– Кремона! Настоящая! Вот это да! Вы кудесник, Никита! – Оля и на пианино играет! Оль, наиграй Никите мелодию! Спой песню, как она должна звучать! – Лучше ты, Миш…там мужской голос нужен. А ты, кстати, поешь совсем не плохо. Конечно, не Лемешев, и не Георг Отс, но голос у тебя неплохой и в ноты ты попадаешь! Давай, пой! А вы, Никита, можете на нотном стане записать! Пока мы тут музицируем! Богословский серьезно кивнул и приготовился записывать. А я…дождался первых нот, и…поехали! Где наша не пропадала! Богословский внимательно слушал, и рука его мелькала, ставила нотные знаки на стан. Он в такт мелодии кивал головой, щурил глаза, притопывал, а когда песня закончилась, сказал: – Я понял! Там еще должны быть ударник, саксофон и гитара! – Как догадался? – удивился я. – А я ее слышал! Ха ха ха! Эту песню! На гастролях в Англии! – Богословский захохотал, сел за пианино, сыграл что-то бравурное, видимо проверяя настройку, и заиграл. И делал он это так классно, что…Ольга даже слегка потускнела ликом. Да, на мой взгляд она играла неплохо, но это ведь был сам Богословский! Композитор, и самое главное – пианист! Или композитор – самое главное? Да какая разница! Это был настоящий Мастер. И его мастерство было впечатляющим. Он умудрился обойтись одним лишь пианино так, что слышался и ударник, и даже саксофон, и гитара. Он заменил собой целый оркестр! И как у него это получилось – для меня загадка. Магия! Настоящая магия! Вот что такое настоящий Мастер. – А теперь со словами?– спросил я, и Богословский начал петь, нарочито гнусавя, но в общем-то вполне неплохо. Но я его остановил: – Погоди! Оль, давай! Стол только отодвинем! Потренируемся, чтобы перед великой танцовщицей не опозориться! А Никита нам поиграет! Помнишь? Или забыла? Ничего – сейчас вспомнишь! Мы скинули кроссовки – дома ходили в кроссовках, американская привычка – я подал знак Богословскому, и он заиграл. И мы начали танец. Вначале получалось слабовато, Ольга забывала движения, сбивалась с ритма, но потом пошла, пошла, пошла…забыла, что танцует напоказ и вошла во вкус. И у нас стало получаться. И это было красиво. По крайней мере – мне так казалось. Ольга была гораздо красивее той же Умы Турман – и фигурой, и лицом. Вот если представить слегка постройневшую Наталью Варлей на танцполе в «Криминальном чтиве», так это будет она, Ольга. Богословский смотрел все это время на нас искоса, и руки его сновали по клавишам инструмента абсолютно сами по себе, будто отдельно от тела – голова смотрит на нас, а руки работают, как щупальца осьминога. И это тоже было красиво. Когда только он успевал прочитать слова песни? Или запомнил?! Тогда у него память не хуже, чем у меня! Или просто хорошая зрительная память – глянул, и сразу запомнил. – Здорово! Ребята, это было здорово! Аж дрожь по спине! Я бы вообще из этого всего номер сделал! А что? Эстрадный номер! И уверен – его пропустят на телевидение! Ведь и песня-то о простых людях, которые пытаются выжить при капитализме! Хе хе хе… Подумайте над этим! Если что – найдем музыкантов, сыграем, запишем! А вы станцуете! – Посмотрим, что завтра скажешь великая танцовщица – вздохнул я – а то может носик сморщит и скажет: «Фу, какая гадость! И вы ЭТО танцуете?! Мдааа…» Мы расхохотались, а потом я Богословского попросил: – Сейчас я Ольге кое-что скажу, поправлю, а мы еще раз прогоним, ладно? Надо раз пять пройтись, чтобы затвердилось. Сможешь помочь? Не торопишься? – Да ничего! Дело нужное! Мне интересное! Давай! – Кстати, завтра Оля исполнит несколько песен…но не буду говорить каких. Это чтобы тебе еще было интереснее. Но пока не скажу! Мы потренироваться должны! Как хорошо, чтобы гитару принес, это просто…вот как мысли прочитал! Ты экстрасенс! – Кто бы говорил! – расхохотался довольный Богословский, и было видно, что ему приятна моя похвала. Всегда приятно, когда твой подарок ценят, и вдвойне приятно, когда человек понимает, что именно он получил. Мы проделали это еще пять раз, и с каждым разом получалось все лучше и лучше. И на пятый раз – практически безупречно. И я решил что пора завершать. – Все! Хватит! Слишком хорошо – тоже нехорошо. Завтра потренируемся с гитарой. Сегодня уже устали. Никита, еще раз спасибо – и за классный подарок, и за помощь! (я кивнул на пианино) Богословский вздохнул и с сожалением вылез из-за пианино. Видно было – он настоящий фанат, и если его не вытащить из-за инструмента, будет сидеть за ним сутками! Но время уже подползало к полуночи, и я видел, что Ольга устала. Да и немудрено – целый день бродили по городу, а потом без отдыха то печатали, то танцевали. Нет уж…пора отдыхать. Честно сказать, я и сам-то уже того…слегка приустал. Не так чтобы с ног валиться – я тренированный, сильный мужчина! Но…надо же и отдыхать! Богословский распрощался, отказавшись от предложенного ночного чаепития, а мы по очереди сходили в ванную, а потом запрыгнули в постель. Последнее, что я сделал перед тем, как забраться под одеяло – проверил, закрыта ли входная дверь. Тут не воруют, да, но я помню, как обнесли квартиру дрессировщицы Бугримовой, которая кстати жила в этом же доме. Прошли люди, якобы несут ей елку на новый год, и вынесли все ее бриллианты, до которых она была большая охотница. Честно сказать, я бы не хотел повторить ее судьбу. Милиционеры и консьержи это конечно хорошо, но они все-таки люди, а людей можно обмануть. Проснулись от солнечного света, но вставать сразу не стали. Повалялись в неге и безделье с полчаса, и если бы не естественные процессы организма, валялись бы еще дольше. Ну а когда уже сходил в туалет, и вроде как разошелся – ложиться снова в постель вроде бы как-то и глупо. Тем более, что придется еще и готовиться к вечеру. Танец-то мы подготовили, но надо же и песенки под гитару отработать. Практически все песни я взял под Ольгу. Сам не собираюсь исполнять. Не знаю, но мне кажется я к этому не готов, хотя Ольга и утверждает обратное. Мол, у меня приятный, слегка хрипловатый голос, и ноты, ритм я чувствую. Но чувствовать мало, если бы я еще умел хоть немного играть на гитаре! И опять меня поддержала Ольга – тот же Высоцкий, он же ни черта играть на гитаре не умеет! Бренчит черт знает как! В ноты не попадает! И что? А ничего! Слушают его, и еще как слушают. Главное – содержание песен, а не то, как ты бренчишь на гитаре. Нравится это самое содержание народу, или нет. Кстати, очень напоминает положение с книгами, которое возникло к 2018 году. Бумажная книга уже практически умерла, и авторы дружной толпой ринулись в сеть выкладывать свои опусы. И вдруг оказалось, что признанных мэтров, издавшихся многими сотнями тысяч и даже миллионами экземпляров их книг – просто не желают читать. И это притом, что тексты их выверены и стилистически стройны, грамотны и не покрыты очепятками, как блохами. А не желает народ покупать их книги, да и все тут! А покупает абсолютно «левых» авторов, которые пишут черт знает что, и черт знает как. А народу нравится. А народ платит деньги! Так что же главное в книгах и песнях? Что надо сделать, чтобы их слушали и читали? Если кто-то откроет эту тайну – станет баснословно богат. Как я, к примеру. Хе хе хе… Мы умылись, позавтракали, я подровнял бороду, Ольга не меньше часа занималась в ванной процедурами – брила ноги и всякое такое... В общем – приводили себя в порядок. Скоро надо бы и в парикмахерскую сходить, обрастать стал. Надо будет узнать у…хмм…местных, где тут приличная парикмахерская, в которой не «оболванят». Уж Махров-то должен знать! А после процедур и завтрака занялись моими песнями. Хмм…звучит как-то…не мои они. Ворованные. Но повторю – я не собираюсь на них наживаться! Это так, для компании… Честно сказать – хочется произвести впечатление на людей искусства. Да, я и так уже доказал, что могу, и стою, но хочется чего-то еще, для души, для сердца. Всегда хотел научиться играть на гитаре и петь под шестиструнку. – Итак, все эти песни – под тебя. Я буду тебе говорить, где петь тонким, нежным голосом, где с хрипотцей, где надрывно или с грустью. Есть песни и для меня, но их немного. Теперь слушай, я тебе напою, а ты подбирай аккорды, смотри слова, ноты, и…поехали! Мы занимались часа четыре подряд, пока не выдохлись. Пошли, пообедали, попили чай. И снова занимались три часа подряд. Прошлись по всем песням, что я приготовил. Не знаю, будем ли все их исполнять, но…прошлись. И кстати, уже к концу первого периода нашей тренировки (Ну а как еще назвать все это спортсмену? А! Репетиция! Хе хе…), я уже довольно сносно бренчал на гитаре. Не хуже Высоцкого это точно. А для баллады большего и не надо. Мне же не оперные арии петь! Я иду дорогой барда, и только так. Перебором играть – мне еще ох как далеко до этого. Но несколько основных аккордов – это запросто. Абсолютная память, детка! Хе хе… А потом я пошел в магазин. Вино-то выпили! И шампанское – тоже. И минералки нет. И хлеба свежего надо. Колбаса пока была, икра тоже оставалась, и масло, но…фрукты уже почти все съели, пирожные тоже, так что надо чем-то таким затариться. Готовить не собирались, обойдемся бутербродами, но все-таки. Кстати – задумался насчет домработницы. Может хватит нам всухомятку питаться? Можно, конечно, и по ресторанам постоянно шастать, но…это тоже надоедает. Шум, беготня, ожидание заказа…хочется и нормальной домашней еды. Ресторан – это все-таки больше для развлечения, а не для того чтобы сходить поесть. Поесть – это в рабочую столовую. Или в пирожковую-пельменную. Ресторан – это приключение. Это праздник. Наделали много-много бутербродиков, я накупил много пирожных с кремом и безе, три бутылки полусладкого Крымского шампанского, сухого вина, рома и коньяка – можно будет замутить коктейли. Минералки тоже купил – много. В общем – еле допер до дома. Мда…что-то я «увяз в борьбе»! Или точнее – в быту. Привык, что мне в Штатах постоянно кто-то прислуживал, а я только писал книги. А теперь что? На книги и времени не остается, только беготня какая-то, да…песни. Со жратвой. Но черт подери, надо же и мне когда-нибудь отдыхать? Не всю же жизнь свою зарыть в эти мои тексты?! Я и в Штатах не все время посвящал книгам! Я тренировался в спортзале, стрелял… Кстати – что-то я это дело подзабросил. А надо бы заниматься! Форма быстро теряется, по себе знаю. А набрать ее потом очень даже непросто. К вечеру все было готово. На столе стояли семь приборов, бутылки шампанского, вина, виски. Виски у нас еще полно – Ольга оказывается четыре ящика по шесть бутылок в каждом купила. Рэд и блэк лэйбл. Так что пить – не перепить! Закончили все к пяти часам вечера и пошли собираться к приходу гостей. Я немного подумал и надел обычные джинсы, кроссовки и клетчатую рубашку «а-ля реднек». Мне так комфортнее. Ну а Ольга уж нарядилась как могла – надела белую блузку, брюки – все, как тогда, когда мы танцевали наш твист в ночном клубе. Только еще надела свои драгоценности, не удержалась. Женщина, чего уж там. А я даже свои «Ролексы» снял и положил в сервант, рядом с деньгами. Накрыл их бумагой и успокоился – пусть полежат. Время мне тут смотреть особо незачем, а привлекать к себе лишнее внимание не хотелось. Переоделись, и…плюхнулись на кровать. Вернее – я плюхнулся, Ольга только присела рядом. Не хочет портить прическу. – А может тебе как-нибудь поинтереснее одеться? Я так-то костюм тебе купила…рубашек всяких. А то большой писатель, а одет как простой рабочий! – Ты глупенькая – хохотнул я – Простые рабочие здесь в джинсах «Монтана» не ходят. Эти джинсы здесь стоят как две их зарплаты. Отвыкла от Советского Союза, да? Хе хе… А если серьезно – я тебе уже говорил: не в одежде дело, а в ее содержимом. Ждали мы недолго, минут пятнадцать. Я стал немного придремывать, и когда прозвенел звонок, невольно вздрогнул, а Ольга буквально подскочила на месте: – Пришли! Уже пришли! Ну что же…раз пришли – значит, пришли. Чего теперь суетиться? Кстати сказать, пора привыкать к положению, когда я совсем не «хуже» моих гостей. Да, они маститые и заслуженные, но и я вообще-то не лыком шит, чего-то добился! Просто сидит во мне это вот…ну не знаю, как назвать…преклонение перед легендами? Легенда Раневская, легенда Уланова, легенда Богословский. А вообще – они такие же люди, как и я. И кстати, с не очень-то сложившейся личной жизнью – если не считать Богословского, конечно. Этот считался и считается баловнем судьбы. Ни разочарований, ни проблем – порхает по жизни, как мотылек и пьет нектар. Больших премий и наград у него не было, но денег всегда была куча, известности выше крыши и никто его никогда не репрессировал. Может потому, что характер у него легкий, незлобивый? Потому, что власть его считает безобидным шутом? Типа – дураком? А дураку, как известно, жить-то завсегда лучше. Никто тебя не воспринимает всерьез, а значит, и не опасается, и не строит козни. Это был Махров. Он пришел без двадцати минут шесть, и в руках у него была…черт! Ну забыл же! Гитара! В точно таком же чехле, что и у Богословского! – Вот! То, что ты просил! «Кремона»! – Махров гордо вручил мне гитару, и я едва удержался, чтобы не расхохотаться – не было ни одной, и вот две! Забыл! Совсем забыл что заказал ее Махрову! Надо было позвонить Махрову, отказаться, а у меня совершенно вылетело из головы. – Из недр министерства культуры! Было две на складе, но какая-то сволочь одну прямо передо мной забрала! Хорошо хоть эту уцепил! Представляешь – министр культуры не может взять гитару со склада, чтобы подарить ее другу! Слов нет, одни выражения! – Эта сволочь – Богословский! – все-таки не выдержал, расхохотался я – Видал? Я указал на гитару, лежащую на пианино, Махров вытаращил глаза и начал хохотать вместе со мной. Потом сделал страшные глаза и приложил палец к губам: – Надеюсь, он пока не здесь? А то неудобно вышло! Сволочью назвал! – Нет, пока не здесь. Долго болтаем! Представь меня своей жене! – Любаша, это тот самый Михаил Карпов, наш золотой… – Если ты скажешь про гуся или гусыню – я тебе нос откушу! Меня Страус задрал этим прозвищем! – предупредил я. – Телец! – гордо закончил Махров – Бык! Буйвол! Миша, это моя любимая жена Любаша. – Когда так говоришь, мне кажется, что у тебя есть еще несколько жен, нелюбимых! – улыбнулась Люба и протянула мне руку – Здравствуйте, Миша! Мне Леша все уши про вас прожужжал – Миша то, Миша се…а я вас вживую так и не видала. Очень рада вас увидеть, очень! Люба была блондинкой лет сорока, слегка отяжелевшая, но очень миленькая, с простым, открытым лицом. Голубые ее глаза смотрели на меня прямо, без превосходства или наоборот – преклонения. Просто жена друга, и просто ей приятно быть здесь. Хорошая баба, опора и поддержка. На таких все хорошие семьи и держатся. – Очень рад, Люба! – я взял ее руку и поднес к губам. Она слегка порозовела, вздохнула: – Видишь, как настоящие мужчины с дамами обходятся! Вот брошу тебя, мужлана, и уйду к Михаилу! Примете, Миша? – Только если вы победите в борьбе без правил мою подругу Ольгу! – улыбнулся я Любе – Оля, это мой друг Леша Махров, ныне волею судьбы и умных правителей министр культуры. А это его жена Люба. Люба, Миша, это моя подруга, секретарь, переводчица и машинистка Оля. – Здравствуйте! – улыбнулась Ольга, и Махров невольно присвистнул: – Господи, вы с Варлей клонируетесь, что ли?! Вы с ней не близнецы, давно потерянные, а потом найденные?! Ну прямо-таки индийское кино! – Мы даже не однофамильцы – улыбнулась Ольга – Она Варлей, а я Фишман. Проходите, пожалуйста. – Сейчас. Только ботинки переоденем – кивнул Махров – Все-таки там весна! Кое-где грязновато! А тут, у тебя, на этом паркете…плюнуть некуда, чисто, как в трамвае! Хе хе хе… Они переобулись – Люба надела туфли на высоком, но не очень высоком каблуке (видимо не привыкла в восьмисантиметровым «клювам»), Махров надел блестящие лакированные полуботинки, и через минуту они уже цокали «копытцами» по направлению к гостиной. – Ооогоо…ну и хоромы! – протянул Махров – Люб, ты посмотри что делается! Вот как живут простые советские писатели, видала?! Миш, ну ты крут! Ладно, кто должен еще прийти кроме нас? – Раневская, Уланова, Богословский – кивнул я – Можно сказать, уже тесная компания. Уланова у меня через стену живет, в соседней квартире. Раневская – над булочной. – Мы, кстати, еще торт со сливками принесли. Свежайший! И шампанского! Ты конечно миллионер, но и мы не лыком шиты. Не нищие! Вообще, Миш, конечно – ты круто поднялся. Я ожидал, что поднимешься, но что бы ТАК! Пока никого нет, давай-ка обсудим с тобой экранизацию «Звереныша». Уверен, что ты уже обдумал, какого режиссера на него поставить, так говори, не стесняйся! – Мне видится или Ричард Викторов, или Евгений Шерстобитов – подумав, выдал я. – Шерстобитов – это тот, что «Туманность Андромеды»? Ну да, точно, он. А почему именно он? Из-за того, что снимал фантастику?