— А! Теперь я знаю, о ком ты говоришь. — Я так и думал, что ты ее знаешь. — Она… — прозвучал голос Милдред в темноте. — Что «она»? — спросил Монтэг. — Я хотела сказать тебе, но забыла. Забыла… — Ну скажи сейчас. Что ты хотела сказать? — Ее, кажется, уже нет. — Как так — нет? — Вся семья уехала куда-то. Но ее совсем нет. Кажется, она умерла. — Да ты, должно быть, о ком-то другом говоришь. — Нет. О ней. Маклеллан. Ее звали Маклеллан. Она попала под автомобиль. Четыре дня назад. Не знаю наверное, но, кажется, она умерла. Во всяком случае, семья уехала отсюда. Точно не знаю. Но, кажется, умерла. — Ты уверена?.. — Нет, не уверена. Впрочем, да, совершенно уверена. — Почему ты раньше мне не сказала? — Забыла. — Четыре дня назад! — Я совсем забыла. — Четыре дня, — еще раз тихо повторил он. Не двигаясь, они лежали в темноте. — Спокойной ночи, — сказала наконец жена. Он услышал легкий шорох: Милдред шарила по подушке. Радиовтулка шевельнулась под ее рукой, как живое насекомое, и вот она снова жужжит в ушах Милдред. Он прислушался: его жена тихонько напевала. За окном мелькнула тень. Осенний ветер прошумел и замер. Но в тишине ночи слух Монтэга уловил еще какой-то странный звук, словно кто-то дохнул на окно. Словно что-то, похожее на зеленоватую фосфоресцирующую струйку дыма или большой осенний лист, сорванный ветром, пронеслось через лужайку и исчезло. «Механический пес, — подумал Монтэг. — Он сегодня на свободе. Бродит возле дома… Если открыть окно…» Но он не открыл окна. Утром у него начался озноб, потом жар. — Ты болен? — спросила Милдред. — Не может быть! Он прикрыл воспаленные глаза. — Да, болен. — Но еще вчера вечером ты был совершенно здоров! — Нет, я и вчера уже был болен. — Он слышал, как в гостиной вопили «родственники». Милдред стояла у его постели, с любопытством разглядывая его. Не открывая глаз, он видел ее всю: сожженные химическими составами, ломкие, как солома, волосы, глаза с тусклым блеском, словно на них были невидимые бельма, накрашенный капризный рот, худое от постоянной диеты, сухощавое, как у кузнечика, тело, белая, как сало, кожа. Сколько он помнил, она всегда была такой. — Дай мне воды и таблетку аспирина. — Тебе пора вставать, — сказала она. — Уже полдень. Ты проспал лишних пять часов. — Пожалуйста, выключи гостиную. — Но там сейчас «родственники»! — Можешь ты уважить просьбу больного человека? — Хорошо, я уменьшу звук. Она вышла, но тотчас вернулась, ничего не сделав. — Так лучше? — Благодарю. — Это моя любимая программа, — сказала она. — Где же аспирин? — Ты раньше никогда не болел. — Она опять вышла. — Да, раньше не болел. А теперь болен. Я не пойду сегодня на работу. Позвони Битти. — Ты ночью был какой-то странный. — Она подошла к его постели, тихонько напевая. — Где же аспирин? — повторил Монтэг, глядя на протянутый ему стакан с водой. — Ах! — Она снова ушла в ванную. — Что-нибудь вчера случилось? — Пожар. Больше ничего. — А я очень хорошо провела вечер, — донесся ее голос из ванной. — Что же ты делала? — Смотрела передачу. — Что передавали? — Программу. — Какую? — Очень хорошую. — Кто играл? — Да ну, там вообще — вся труппа. — Вся труппа, вся труппа, вся труппа… Он нажал пальцами на ноющие глаза. И вдруг невесть откуда повеявший запах керосина вызвал у него неудержимую рвоту. Продолжая напевать, Милдред вошла в комнату. — Что ты делаешь? — удивленно воскликнула она. Он в смятении посмотрел на пол. — Вчера мы вместе с книгами сожгли женщину… — Хорошо, что ковер можно мыть. Она принесла тряпку и стала подтирать пол. — А я вчера была у Элен. — Разве нельзя смотреть спектакль дома? — Конечно можно. Но приятно иногда пойти в гости. Она вышла в гостиную. Он слышал, как она поет.