После горно-алтайских историй, воодушевленный и вдохновленный, я продолжил путь по России. Барнаул – Новосибирск – Кемерово – Красноярск – Иркутск, я летел сквозь города к Байкалу, перестав подсчитывать количество остановленных автомобилей, но один водитель запомнился мне надолго. Это был узбек, имя которого уже не вспомнить. Около 1800 километров я проехал с ним и грузом овощей из Кемерово в Иркутск, слушая одну и ту же музыкальную кассету. Я не имею ничего против узбекской музыки и 80-х, но мы слушали десять песен по кругу в течение двух суток. С одной стороны, повезло, что меня подобрал водитель, который ехал на столь дальнее расстояние, а с другой – после поездки в моей голове еще неделю крутились среднеазиатские хиты. Я сижу в теплой иркутской квартире, пишу заметки и смотрю в окно. Шестьдесят седьмой день путешествия, и я в Сибири. Так далеко Кирилл Смородин еще не забирался, и это далеко не конец России. У нас самая большая страна в мире. На дворе XXI век, и мы разговариваем с родителями по скайпу, летаем чартерами в Таиланд, но так и не смогли освоить огромные территории Сибири и Дальнего Востока. Как живут здесь люди в маленьких деревнях на отшибе Российской империи? В сибирских местах, куда ссылали каторжников и неугодных, где отбывали срок декабристы, где жизнь идет своим ходом, удаленным от столицы на 6 тысяч километров бесконечных полей, лесов, тайги и бездорожья. В мои мысли ворвался звонкий голос Маши Коркиной, милой девушки, у которой я остановился в Иркутске по каучсерфингу. – Кир, а ты на КБЖД поедешь? – Куда? – Кругобайкальская железная дорога, слыхал? – Нет, дай-ка погуглю! В Иркутске я решил сделать китайскую визу, поэтому почти две недели прожил в этом городе. Я гонял на Байкал, гулял по архитектурному центру Иркутска, лазил по старинным вокзалам, где во времена Гражданской войны ожидал своей участи поезд с золотым запасом империи, зависал на мосту, с которого, говорят, видно место расстрела Александра Колчака. Этот город дышал историей. Как сообщил всемогущий интернет: Кругобайкальская железная дорога (КБЖД) – до 1949 года часть Транссибирской магистрали. Этот участок, построенный в начале XX века, являлся произведением инженерного и архитектурного искусства. Российская империя потратила колоссальные деньги на строительство дороги из-за рельефной сложности и необходимости постройки большого количества виадуков и тоннелей. Кругобайкальскую железную дорогу называли «золотой пряжкой стального пояса России». КБЖД функционировала до 1956 года, пока не была окончательно выведена из Транссиба из-за сложностей ремонта полотна, постоянных оползней, обвалов и затоплений. Однако участок длиной почти в 90 километров остался действующим и открыт для посещения. Изучив карту и закинув в рюкзак теплые вещи, чай в термосе и печеньки, я решил преодолеть пешком отрезок железной дороги от станции Старая Ангасолка до станции Слюдянка. Двери электрички шумно отворились, и я спрыгнул на сибирскую землю. Невозможная тишина вокруг, темные, пахнущие мхом и сыростью стволы деревьев и желто-оранжевые листья, так мягко и аккуратно разместившиеся на их кронах, создавали сказочную атмосферу русской осени. Я уселся на лавочку и несколько минут наслаждался природой, привыкая к Сибири, и, мне кажется, она привыкала ко мне. Я пробирался через хвойный перелесок к заброшенным железнодорожным путям, проклиная себя, что до сих пор не купил ботинки. Перепрыгивая ручей, я поскользнулся на одном из камней и с размаху разложился прямо на земле, глядя в бесконечное серо-голубое небо. Отряхиваясь и вытирая грязь с пятой точки, я раз и навсегда зарубил на носу, что обувь – важнейший атрибут в путешествии. Лес понемногу редел и, в конце концов, вовсе расступился, предоставив возможность остаться один на один с Байкалом. Я медленным шагом направился к огромному виадуку с тремя арками, под которым шумели волны одного из самых больших озер на Земле. Вокруг ни души. Я закрыл глаза и представил, как по этому виадуку 100 лет назад мчался паровоз, а в нем сидели важные особы, покуривали папиросы с мундштука, попивали кофий, а кто-то и шампань. Мужчины с длинными пышными усами в элегантных костюмах и шляпах-котелках и женщины в закрытых черных платьях и аккуратных шляпках с вуалью. Думали они о чем-то своем, о жизни, успехах и неудачах, глядя на синие воды озера, и наслаждались поездкой, даже не подозревая, что спустя век железная дорога не будет функционировать, не будет империи, царя и монархии, а Байкал останется таким же синим и величественным. Так и мы сейчас не подозреваем, что будет через 100 лет. Совершенно не имеем понятия. Я брел по рельсам, пиная камушки и фотографируя уходящую вдаль железную дорогу, которую с одной стороны обступили серые скалы и хвойный лес, а с другой – плотно прижали глубокие воды Байкала. До сих пор я не встретил ни одного человека, и эта прогулка казалась мне каким-то сюрреализмом. Я проходил сквозь темные тоннели, удивляясь инженерной мысли того времени и, по традиции, выкрикивая какие-то нелепые фразы и слушая, как они эхом отзываются в конце каменного коридора. Несколько часов я как завороженный шел по шпалам, растворяясь в чарующей природе Байкала, пока не заприметил впереди разрушенное каменное строение и несколько деревянных покосившихся домов. Этим объектом оказался остановочный пункт под незатейливым названием «154-й километр Кругобайкальской железной дороги». Я обошел заброшенное каменное здание и, обнаружив лавочку с прекрасным видом на озеро, уселся поудобнее, достав из рюкзака чай и печенье. И только я, прищурив глаза от наслаждения, собирался отхлебнуть сладкого, горячего черного чая с чабрецом, как из ниоткуда появился голос. – Привет, а у тебя телефон есть? – Голос исходил от маленькой темноволосой девочки, смотревшей на меня большими карими глазами. Я оглянулся по сторонам в надежде увидеть кого-то, кто смог бы подтвердить факт ее реального существования, но вокруг был только Байкал, железная дорога и горы. – Есть, а тебе зачем? – с недоверием произнес я, оценивая ее наряд. Дырявые спортивные штаны, вязаная растянутая кофта и белая футболка с выгоревшим рисунком, а в руках ведерко с картошкой. – Просто посмотреть хочу, а то у меня никогда своего не было. – Она продолжала смотреть на меня и хлопать ресницами, а я смотрел на нее и недоумевал. Затем достал из кармана телефон и протянул ей. Девочка с неподдельным интересом рассматривала гаджет, но в руки не взяла. – Красивый, – произнесла она и улыбнулась. Я еще раз оглянулся по сторонам в поисках чего-то, и, не найдя ответа на немой вопрос, решил узнать, что она тут делает. Звали ее Люба, и ей было одиннадцать лет. Жили они с родителями на 154-м километре Кругобайкальской железной дороги в деревянных хлипких домиках. Родители держат скот, а точнее, одну корову и несколько кур. Батя подрабатывал на топливной заправке, а мама нигде не работала и занималась домашним хозяйством. В школу до ближайшего поселка Култук девочка Люба ходила по рельсам одна, а это около трех километров в одну сторону и столько же обратно. Это единственный путь до школы, так как с одной стороны расположился Байкал, а с другой – горы. Никакого общественного транспорта быть там, естественно, не может. Переехать в другое место семья не имеет возможности, потому что квартиры в поселке дорогие. Я сидел и долго слушал совершенно незнакомого мне ребенка, даже до конца не понимая, зачем это делаю. Я и сам без гроша в кармане, бродяга, собравшийся объехать вокруг шарика. Чем я могу ей помочь? Я спросил, где ее родители, но она отвела глаза и сказала, что они отдыхают дома и лучше их не беспокоить. Мы еще немного поболтали, я взглянул издалека на их дом с маленькими окошками и заприметил одинокую тощую корову на лужайке. Я попрощался с девочкой и поплелся дальше по железной дороге. Не успел я обдумать произошедшую встречу, как через несколько минут услышал топот ног. Меня догоняла Люба. – Я совсем забыла спеть тебе песню! Можно? – Конечно, можно, – улыбнулся я, скинул рюкзак, и мы присели на траву рядом с железнодорожными путями. Несколько раз волнительно вздохнув, Люба затянула песню. Я открыл рот, и мои глаза расширились от удивления, потому что даже я, человек, не разбирающийся в музыке, понял, что у нее удивительный голос, который нуждается в огранке. Я сидел замерев, словно боялся спугнуть ее, как боишься спугнуть птицу в лесу, которая заливается волшебной трелью. Люба очень любит петь, но музыкальной школы в этой глуши не было. Я задавал вопросы маленькой девочке о сибирской жизни, а она отвечала честно и правдиво, как обычно это делают нехитрые, неизбалованные дети. Она рассказывала, хлопая ресницами, что в школе с ней не хотят дружить, потому что она плохо одевается и у нее нет дорогих игрушек и мобильного телефона. Подружек завести сложно, потому что живет она далеко от поселка и родители не отпускают детей к ней в гости. Еще Люба поведала мне, что однажды ее побили одноклассницы, но она не понимала за что. Детскую озлобленность нельзя понять. Сила и уровень жестокости детей не поддаются объяснению. Люба спела еще несколько песен, я слушал внимательно и аплодировал после завершения каждой. Не потому что мне было ее жалко, а потому что мне правда понравилось. Она шла со мной по железнодорожным рельсам, такая маленькая, открытая, светлая девочка, каких уже не встретить в мегаполисах, а я думал о том, как родители могут отпустить ребенка неизвестно с кем и неизвестно куда. А у нее нет мобильного телефона, и она не сможет позвонить родителям в случае беды. Я старался отпустить грустные мысли. Мы бегали наперегонки по железнодорожным путям, кидали камешки в Байкал, прыгали на одной ноге по шпалам, и было очевидно, что ей просто не хватает друзей и человеческого общения. Люба проводила меня до деревни Култук, взяв обещание, что мы будем друзьями, а потом, помахав рукой, побежала домой по рельсам, не подозревая, что бородатый дядька в красной шапке уже не вернется и путь его лежит далеко на восток. Глядя ей вслед, я с завистью вспоминал чувство детской легкости и беззаботности. Я ехал в электричке обратно в Иркутск. Ночь вступала в права, опускаясь на Байкал. В электричке сидели молодые пацаны, хлеставшие пиво из двухлитровой пластиковой бутылки, и горланили «Короля и Шута». Какая-то растрепанная женщина в тулупе продавала кроссворды и другое барахло. Я купил шариковую ручку и сделал запись в блокноте: Как менять мир? Как менять мир? Часть вторая Приехав домой и рассказав историю подруге Маше, я, заручившись ее поддержкой, принял решение сделать Любе подарок. Чтобы она знала, что мир не без добрых людей и волшебство может произойти с каждым человечком независимо от его возраста и финансового статуса. В тот вечер я написал пост, изложив ситуацию и приложив фотографии деревянного дома Любы и видео с ее песнями. Пост вызвал неожиданную реакцию и такую волну сопереживания, что за один день было собрано около 20 тысяч рублей. Я был удивлен, что люди такие отзывчивые и соболезнующие. Возможно, потому что многие из них знают, что жизнь в России непростая и частенько несправедливая. В тот вечер я получил много трогательных пожеланий, а на следующий день отправился в торговый центр и купил Любе мобильный телефон. Ночью я почти не спал, подготавливая подарок, подписывая открытку и отвечая на многочисленные сообщения. Утром я собрал рюкзак, попрощался с Машкой и поехал на электричке в сторону Кругобайкальской железной дороги, волнуясь, словно школьник перед экзаменом. Я прокручивал в голове встречу и реакцию Любы, представляя ее родителей и что они могут подумать. Может, они обычные честные работяги, которым не повезло по жизни, а может быть, алкоголики и наркоманы, и плевать им на подарки и своего ребенка. Думал о том, не отберут ли телефон в школе и не станут ли издеваться еще больше. Пробежали три часа в электричке от Иркутска до станции Земляничная. Двери захлопнулись, и я вновь стоял на земле, удивляясь сибирским железнодорожным станциям, которые натурально находились посреди леса. Байкал встретил меня замечательной ясной погодой. Деревья, трава и озеро были такими сочными, словно дети разрисовали их на уроке яркими акварелями. Я шагал по шпалам, представляя, как из-за очередного поворота выбежит Люба. Далеко не все сообщения, которые приходили мне в эти дни, были позитивными. «Всем детям не поможешь», «Ты пиаришься на этом», «Надо было купить дешевый телефон», «У девочки все отберут». Эти фразы хищными голосами отзывались в моей голове. Вдалеке я увидел тот самый деревянный дом. Из него вышел человек и направился в мою сторону. Это был невысокого роста мужчина, черноволосый, небритый, с мутными глазами и без нескольких зубов. Я почему-то сразу понял, что это Любин отец. Я протянул руку, представился и начал оживленно рассказывать историю нашей встречи и о том, что совершенно незнакомые люди собрали деньги Любе на телефон. Я рассказывал очень эмоционально, ожидая какой-то реакции, а он слушал меня с абсолютным безразличием, желая, чтобы я побыстрее заткнулся. – И вот, я вернулся сегодня сюда и привез Любе телефон! – закончил я монолог и уставился в его стеклянные глаза. – Ясно, – ответил с полнейшим равнодушием мужик. – Слушай, а 65 рублей есть на чекушку? Я ничего не соображаю. Мы вчера с женой перебрали, и нужно похмелиться. – Нету, – отрезал я. – А где Люба? – В школе. Скоро вернется. Посмотри по карманам, может, найдешь 65 рублей. Сигареты есть у тебя? – Нету меня сигарет и 65 рублей. Я подожду Любу здесь. Мы смотрели друг на друга, как человек на инопланетянина. За весь разговор в его стеклянных глазах так и не появилась жизнь. Он развернулся и побрел в деревню, а я остался сидеть на той лавочке, где встретил недавно девочку Любу. Вот дурак. Верил в волшебство. Мои фантазии разрушились о суровый российский быт, но назад дороги нет. Я спустился к Байкалу и уселся в пустую лодку, пришвартованную на песчаном берегу. В этот момент мне захотелось провалиться под землю, убежать, уплыть. Я представлял, как гребу на лодке подальше от берега, чтобы не видеть, не знать, не чувствовать. Вскоре я услышал скрипящие звуки велосипеда и побежал к железной дороге. Это Люба во весь опор крутила педали и неслась к дому. Она спрыгнула с велика и бросилась обниматься. – Я знала, что ты приедешь! – крикнула она, бросив велосипед прямо на железнодорожных путях. – Откуда? – улыбнувшись, спросил я. – Просто знала. Мы уселись на лавочку, и я рассказал про подарок. Она засияла как звездочка, а потом покраснела и закрыла руками глаза, понурив голову. – А их не смущает дарить такой девочке телефон? – спросила вдруг она, все еще закрывая руками глаза. – Какой такой? – удивленно спросил я. – Безобразной. В этот момент из дома вальяжной походкой вышла женщина, и Люба, схватив меня за руку, побежала знакомить с мамой. Женщина с темными грязными волосами, одетая в засаленный халат, выпила воды из колонки, закурила сигарету и уставилась на нас. В этот момент у меня было ощущение, что она видит нас с Любой впервые. Нелепая пауза затянулась, и я обратился к ней с конкретным вопросом: – Вы отпустите Любу купить кое-какие вещи? – Ну, на выходных можно, – затянувшись дымом, ответила она, глядя сквозь меня. – Я завтра уезжаю, – отрезал я с нарастающей неприязнью. – Ладно, идите. Вернулся с деревни заметно повеселевший отец и, тоже закурив сигаретку, стал помогать Любиной маме писать список того, что необходимо купить девочке. Кроссовки, зимняя обувь, колготки, рюкзак, письменные принадлежности и всякие мелочи. Я захватил список, взял Любу за руку и с неприкрытой радостью покинул дом. Любина мама крикнула нам вслед, чтобы я купил сигарет. Я ничего не ответил, сделав вид, что не услышал. Мы добежали до деревни, запрыгнули в маршрутку и с ветерком помчались на рынок. Мы покупали из списка вещи, которые ей нравятся, Люба находилась в легком шоке, постоянно переспрашивая, не дорого ли. Через какое-то время она успокоилась и повеселела. Завершив шопинг покупкой самых красивых летних туфелек, мы уселись в кафе и заказали трубочки со сгущенкой и чай. Мне казалось, что это был один из лучших дней в ее жизни. Вдруг ей позвонила мама, а Люба с озорной улыбкой отвечала ей по собственному телефону, перечисляя купленные вещи, а потом передала трубку мне. – Как там у вас дела? – прохрипела ее мама загадочным голосом. – Все отлично, купили вещи и сидим в кафе, – отчеканил я. – Кирилл, слушай, эм, как бы объяснить, а можешь десять тысяч нам дать? – Зачем? – с притворным удивлением произнес я, осознав все происходящее за секунду. – Ну, нам для ребенка. Мы хотим дом купить, а нам не хватает как раз десять тысяч. – Давайте я вернусь и обсудим, – сказал я, сокрушаясь тому, что меня хотят использовать. Использовать по максимуму, пока я нахожусь в поселке. – И захвати пивка, – донеслось вдогонку. Я повесил трубку. Первое селфи Часть третья Мы возвращались домой в темноте, а Люба, подсвечивая фонариком то рельсы, то новые сапожки, рассказывала, что для нее вполне нормально ходить одной ночью по железной дороге. Люба открыла дверь дома, и я оказался внутри. Резкий запах перегара, сигарет и сырого мяса ударил мне в нос. На столе с тусклой, почерневшей скатертью стояли пустые бутылки из-под водки и сковорода с какой-то едой, а рядом пепельница, заваленная до краев окурками. На полу старый, потрепанный ковер с пятнами, в углу шипит телевизор, а пыльный подоконник заставлен кучей увядающих цветов. Сегодня мне придется ночевать здесь. – Пива взял и сигарет? – спросила с порога мать Любы. – Нет, не взял, – сказал я. – Все деньги потратили. – Тьфу, бля, и что теперь делать будем. Хотели посидеть нормально, поговорить за жизнь, а ты подвел нас. Родители Любы успели где-то опохмелиться и жаждали продолжения. Их глаза сверкали и бегали по сторонам в поисках выхода из ситуации. Только это интересовало их по-настоящему сильно, а совсем не новый телефон или туфельки их дочери. Я решил отвлечь внимание от алкоголя вопросом про десять тысяч рублей. Мать с отцом, перебивая друга друга, начали рассказывать историю, что для переезда в другой дом им не хватает всего десяти тысяч рублей, и тогда они могли бы улучшить условия жизни Любы. После нескольких предложений я практически перестал слушать их бред, потому что пьяный человек врет очень плохо, бессвязно и безнадежно. Их вранье было настолько непродуманным, наглым и отчаянным, что мне стало противно и тошно.