или разыграть друзей. Ланс нырнул в воду, не раздумывая, подчиняясь рефлексу, который, как оказалось, простирался дальше его собственных детей. Спеша добраться до мальчика, он думал о двух вещах: Что мне теперь делать? и где же, мать его, спасатель? До ребенка он добрался за считаные секунды, но ему показалось, что прошло добрых полчаса. Широко раскрыв глаза, несмотря на то, что их жгло хлоркой, он подхватил мальчика на руки – в точности, как делал, когда его собственные дети засыпали перед телевизором и приходилось нести их в постель. Но этот ребенок не спал. Вес мальчика (в голове у него мелькнули слова «мертвый груз», но он от них отмахнулся) обернулся сюрпризом, легкие уже начали гореть, когда он с ребенком рванулся к поверхности. На поверхности был воздух, была твердая земля, был, – конечно же! – кто-нибудь, кто умел делать искусственное дыхание. Он проклинал себя за то, что не потрудился этому научиться. Из-под воды он слышал гомон и шум, так люди реагировали на происходившее: свистел свисток, визжал ребенок, кричала женщина. Он разобрал, что кто-то кричит: – Вызовите «Скорую»! Он вынырнул на поверхность как раз в тот момент, когда рядом с ним материализовался спасатель со словами: – Держу его, держу. – Спасатель говорил таким уверенным тоном, что Лансу захотелось спросить: «Да где же ты был, когда в тебе нуждались?» Но спасатель умел делать искусственное дыхание, спасателей ведь такому учат. Наверное, он ждал этого момента всю свою карьеру спасателя, ждал, когда ему выпадет шанс разыграть из себя героя. Ланс ослабил хватку, и ребенка забрали из его рук. Трое спасателей сбились в кучку на горячем бетоне, положили на него неподвижного ребенка и стали совершать какие-то манипуляции. Ланс отплыл в сторону и, обессиленный, оперся локтями о бортик, чтобы посмотреть, что происходит, и перевести дыхание. Глаза у него жгло, и он часто моргал. Он несколько раз с благодарностью втянул большой объем воздуха в легкие. Пространство вокруг бассейна погрузилось в полную тишину. Люди вокруг застыли и смотрели на маленького мальчика, тишина была одновременно жутковатой и благоговейной. Кто-то выключил надоевшее радио, которое постоянно орало из динамиков на неприятной громкости. Ланс огляделся в поисках матери ребенка и никого не увидел. Маленькая девочка истерически рыдала. Он решил, что это сестра мальчика. Он увидел, как Зелл обняла ее за плечи, но девочка попыталась вырваться, тщетно пытаясь добраться до мальчика. Спасатели продолжали колдовать над мальчиком, тот все еще казался синюшным и не приходил в сознание. Впервые за очень долгое время Ланс взмолился: – Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, – услышал он собственный едва слышный шепот. Внезапно он вспомнил о собственном сыне и огляделся вокруг, стараясь найти своих детей. Алек застыл на своем месте в очереди к трамплину для прыжков. Их глаза встретились, и Алек одарил его такой мимолетной улыбкой, что он не был уверен, что заметил ее, а затем поднял большой палец вверх, подтверждая, что его отец сделал что-то правильно, когда это было важнее всего. Но будет ли это считаться, если мальчик не выживет? Ланс подтянулся и выбрался на бортик, когда послышался приближающийся вой сирены. Он встретился глазами с красивой женщиной, и они обменялись мрачными взглядами. После прибытия «Скорой» все ускорилось. С расстояния трудно было разобрать, что именно делают санитары. Ланс видел только, как взлетают руки и хмурятся лица. Очень быстро они зафиксировали шею мальчика, водрузили его на носилки и направились к машине «Скорой помощи». Старшая сестра мальчика, девочка, которая играла с Лайлой всего за несколько минут до происшествия, побежала за ними, выкрикивая его имя: – Каттер! – А потом: – Мне нужно с ним! Лайла и дочери Дженси изо всех сил старались ее успокоить, но она была безутешна, вырвалась и попыталась догнать машину «Скорой помощи», чтобы забраться внутрь. Санитары, занимаясь мальчиком и как будто не замечая его бьющейся в истерике сестры, суетились, точно ее вообще тут не было. Один, очевидно, ощутил укол сочувствия, которого второй был вовсе лишен, и оглянулся. – Мы сейчас увезем твоего брата в больницу, – сказал он. – Мы ему поможем. Он сжал худенькое плечо девочки и поспешил за своими коллегами. Минуту спустя машина «Скорой помощи», ревя сиреной и вспыхивая мигалками, умчалась прочь. Стоявшие взрослые, внезапно объединенные случившимся, образовали неровный круг вокруг девочки, бормоча слова утешения и пытаясь решить, что делать дальше. Дети тоже сюда сбежались, широко раскрыв от испуга глаза, они притихли. Зелл, всегда готовая помочь, растирала девочке спину, заверяя, что она сможет поехать в больницу, как только мальчику найдут палату. Она говорила «найдут палату» так, словно его везли в пансион с завтраком. Но ее ровный тон, казалось, успокоил всех собравшихся. – Кому-то надо позвонить его матери, – сказала стоявшая рядом с Дженси женщина, ее голос дрогнул. Она подхватила своего маленького мальчика – и скорее прижимала его к себе, нежели держала на руках. – Ты знаешь номер своей мамы, дорогая? – обратилась к девочке Зелл, потом громким шепотом спросила у Лайлы: – Так как ее зовут? – Кейли. – Попытка Лайлы шептать громко, как на сцене, провалилась, и шепот прозвучал, скорее, как шипенье. Девочка перестала плакать ровно настолько, чтобы бросить на нее взгляд «ага, запомнила», и кивнула. Зелл протянула ей телефон, и она набрала номер. Не успели на том конце ответить, как Зелл забрала у нее телефон. – Но я хочу с ней поговорить! – закричала девочка, безуспешно пытаясь вырвать у Зелл трубку. Зелл снова повернулась к девочке. – Кейли, – сказала она мягко и одновременно твердо, учитывая, что у девочки истерика. – Ты поговоришь с мамой, как только я объясню ей ситуацию. Она отошла на несколько шагов и повернулась спиной, чтобы поговорить с матерью мальчика, женщиной, которая в тот момент даже не подозревала, что с ее сыном только что произошло нечто ужасное. Ланс слышал голос Зелл, то, как она медленно и размеренно излагала новости почти деловым тоном.