— Раз уж вы не говорите со мной, то хотя бы поможете, — тяжело вздыхая, толкаю тележку к одному из охранников. Он от неожиданности моментально её ловит. — За мной, мальчики. Оторвёмся в продуктовом, — довольная собой, иду мимо рядов, бросая в тележку муку, заменитель сахара, шоколад, и решаю, что неплохо бы приготовить что-то с ягодами. Оплачиваю покупки, и мои безголосые «мальчики» помогают поставить пакеты в мою машину. Добираюсь до дома и прошу снова их помочь мне. Я знаю, что это не работа охранника, но пытаюсь как-то их растормошить. Я счастлива сейчас. Они тоже должны быть счастливы. Очень счастливы. Включаю на ноутбуке музыку и, пританцовывая, замешиваю тесто и ставлю его в духовку, одновременно с этим натираю специями стейки на ужин и оставляю их мариноваться. Это классно — уметь готовить. Особенно классно готовить для любимого мужчины. Когда я достаю кексы и выкладываю их из формы, то задумываюсь над тем, как же, наверное, тяжело охране постоянно быть здесь. Они вряд ли уходят куда-то, но ведь в туалет должны хотеть. Странные. Решив, что будет неплохо, если я поделюсь с ними кусочком своего счастья, а не только драмы, складываю кексы в корзинку и наливаю кофе в бумажные стаканчики. Подпевая себе под нос, сбегаю вниз и вижу чёрную машину. Подхожу к ней и стучусь в окно. Оно опускается. И о боже, они, оказывается, не всегда носят очки, и у них играет «Rammstein» в машине. — Мисс Пейн, у вас что-то случилось? — Они ещё и говорят. — Ага, узнала, что вы нормальные, и голос у вас обоих есть. Вот, чтобы вам было повеселее, — стараясь не рассмеяться, протягиваю им корзинку и два стаканчика с кофе. — Спасибо, но мы на работе. Нам нельзя… — А мне плевать. Вы работаете на меня, точнее, на моего парня, так что это мой приказ. Приятного аппетита, — всё же смеясь, пожимаю плечами и направляюсь обратно в дом под недоумённые взгляды охраны. Это же надо. Под конец нашего странного знакомства я услышала их голоса. Удивительно. Возвращаюсь домой и теперь исполняю свою мечту. Ванна. Ложусь в неё и снова зеваю. Чёрт, спать хочу ужасно. Мне кажется, что я даже дремлю немного, но вздрагиваю и мотаю головой. Вода остывает, и я медленно мою своё тело. Заматываю волосы полотенцем и, надев халат, выхожу из ванной и проверяю мобильный. Ник не звонил, как и девочки. Ставлю вторую порцию кексов в духовку, чтобы они были самыми свежими для Николаса, готовлю себе салат и ужинаю в одиночестве, ожидая, когда смогу лечь и немного отдохнуть. От звонка в дверь подпрыгиваю на месте и несусь к ней. Сердце бьётся настолько радостно, что я даже не вспоминаю о том, что у Ника есть ключи, и он никогда не звонит в дверь. У меня все мысли вылетают из головы. Я только им наполнена. Ожиданием встречи. Объятиями. Его губами. Его голосом. Распахиваю дверь, и меня словно ледяным душем обдаёт, когда я вижу перед собой не Ника. Даже отдалённо непохожего на него. — Мама? — Шокировано шепчу я. — О-о-о, наконец-то, вспомнила. Я битый час стою здесь и звоню, ожидая, пока мне откроют. Что за отношение к своей матери, Мишель?! — Она грубо отталкивает меня и обдаёт сладким ароматом духов. Меня на пару секунд парализует. По голосу Ника я надеялась, что он поговорил и с ней. Но она здесь. Она в Торонто. Она в моей квартире. — Ты так и будешь стоять там или же проявишь навыки гостеприимства, которым я учила тебя всю твою жизнь, Мишель Пейн? — Вздрагиваю от её резкого голоса и захлопываю дверь. — Что ты здесь забыла? Ты уехала, — произношу я, оборачиваясь к матери, входящей в мою спальню. Её лицо искривляется от отвращения. — Какой гадюшник. Бардак и вонь гнили. Почему ты не продала это блядское гнездо твоего отца? — Шипит она, толкая меня и проходя в гостиную. Если честно, то в данной ситуации я словно превратилась в маленькую девочку, которую она снова отчитывает и унижает. Раньше я этого не замечала и не понимала. Но сейчас, мне так очевиден этот контраст. Она всегда говорила мне, какой я должна быть: спину держать ровно; волосы подстричь и нанести маску. Она вроде бы заботилась обо мне, но теперь я знаю, что такое настоящая забота. Я видела её в семье Ллойдов. А то, что мама делала со мной, называется оскорбительное унижение личности. — Господи, оставила тебя одну и что я вижу? Живёшь в квартире, которая служила притоном для твоего ублюдка отца. И ни капли сострадания к своей матери. Ты меня всего лишила, Мишель, а теперь даже чая не предложишь! — Возмущённо повышает она голос. Так, я должна взять себя в руки. Немедленно. Я не боюсь её. Она противна мне. — Это моя квартира, это раз. Два, ты понизишь тембр своего голоса, иначе я тебя вышвырну отсюда. Три, сострадания ты ни черта не заслуживаешь, как и чая. Зачем пришла? — Зло цежу я, приближаясь к ней. В её глазах скапливаются слёзы, наигранные слёзы. Мать прижимает ладонь к белоснежной дизайнерской блузке и охает. — Не заслуживаю? Я тебя растила. Я тебя любила, а у меня всё отобрали. Буквально всё. Мне жить негде, Мишель. И я надеялась, что, вернувшись в нашу квартиру, увижу в ней тебя и Тейру, но, оказывается, она продана. Ты продала её и забрала себе все деньги, а у тебя ещё и эта квартира есть. Я хочу, чтобы ты отдала её мне, а себе купила что-то другое, — от такой наглости с моих губ срывается нервный смешок. — Убирайся отсюда. Ты ни черта не получишь, — смеясь, качаю головой. Раздаётся звук духовки о том, что пора доставать кексы. — Ты не можешь так со мной поступить, Мишель! Я на мели, и я твоя мать! — Кричит она. — Ты мне не мать, ты сука, которая бросила своих детей. Отец даже их не смог доверить тебе, а в том, что ты на мели, виновата именно ты, а не я. Не надо было платить деньги за ублюдка, который пытался меня изнасиловать, — фыркаю я, приукрашивая правду, и открываю духовку. — Я не понимаю, о чём ты говоришь, Мишель. Я не работаю, и ничего не умею делать… — Да, прекрати. Раз уж пришла, то, значит, Николас лишил тебя возможности поддерживать отношения с Робертом. Нравилось спать с мразью, мама? Ублажать его и быть его шлюхой? — Ехидно перебиваю и наслаждаюсь её побледневшим лицом, выкладывая кексы. — Я до сих пор не понимаю, о чём ты говоришь. Я не знаю никакого Роберта, Мишель. Мне нужны деньги, отдай мне эту квартиру. Насколько я знаю, тебя обеспечивает Николас Холд, раз уж о нём зашла речь, то тебе несложно помочь своей матери. Возьми у него деньги или дай мне пароль от твоей карточки. Большего я от тебя не требую, — она подходит к столу. — А ты и не вправе требовать, не находишь? Ты знаешь, кто такой Роберт. Ты с ним трахаешься. Люк вас видел и сказал мне о том, что вы планируете. Я в курсе всего, мамочка. Так что пошла ты в задницу, — сладко улыбаясь, отвечаю я. — Сука неблагодарная. Видишь, до чего довели меня ты и твой папочка! Да, я превратилась в шлюху, чтобы выжить! Ты и понятия не имеешь, через что мне приходится проходить каждый день, чтобы поддерживать свой статус! Этот козёл мне ничего не оставил! Ничего! А ты, дрянь, спишь с миллиардером и если не хочешь, чтобы он пострадал, как и его бизнес, то сейчас же найдёшь мне миллион! Поняла? — Орёт она, сжимая руки в кулаки. Я замечаю это, адреналин в крови подскакивает. Я не позволю, чтобы меня ударили снова. Я не позволю… ситуация с Люси не повторится. Никогда. Но в то же время я хочу знать, что у неё есть на Ника. Это важно. — И что ты сделаешь? Я могу вызвать полицию и заявить на тебя. Или же попросту позвонить своей охране, которая находится внизу. Если я буду кричать, то точно кто-то из соседей услышит, и здесь повсюду камеры. Все видели, как ты вошла. Тебя быстро найдут, так что лучше тебе решить со мной свою проблему по-хорошему, — стараясь не паниковать, говорю я. — Посадишь свою мать. За что, Мишель? За то, что она в беде и пришла к своей дочери попросить о помощи? Это карается законом? Нет. Звони кому хочешь, но тогда я испорчу жизнь твоему Николасу Холду. У меня на него довольно много информации, полученной от одной милой девочки по имени Люси. Она настолько зациклена на нём, что с удовольствием помогла мне. Она ненавидит тебя и хочет, чтобы ты умерла. Это я тебе предлагаю решить всё по-хорошему. Ты отдаёшь мне эту квартиру и все деньги, которые получила с продажи моей квартиры, пароли от карточек Николаса Холда, и я уйду, а ты сможешь дальше играть роль маленькой влюблённой сучки, — с каждым шагом она приближается ко мне, и на секунду свет отражается бликами в её руке. Там нож. У неё нож. Она хочет меня убить. Нет! Нет! От страха и воспоминаний о том, как Люси угрожала и пыталась поранить себя ножом, я кричу, приводя в шок мать, и хватаю противень, на котором в формочках пеклись кексы, изо всех сил размахиваюсь и ударяю её по голове, продолжая вопить. Мать со стоном падает на пол, а металлический противень прямо на её тело, лежащее у моих ног. Из её носа вытекает струйка крови. От осознания ужаса того, что меня снова хотят убить, открываю все ящики, ища хоть что-то, чем можно её связать. Нахожу моток ниток для индейки. Несусь в свою спальню и копаюсь в вещах, пульс отдаётся в ушах, мои руки дрожат. Нахожу скотч и возвращаюсь к матери, всё так же лежащей на полу. — Мам? — Шепчу я, переворачивая её. Боже… я её убила. Я убила её. Но всё равно надо связать. Я должна её связать. Обматывая ноги матери скотчем, слышу её хриплое дыхание. От страха, что сейчас она вновь набросится на меня, седлаю её и с размаху снова бью кулаком по носу, а потом ещё и ещё. Меня переполняет адреналин. Мои руки в крови… она, по-моему, не дышит. Боже, что я сделала? Что я натворила? Она хотела меня убить! Убить! У меня просто сработал инстинкт самосохранения. Из моих рук падает скотч, я отползаю от матери, лежащей с разбитым лицом и в крови. — Боже… что делать? Меня посадят… меня закроют за решётку, — шепчу я, отползая от неё по коридору. Помощь. Мне нужна помощь. Подскакиваю на ноги и хватаю ключи от квартиры. Как была в халате и босая, так и бегу вниз по лестнице. Охрана. Они помогут. Они… знают, что делать. Я бегу, задыхаясь, падаю на улице и поднимаюсь. Я должна спастись! Я должна! Ударяю по стеклу машины, и отлетаю в сторону, когда дверь резко открывается. Снова падаю, и меня всю трясёт. — Мисс Пейн, — один из охранников поднимает меня на ноги. Второй быстро оценивает ситуацию, увидев кровь на халате и на моих руках. — Она пришла… она… я… убила её… убила её, — задыхаясь, шепчу я. — Быстро в дом. Меня буквально подхватывают на руки и несутся со мной обратно. Мы поднимаемся по лестнице, возле квартиры меня опускают. Отдаю ключи и кусаю губу. — Будьте здесь, — они достают оружие. Чёрт, да уже поздно, я убила собственную мать. Открывая дверь, они входят туда, а я за ними. Мне страшно. Она до сих пор там лежит. Она не двигается с замотанными скотчем ногами и вся в крови. — Я… это моя мать… противнем её ударила… она хотела меня убить… она сказала… а потом кулаком. Два раза… наверняка чтобы, — заикаясь, говорю я. Один из мужчин убирает оружие и наклоняется к матери. Он проверяет её пульс. — Она жива? — Спрашиваю я. — Да. Она просто отключилась. Вы хорошо её отделали, мисс Пейн. Будь с ней, — говорит он напарнику, — я узнаю у мистера Холда, что делать дальше. — Мисс Пейн, присядьте и отвернитесь. Не смотрите, — меня насильно поворачивают и закрывают от матери. — Я убила её… она подходила ко мне… мне показалось, что у неё в руке нож, но его не было. Я…я очень испугалась. Очень испугалась, — шепчу я. — Всё в порядке. Вы в шоке. Ваша мать жива, вы сломали ей нос и, скорее всего, наградили сотрясением. Сейчас глубоко дышите. Опустите голову, — мужчина надавливает на мой затылок и заставляет меня согнуться. — Меня тошнит… меня… Меня рвёт прямо на пол. Кашляю, и снова рвёт. Прямо на ноги и руки. На волосы. Задыхаясь, издаю стон, и слёзы вырываются из глаз. — Мисс Пейн, ещё тошнит? Мотаю головой и вытираю дрожащей рукой нос. Чёрт… — Дай воды. Убираю волосы с лица, воняющие и прилипающие к нему. Мне протягивают бокал с водой, и я делаю глоток. — Мисс Пейн, вам нужно привести себя в порядок, переодеться, и вас отвезут на квартиру к мистеру Холду, — говорят мне. Быстро киваю. Нет, я просто машинально киваю и встаю, качаясь и ощущая сильное головокружение. Чуть ли не падаю, но меня подхватывают за талию и помогают дойти до ванной. — Спасибо, — шепчу, закрывая дверь. Меня всю знобит от ужаса, оттого что я чуть не убила мать, посчитав, что она хочет напасть на меня. В голове появляются её слова про Люси и про то, что она знает. Меня пугает, что ничего не решилось в Оттаве, а голос Ника был обманчив. Очень обманчив. Если бы я знала… Смываю кровь с рук и умываюсь, полощу под водой волосы и смываю рвоту с ног и рук в ванной. Я в это время ничего не чувствую. Словно все эмоции атрофировались, и меня парализовало изнутри от страха, хотя я машинально двигаюсь, словно зная, что мне нужно делать. Выхожу голая из ванной, забывая о том, что халат остался там, лежащим на полу. Меня это не волнует. Я боюсь смотреть в сторону гостиной и прячусь в спальне, ощущая стойкий аромат духов матери. Боже, что я натворила. Натягиваю на себя шорты и топик, хватаю рюкзак и камеру, обуваю кеды и выхожу. — Мисс Пейн, это все ваши вещи? — не поднимая головы, киваю. У меня забирают рюкзак и сумку, крепко берут за локоть и ведут. Я едва могу идти. Мои ноги одеревенели. Мне так страшно. А сейчас даже заплакать не могу. Хочется, но не могу. Глаза сухие.