Во втором «круге» условия игры изменились. Иван провел жеребьевку, и я попал в тройку с Феликсом Борисовичем и мрачноватым школьником Степой. Теперь нашей задачей было не придумывать новую газету, а взять одну из трех озвученных идей и развить ее, накидав план по статьям и придумав им названия. Типа, мы редакция этой газеты, играем в типичный рабочий день, и у нас летучка-совещание. Обсуждать нам выпало идею команды Степы — глянцевый журнал для мужчин типа плейбоя под рабочим названием «Твоя детка». — А там еще и статьи должны быть? — усмехнулся я. — Разве просто фотографий голых девиц недостаточно? — Владимир, а давайте как-то серьезнее? — сказал Степа. — Иван же предупредил, что критики основной идеи сейчас быть не должно! — Да-да, сорян парень, — извинился я. — Тогда задай граничные условия для нашей креативности. — Креа… Чего? — переспросил Степа. — Это от английского слова to create — создавать, — объяснил я. — Креативить — значит творить, придумывать. — А, понятно, — кивнул Степа. — Я учил немецкий. — Так что насчет границ? — переспросил я. — Чтобы ты случайно фантазию за критику не принял. — Я считаю, что главная цель нашего журнала — это просвещение мужчин в вопросах секса, — заявил Степа с важным видом. На расстоянии он выглядел обычным подростком, а вот в общении проявлял себя как типичный такой ботаник. Было что-то в его интонациях… Эдакое. Как будто он сразу был убежден, что все вокруг вознамерились его обидеть. — Я хочу, чтобы это был только мужской журнал, чтобы девушкам его вообще не продавали. Чтобы можно было говорить свободно. И знать, что прочитают это только свои. — Общество «без баб», — пробормотал я. — Ясно-понятно. Еще пожелания? — Как практикующий врач-психиатр, я мог бы взять на себя консультирование с медицинской точки зрения, — сказал, чуть улыбнувшись, Феликс Борисович. Например, мы могли бы сделать в журнале рубрику «вопрос-ответ», когда читатели пишут нам письма и получают развернутый комментарий от специалиста. — Ни в коем случае нельзя писать, что комментирует психиатр! — взвился Степа. — Ведь тогда получится, что в рубрику пишут одни психи! — Ну что вы так нервно реагируете, Степан, — глаза Феликса Борисовича потеплели, лицо стало профессионально-добрым. — Если вы так хотите, то мы не будем писать, что я психиатр. Я могу отвечать на вопросы, как сосед по гаражу дядя Вася. — Это же чисто мужской журнал, верно? — произнес я. — Значит там еще могут быть рубрики про другие чисто мужские развлечения — рыбалку, там, автомобили… — И что это тогда получится? — прищурился Степа. — Журнал «Советский колхозник»? Я же уже сказал! Наш журнал должен просвещать и устранять несправедливость в вопросе распределения женщин. — Эээ… Что? — я фыркнул, чтобы не заржать. — У всех мужчин есть физиологические потребности в сексе, — с важным видом объяснил Степа. — Но не все знают, что нужно, чтобы его получить. И вот об этом как раз и должен быть наш журнал! — Как развести на секс первую красавицу школы, если ты дрищ? — спросил я, усмехнувшись. — Ты издеваешься, да? — подался вперед Степа. — Разве что самую малость, — хмыкнул я. — Но теперь же я вроде по твоей идее предложил тему, разве нет? — Когда ты так говоришь, звучит по-дурацки, — хмуро отозвался Степа. — Тогда подай нам с Феликсом Борисовичем, — я подмигнул пожилому стильному психиатру. — какой-нибудь пример, чтобы мы могли творить в том же ключе. — Я же уже вам много раз повторил главную идею журнала! — взвился Степа. — Но вы себя ведете так, будто просто издеваетесь или просто не хотите ее понимать. — Конечно же, хотим, — заверил я, изобразив искренность и подавив желание ляпнуть что-то язвительное. Ну, пацан же еще совсем. Гормоны играют, девчонки не дают. Я же взрослый мужик, нафиг мне за счет него самоутверждаться? — Поэтому я и прошу пример. Вот, прикинь, подошел я к союзпечати, купил журнал, снял с него упаковку, открыл, и… Какая статья там первая? — Ну… Эээ… — замялся Степа. — Я как-то об этом не думал. — Хорошо, тогда еще одно предложение, — сказал я. — Типология любовниц. Типа гороскопа — кошечка, мамочка, стерва, в таком духе. Короткое описание и рекомендация от консультанта, как к каждой из них подкатить. Пойдет? — Вроде да, — кивнул Степа. — Бинго! — обрадовался я. — Отлично, тогда продолжаем разговор. Ночь казалась бесконечной. Время как будто замерло и никуда не двигалось. Мы спорили, общались, придумывали, снова спорили. Я даже не успел отследить, в какой момент вся эта игра меня всерьез захватила и я начал даже креативить с полной отдачей, а не просто чтобы разговор поддержать, как в самом начале. Часа в три Иван объявил перерыв, предложил всем просто встать и побродить, пообщаться на вольные темы, перекурить и что угодно еще. А потом нас ждала вторая серия. Снова смена групп и придумывание новых средств массовой информации. Я вышел в коридор и прошелся взад-вперед, чтобы размять ноги. Интересное мероприятие. И за Иваном было наблюдать тоже интересно. Он вроде бы не вмешивался в разговоры и обсуждения, был этаким беспристрастным наблюдателем и модератором. Но при этом как-то ухитрялся пресекать бессмысленный отвлеченный треп, но при этом общение все равно оставалось непринужденным. — Владимир, можно тебя на пару слов? — раздался за моей спиной голос Ивана. — Разумеется, — сказал я. — Выйдем на улицу, — лицо его было серьезным. Мы вышли из корпуса. Сразу за дверью стылый ветер швырнул в лицо горсть ледяной крупы. Погода испортилась, если можно было вообще так сказать о ноябрьской погоде. Пару раз уже снег выпадал, но таял. И вот сейчас, кажеся, опять собирается выпасть. Может быть, уже до весны… — Вова, ко мне подходил Серж, — сказал Иван. — И сказал, что ты его ударил. Ты не хочешь объяснить мне, что произошло? — Он вел себя как кусок говна, — я пожал плечами. — Лена расстраивалась, почти заплакала. — В каком-то смысле, я могу тебя понять, — сказал Иван. — Сержа я знаю уже год, и сам иной раз с удовольствием бы его пропнул. — Но вам нельзя, вы взрослый и серьезный человек, — усмехнулся я. — А мне можно, я патлатый утырок. — Вова, давай договоримся так, — Иван прищурился. — Ты подойдешь к Сержу, извинишься, и вы замнете эту историю. А то Серж очень нервничает. И даже собирался уехать. — По мне так, пусть бы катился себе, — я пожал плечами. — Но мероприятие не мое, так что окей. — Сделаешь? — Иван положил руку мне на плечо. — Конечно, — я кивнул. — Тогда пойдем внутрь и найдем Сержа, — Иван взялся за ручку двери. — Нет, постой, — я придержал его за рукав. — У тебя ко мне есть еще какой-то вопрос? — Иван внимательно уставился мне в лицо. — Кто-то из нас должен первым начать этот разговор, — сказал я. Глава 12 — Не был до конца уверен, — криво усмехнулся Иван. — Из какого ты года? — спросил я. Сплюнул. — Тьфу ты, прямо на диагноз в дурке тянет. А тут как раз твой приятель-психиатр на сейшне… — Из двадцать второго, — ответил Иван. — Но уже почти местный. Я очнулся в морге, в восьмидесятом. Двадцать третьего ноября, кстати. Ровно одиннадцать лет назад, считай. А ты? — По сравнению с тобой я новичок, — хмыкнул я. — Очнулся после пьянки со своими корешами-музыкантами пятнадцатого октября. — Лавандовый латте, нда, — Иван привалился спиной к косяку. — И как там, в будущем? Вот что мне скажи. Игорь Мельников. Тебе это имя что-то говорит? — Совершенно ничего, — я покачал головой. Напряг память. Игорь? Брат его какой-то? Или отец? — Какой-то родственник? — Можно сказать и так, — пожал плечами Иван. — Он в девяностые Новокиневск кошмарил, при звуке его имени, каждая собака начинала скулить и забивалась под забор. — Так меня здесь не было в девяностые, — ответил я. — Сначала армия, потом горячие точки. Про дела этих лет в Новокиневске ничего не знаю. — А ты раньше тоже был рок-музыкантом? — спросил он. — Вообще никакого отношения, — я покачал головой. — Охранный бизнес. — А почему решил вдруг в музыку податься? — жадно спросил Иван. — А куда еще? — усмехнулся я. — Все близкие друзья — музыканты, что мне их было, на произвол судьбы что ли бросать? Сказать: «Сорян, братаны, у меня переоценка ценностей, лабайте свое фуфло дальше, а я пошел нормальными делами заниматься», так что ли? — А я и раньше в прессе работал, — Иван посмотрел в мутно-серое ночное небо. — Сейчас вот другой я учусь на истфаке и подрабатываю в «Молодежной правде». Так странно. — Странно, согласен, — кивнул я. — А другого меня здесь нет. Я оказался здесь в тот самый день, когда настоящий я ушел в армейку. Как будто в какой-то момент игры нажал «сохраниться». И когда там, в двадцать третьем погиб, жизнь загрузилась заново. Странно себя чувствовал сейчас. Вроде с одной стороны был рад встретить «товарища по несчастью», с другой… Я никогда не любил встречать соотечественников за границей, например. Там где другие радостно распахивали объятия с воплем «земеля!» и накрывали общую поляну, чтобы отметить встречу в чужих краях, я молча засовывал в уши наушники и делал вид, что не понимаю русский. Не потому что конкретно против русских что-то имею, был бы из Гватемалы, гватемальцев бы встречать не любил наверняка. С земляками я и дома пообщаюсь. Но здесь было другое. Это был не земляк, а… А кто? — И какие у тебя планы? — спросил Иван. — Захватить мир, конечно, — криво ухмыльнулся я.