— Ayudame! Помогите! — ору во всю глотку. Женщина в форме, до этого стоявшая в добрых двадцати метрах от меня — служитель аэропортного порядка — уже через секунду подбегает ко мне. — Извините, Вы говорите по-английски? — вопрошаю её. — Да, — отвечает. — У меня заканчивается посадка. Я задержалась на регистрации багажа, там сбой автомата печати стикеров… — Я знаю. Какой у Вас рейс? Сую ей в руки посадочный. — Посадочный распечатали? — спрашивает удивлённо. — Да, багажный не получилось. — Странно, — удивляется. Взглянув на время моего вылета, кивает, и говорит: — Пройдёмте со мной. И вот так, с личным сопровождением, я добираюсь до самого досмотра. Прохожу его быстро — на мне только моя юбка, футболка, балетки и многострадальная сумка цвета ультрамарин. Ну и в руках сиреневые босоножки, конечно. Дальше бегу со скоростью света мимо всех призывно светящихся дьюти-фри, ресторанов, автоматов, дважды запутавшись в указателях и даже не задержавшись у заманчивой двери в туалет. Когда прибегаю к своим воротам, к стойке уже выстроилась длиннющая очередь, а в руках бортпроводницы табличка: «Рейс задерживается» — Fuck! Даже не заметила, как выскочило. И громко, наверное, получилось, потому что люди в очереди — мои будущие соседи по самолёту — дружно оборачиваются в поисках источника этого самого «Fuck». Девушку в воздушной ментоловой юбке из такой же ткани, какую используют для фаты новобрачной, им сложно заподозрить в преступлении, поэтому они сразу теряют ко мне интерес. Все, кроме одного лица в странных, отсвечивающих голубым очках. Он только подходит к очереди с вопросом: — Вы последняя? — Я, — киваю в недоумении. Как он тут оказался, почему подошёл с другой стороны? И сразу вслед за ним к нашему собранию подгребает коллектив арабских мамаш с детьми и сикх в бирюзовой шапке. Как они… все здесь?! Я стискиваю зубы и прикрываю на мгновение глаза, потому что от понимания меня бросает в жар — их провели вначале на регистрацию, а затем и на досмотр каким-то иным, экстренным путём. И если бы я послушала толстушку и осталась, а не рванула сюда, мой чемодан уже грузили бы на самолёт… Стараюсь не скрипеть слишком громко зубами, но, очевидно, на моём лице чересчур красноречиво написаны все мои мысли, потому что вид у сноба в очках ну очень триумфальный. Он не улыбается и ничего не говорит, но от его немого стёба мне кажется, я оглохну. И у меня шевелятся на голове волосы, и грудь ходит ходуном. — Что уставился? — говорю ему, и даже выходит вполне спокойно. — Вы стоите передо мной, куда ещё мне смотреть? — Можем поменяться местами, идите вперёд. Это поможет? Он смотрит в упор и, сволочь, не может сдержать улыбки: — Вы просто сами отвернитесь, и это, я думаю, решит Вашу проблему. — Мою проблему? — Конечно. И он включает свой айпад или что у него там, в очках загорается заставка — чьё-то фото, в голубом отражении точно не разобрать. Я отворачиваюсь. И чувствую его взгляд в мою спину. Да я прямо ощущаю его на своих лопатках, потом макушке, потом на своей заднице и ногах. Резко разворачиваюсь — он смотрит в планшет. Но в отражении очков ничего не мелькает. Вспыхиваю и шумно дышу носом. Он поднимает голову: — Что? — Хватит пялиться на мою задницу! — Извините, но, боюсь, я не так заинтересован, как Вам хочется. Снова прозрачная улыбочка — такая, которой по факту нет, но ты всё равно, блин, понимаешь, что она есть! — А как? — спрашиваю. И вот теперь он улыбается по-настоящему: — Как в человеке, стоящем передо мной в очереди. Я после Вас. И Вы мой ориентир в этом отрезке времени. — Ориентир? Я морщусь. Он становится серьёзным. И ничего не отвечает. И мне приходится отвернуться, потому что ставить людей на место у меня выходит куда как лучше, чем понимать. В этот момент, толпа начинает двигаться — посадку всё-таки открыли. Я иду за ней и стараюсь не прислушиваться к ощущениям в районе своей поясницы, сосредоточившись на разглядывании других людей. И вдруг слышу: — Легко запомнить и выделить в толпе человека, окрестившего тебя «козлом». И вот теперь я… Краснею? Серьёзно? Когда это случалось со мной в последний раз? В средней школе? До того, как умерла мама? Внезапно мои глаза замечают в толпе кое-что поинтереснее — леопардовый костюм. И чёрная шляпа на месте и шарф в тон ей — всё как у «прекрасной сволочи», угнавшей моё такси. Я не знаю, была ли настолько темпераментной всегда, или это жизнь так пошатнула мою нервную систему, но, я думаю, мой сноб не успел и глазом моргнуть, как меня перед его носом не стало — моё негодование переместило точку приложения: — Ах ты, сука… — выдыхаю… — Не поняла? — и по тембру её голоса мой аналитический мозг мгновенно даёт заключение: она «та ещё сука». Мои руки упёрты в бока, ненависть достигла точки кипения и нашла, наконец, справедливый объект для своего стравливания: — Как, — спрашиваю, подняв брови, — доехала хорошо? А главное, вовремя успела? — Извините, но я всё ещё Вас не понимаю. Может, объясните, что Вам от меня нужно? — Узнать, как самочувствие у того, кто украл моё такси. Всё ли в порядке? Успела ли, куда торопилась? Все ли дела переделала? Она сжимает губы. Вишнёвая помада намазана на них сильно от души и через край. На пальцах кольца, одно из них — обручальное. Костлявая грудь обтянута стареющей поджаренной то ли в солярии, то ли на испанских пляжах коже. В ушах серьги, судя по блеску — бриллианты, причём на караты муж не скупился. — Судя по количеству пакетов из дьюти-фри, висящих на твоих руках, дел переделано немало, — сообщаю свои наблюдения. Скривившись, она, наконец, подаёт голос: — Ну, во-первых, водитель спросил, нужно ли мне в аэропорт, и я всего лишь ответила. — Серьёзно? То есть, даже совесть чиста? — А во-вторых, девушке, спокойно играющей в телефоне, когда водитель ждёт её у входа, такси, очевидно, было не так уж нужно. — Вообще-то, я писала сообщение. — Видимо, очень важное. — Именно так, судьбоносное. Но всё это, во-первых, не твоё дело, а во-вторых, не даёт тебе права садиться в такси, заказанное не тобой. Благодаря такой «справедливой» и «находчивой» тебе, мне пришлось с чемоданом, который весил столько же, наверное, сколько твоя неиспользованная совесть, тащиться пешком через пол Барселоны до метро… — Всего пару кварталов, — вставляет, со знанием дела. - … по пути меня не только ограбили, полностью лишив денег, но ещё и пробили голову! Но предел всему в том, что мне пришлось бросить чёртов чемодан, поскольку я приехала слишком поздно и никак не успевала с честью и достоинством, — тут мой голос самопроизвольно повышает не известно для кого тональность, — выстоять нечеловеческую очередь на регистрацию багажа! - Видимо, удар по голове был действительно сильным. Последствия уже ощущаются… Вам бы к доктору. — Ну ты и с-с-сука… — утверждаюсь в оценке, а перед глазами красные пятна, слишком яркие, чтобы я могла сквозь них видеть. — Сеньора! — меня кто-то грубо похлопывают по плечу. Но мне в этот библейский момент не до мирской суеты: