Да и не сон это был, а нечто среднее между комой и… все-таки сном. Только ввел в эту кому я себя сам, как – даже и не знаю. Просто погрузился в безвременье, зная, что дома со мной ничего не случится, и что мне обязательно нужно вот так – лежать и ничего не предпринимать. Организм сам знает, что ему делать. Поднялся я к обеду следующего дня – отдохнувший, свежий, как если бы и не было ночи с пронизывающим холодом, метелью и отчаяньем, когда в голове бьется одна, единственная мысль: успеть! Иначе он – умрет! Все-таки хорошо быть молодым – быстро восстанавливаешься. Не как пятидесятилетний контуженный ветеран. Первым делом пошел в душ и аккуратно, стараясь не намочить повязки, как мог – помылся. Терпеть не могу несвежего тела, и если есть возможность, тут же смываю с себя пыль и пот. Так было всегда. Даже если на улице холод и помыться можно только, сливая воду из пластиковых бутылок. Такой вот у меня характер. Немного с придурью, ага… не терплю нечистоты. Вообще – нечистоты. – О! Ты уже встал! – уже когда я натягивал брюки в спальню ворвалась Ниночка – А мы там с Амалией обед готовим! Я ее русским блюдам учу! Сегодня будут голубцы с картошкой пюре и пирог, с вишней и яблоками! – Ну как бы это не совсем русские блюда – ухмыльнулся я – Это все ихние блюда. Особенно пирог. – Да какая разница? – хихикнула Нина – И вообще, сегодня у нас будут гости! Пока ты спал – позвонил Страус и сказал, что приедет и кое-кого привезет. Так что давай, приводи себя в порядок, и выходи. Зарос щетиной – ужас чего! – Что с Пабло? – пустил я поток ниночкиного красноречия в иное русло. – Все хорошо с Пабло! Даже не чихнул от простуды! Раны не опасные, жизненно-важные органы не задеты. Очнулся, разговаривает, про тебя спрашивал. Очень рад, что ты не сильно пострадал. Хочет домой. Пока не отпускают – сказали, пусть хотя бы еще дня три полежит, а там уже можно и домой. Будем врача на дом вызывать. – Страховки хватило? – Хватило! С лихвой! Все перекрыли! Лежит в отдельной палате, телевизор смотрит и на жену. На жену – больше. Она у него сейчас дежурит, говорит – одного не оставлю. Так что все у нас нормально – Серхио дозором обходит, папарацци гоняет, Амалия по дому работает, все как всегда. Один ты никак не встаешь, спишь, и все тут! Я уж и лоб твой щупала – живой ли? Вроде живой. Как в летаргический сон впал! – Немного приустал, вот и отдыхал. Помнишь про богатырский сон? Ну как богатырей не могли добудиться? Вот, оно и есть. Хмм… а кого же Страус решил привезти… ох, что-то это меня беспокоит! И кстати – во сколько? Когда приедет? – Сказал – часам к шести. Чтобы ты был уже готов и вменяем. – К Пабло не успею съездить? – Да какое там! Время уже час дня, пока туда-сюда, вот и шесть часов! Пабло никуда не денется, завтра к нему съездишь. Брейся, одевайся, и самое главное – скорее приходи в себя. Похоже, Страус не так просто едет! – К шести часам закажите ужин из ресторана. Легкий ужин, без особых роскошеств. Скорее всего он будет со своей Пегги, будет Рон и… кто-то еще. Один или два человека. Лучше заказать на одного лишнего, чем кому-то не хватит. Ладно, к Пабло завтра поеду. Страус приехал без четверти шесть. Он был на своем кадиллаке, с Роном за рулем, за ним ехал темно-синий мерседес со смешными вертикальными фарами. Вот не люблю я черные и вообще темных цветов машины. Белый – это наше все! На белом не так видно грязь, да и моется он легче – сразу видно, где не помыл. А темно-синий… это просто ужасно. Это хорошо только тогда, когда за рулем твоего автомобиля сидит личный водитель, и этот водитель постоянно полирует пепелац мягкой тряпочкой. Стоит выгнать с мойки автомобиль такого цвета, как на нем мгновенно накапливается слой пыли, да такой, что кажется – авто минимум как месяц не видело мойки-полировки. Прибывшие в синем мерседесе люди явно не испытывали проблем с мойкой своего автомобиля. Они важно сидели за заднем сиденье, одетые в строгие деловые костюмы (и белые рубашки с галстуками), и на их лицах читалось полное довольство своей удавшейся небедной жизнью. Страус, как я и предполагал, прискакал вместе с Пегги, и как всегда был деловит, активен до невозможности и до отвращения бодр. – Майкл! Представляю тебе наших друзей – Джон Немирофф, один из директоров телекомпании Эн-би-си, это его помощник, Джек Руперт. О цели своего визита они сообщат сами, когда мы завалимся в твой красивый дом и усядемся за стол, чтобы объесться твоей дикарской едой. Вы, русские, любите угощать гостей так, чтобы они потом получили изжогу и несварение желудка от переедания, поэтому я заранее предупредил о нашем приезде. Да и не хотелось, чтобы ты, не дождавшись нас сбежал к своему человеку в больницу. Дело очень важное, так что нам обязательно нужно переговорить! Я пожал руки гостям, а Рон, который само собой сидел за рулем кадиллака – незаметно показал мне большой палец. Мол, все в порядке, и все будет замечательно! Вообще-то я примерно представлял, зачем они сюда приехали, и был готов к нашему разговору. По большому счету я все сказал еще на шоу Карсона, так что теперь речь должна была идти только о размере вознаграждения за поединок, ну и о подписании контракта на таковой. Так оно все и вышло. Ну, вначале мы конечно посидели за столом, отдавая должное кухне соседнего ресторана, в котором мы были уже постоянными клиентами, имея приличную скидку и за свое постоянство, и за то, что ресторан разместил у себя на «Доске почета» мое фото с моей же подписью и пожеланием процветания прекрасному ресторану, в котором я постоянно обретаю свое гастрономическое счастье. Сделал рекламу ресторану, чего уж там… за скидку малую. Справедливости ради надо сказать, что готовили в ресторане очень недурно, особенно удавались им стейки из сочной фермерской говядины. Ну и с морепродуктами проблем не было – а я их очень люблю. Кроме устриц – так и не заставил себя глотать живых ракушек. Претит это моей нежной душе. Как представлю, что несчастный моллюск медленно умирает у меня в желудке, разъедаемый раствором соляной кислоты – так и душа моя начинает страдать. Опять же – слыхал, что от такого сыроедения можно заразиться какими-то там паразитами, а к паразитам у меня отвращение с самых что ни на есть ранних школьных времен, когда учительница биологии рассказала нам о том, как один мальчик умер, съеденный изнутри глистами-аскаридами. Они у него изо рта даже полезли. А после вскрытия оказалось, что они пронизали у него всю печень. Я потом три дня спать не мог – снились преследующие меня проклятые аскариды. Спасибо умной училке! Может и врут, но рисковать я никак не хочу. Сами пусть своих устриц жрут. Говорят, что устрицы на потенцию хорошо влияют? Так вот заверяю – с этим делом у меня все очень хорошо, и даже – слишком хорошо. Как в моей далекой юности, когда только и думалось – что там у девчонок под их юбчонками. И как до энтого самого добраться. Нет, не могу сказать, что только об ЭТОМ и думалось, но… думалось, еще как думалось! И частенько. Слишком часто. Да и когда постарше стал… совсем постарше – тоже думалось. Только теперь и делалось. Иногда даже проскакивала грешная мысль – уж лучше бы импотентом быть, или как там называется? Асексуалом, вот! Ну тем, кто вообще не думает о сексе. Почему? А потому что мысли о сексе и сам этот секс слишком уж много отнимают времени и усилий. По крайней мере – у меня. Ага… я не «скорострел» и кое-чего умею. Женщины за столом были хороши. Пегги как всегда элегантна, эдакая смесь порока и аристократичной невинности, Ниночка – просто великолепна в своем коктейльном «маленьком черном платье». Оно открывало ее великолепные стройные ножки в черных кружевных чулках, и хотелось наплевать на всех и тут же оттащить ее в спальню – само собой, с самыми гнусными развратными намерениями. Кстати, я и раньше замечал, что Ниночка очень похожа на Одри Хепберн (в короткой прическе), а когда она надела это платье – схожесть двух женщин стала совсем уже очевидна. То-то мои гости поглядывали на нее со смесью восхищения и удивления. А вообще, мне думается, Ниночка гораздо красивее Хепберн, и точно ее «посвежее». Перешли к делу уже за десертом – это был торт «Наполеон», который под руководством Ниночки испекла наша Амалия. И это был великолепный торт! У Амалии золотые руки, определенно, а если к ним приложить еще и правильный рецепт – получается в высшей степени вкусная штуковина. Начал Немирофф, сразу «взявши быка за рога» в лучших русских традициях. Нетрудно было догадаться, что Немирофф потомок русского эмигранта, попавшего в Америку после гражданской войны. Это мы выяснили за ужином – я поинтересовался происхождением такой определенно русской фамилии моего гостя, тот и рассказал мне историю отца-белогвардейца, чудом убежавшего из занятого красными Крыма. Ничего особо интересного, кроме одного – офицер оказался поумнее своих соратников и вовремя свалил в Турцию, откуда уже окольными путями добрался и до Америки. И видимо не пустой добрался – сумел кое-какие деньжата с собой прихватить. Так что и выжил, и женился здесь достаточно выгодно, и сына сумел в университет престижный пропихнуть. Ну что сказать… повезло! Подумалось, что Немироффа скорее всего прислали ко мне на переговоры именно потому, что у него имелись русские корни – мол, два русских легче найдут общий язык. Вот только глупости все это – какой, к черту, он русский? Если родился в Штатах от американки ирландско-немецкого происхождения, и Россию в жизни видел только на картинке? Только отец русский, да и тот… эмигрант. А эмигранты нередко дико не любят Россию за то, что она исторгла их из своего чрева. И ненавидят все русское. По крайней мере – так частенько было в 2018 году. Впрочем, как оказалось, Немирофф неплохо говорит по-русски, уважает русскую кухню, смотрит русские фильмы, любит русскую литературу и считает русских женщин самыми-пресамыми красивыми в мире. А еще – читал мои книги и является моим ярым фанатом. Вот тогда я и понял – почему именно его ко мне и заслали. Правда ли он любит мои книги, я не знаю, но подсознательно настроился к нему гораздо более…хмм… лояльно. Нет, а кто устоит, если человек так яро нахваливает твои книги, утверждая, что ты являешься светочем литературы вселенского масштаба? И знаешь, что это все брехня и лесть, а все равно приятно! Человек слаб-с… – Майкл… Михаил! – начал Немирофф, а вернее Немиров свою речь – Мы связались с вашим литературным агентом, попросили, чтобы он вывел нас на… в общем – чтобы он нас с вами свел. Речь пойдет о вашем будущем бое с Мохаммедом Али, он же Кассиус Клей. Если, конечно, вы не передумали. Не передумали? – Нет, не передумал. – Отлично! Тогда нам бы хотелось уточнить – каковы будут ваши условия участия? И каким вы видите этот поединок? По каким правилам он будет происходить? – Я уже озвучивал. Мне что, повторить? – Очень нужно – повторить! – Немиров достал из сумки стоявшей возле ножки стола (я давно обратил внимание на сумку, но не спрашивал, что это такое) небольшой репортерский катушечный магнитофон, спросил – разрешите воспользоваться? Я потом перепишу на бумагу, просто так будет быстрее и удобнее. – Да, но проблем. Пишите. Итак, что вас интересует? – Ваши условия. Каков с вашей точки зрения должен быть приз? – Три миллиона долларов победителю. Миллион – проигравшему. – Каковы правила боя? Вы что-то говорили про то, что никаких правил не будет? Бой без правил? – Правила будут. Я пересмотрел свое решение. Ну в самом деле, не гладиаторские же бои нам устраивать? Закон этого не разрешает. Не могу же я калечить Клея? Или убивать его? Правила таковы: не будет ударов в пах. Никаких разрывов естественных отверстий. То есть – не рвать рот, не выкалывать глаза, не протыкать живот и не вытаскивать кишки. – Что?! Вытаскивать кишки?! – Немиров и все, кто сидел за столом дружно хохотнули. Кроме Ниночки, которая тревожно на меня посмотрела. Она-то все восприняла всерьез. И не зря… – А что вас так удивляет? – я невозмутимо пожал плечами – Знаете, что такое панкратион? Если не знаете, поясню: был в Греции такой вид борьбы без правил. Помесь борьбы и бокса. Два грека раздевались догола, обматывали руки сыромятными ремнями, и бились, пока один из противников дальше не мог вести поединок. Примерно, как в боксе. Только в отличие от бокса в панкратионе можно было делать практически все. Выбивать глаза. Ломать пальцы. И вот – один из бойцов сложил пальцы руки «лодочкой», ударил противника в живот и пробил мышцы, воткнув руку в брюшину. Затем подцепил кишки несчастного и выдернул их наружу. Противник умер. – Какой ужас! – охнула Пегги, Ниночка тоже прикрыла округлившийся рот ладошкой – И ему присудили победу?! – Нет. Его дисквалифицировали, так как нельзя пробивать брюшину и вытаскивать кишки. Панкратион штука жесткая, но все-таки не война. Победу присудили убитому, и даже поставили его статую в пантеоне героев-олимпийцев. А нарушителя правил прогнали, заклеймив позором. Вот такая история. – И что, вы можете вот так: убить, выдернув кишки? – недоверчиво спросил Немиров. – При определенных условиях – могу. И не только кишки. Потому правила это запрещают. – Майкл убил одного из уличных бандитов, вырвав ему глотку – ласково улыбаясь пояснил Страус – Так что может. Он вообще – много чего может! – Еще – нельзя ломать пальцы и другие суставы. Как я уже сказал – не калечить. – Но так вам будет практически невозможно победить Клея! – вмешался помощник Немирова – Вы же знаете, насколько он силен как боксер! – Ничего, как-нибудь справлюсь – усмехнулся я – а не справлюсь, значит, так тому и быть. – А сроки? Когда вы сможете выйти на бой? Вы ведь ранены. – После нового года, где-нибудь в конце января. А что с Клеем? Он согласен на бой? – Предварительное согласие получено, условия обсуждаются. Мы составим договоры на участие, и вы их подпишете. – За меня договор подпишет мой агент господин Страус – пожал я плечами – от заведует рекламными акциями, а этот бой можно счесть именно рекламной акцией. Ведь кроме приза, канал может продавать и право на копирование трансляции боя, ведь так же? Кроме того – вполне вероятно, что проигравший пожелает устроить бой реванш – и это обговорит с вами мой агент. Мне нужно книги писать, а не с договорами бегать. Моя профессия – писатель. – Конечно! – Страус лучился довольством, сиял, как уличный фонарь – мы все обсудим, и я уверен, что придем к взаимовыгодному соглашению! Завтра же мы сядем за стол переговоров, и все обсудим! – Господа! – начал я озвучивать то, что вдруг пришло мне в голову – скажите откровенно: у вас оплачиваются идеи шоу? – Идеи шоу? – Немиров удивленно поднял брови – А какая именно идея у вас есть? – Стоп! – Страус довольно хохотнул – ха ха! Молчи Майкл! Парни, все идеи Майкла обязательно превращаются в золото! Потому разговаривать о его идее мы будем только после того, как я обсужу ее с моим клиентом! Согласен, Майкл? – Согласен – пожал плечами я – Идея такая, что лет на двадцать точно выведет эн-би-си на первое место в рейтинге телекомпаний. А может и на большее время. Идея – просто… хмм… стопроцентно верная! Беспроигрышная! Но я хотел бы иметь с нее свой гешефт. – Все! Молчи, Майкл! Все будет замечательно! Все устроим! – Страус довольно кивнул головой – Так я и телепродюсером сделаюсь с твоей помощью, а? Мы сидели за столом еще около часа. Потом гости быстро свернулись и отправились восвояси – и я облегченно вздохнул. Голова разболелась, плечо ныло… не до посиделок мне сейчас. Отдохнуть надо. Грех признаваться, но после ужина я только лишь дополз до постели и рухнул на нее, забывшись тяжелым сном. Мне было не до секс-игрищ с подружкой. Даже если она выглядела так потрясающе. Проснулся на следующий день в десять часов утра. Плечо почти не болело, голова свежая, ясная, так что решил освободиться от повязки и нормально вымыть голову. Как и все свое многострадальное тело. Немного пострадал, отдирая повязку от шва на голове, но не закровило и я был доволен видом быстро заживающей раны. Вернее – уже рубца. Швы потом выдерну, и все будет в порядке – шрамом больше, шрамом меньше, делов-то. Красноты уже почти нет, хороший шов. Уж чего-чего, а в этом я разбираюсь. То же самое и предплечье – нормальный шрам, неплохо подживший. Даже слишком хорошо подживший для меньше чем двух дней после ранения. Похоже, что странный процесс омоложения моего организма включал в себя и ускоренные регенерационные процессы. Что, впрочем, укладывалось в некие рамки теории. Организм омолаживается, обновляется, а значит – гораздо быстрее заживляет раны, приводя систему в некий усредненный статус. Вернее, так: организм статичен – он омолодился до определенного уровня и находится в нем, поддерживая устойчивое равновесие. Ранение – это толчок в сторону изменения статуса организма, и сразу же включается механизм омоложения, отбрасывающий систему в сторону точки равновесия. Что это за механизм, сколько он еще будет действовать – я не знаю. Вероятно, (это уже чисто мои домыслы), система начнет работать в прежнем режиме тогда, когда я достигну того года, который соответствует моему хроно-возрасту. Ну то есть моему организму сейчас двадцать пять лет – значит, чтобы я снова начал стареть, мне нужно прожить здесь двадцать пять лет. И дальше уже пойдет обычное старение. Если только некий Абсолют при перемещении в это время не впрыснул мне некую сыворотку бессмертия, удерживая мою систему в максимально эффективном состоянии. Ну да, гадание на кофейной гуще, но какую-то версию я ведь должен был выдвинуть? Сделать попытку понять происходящее? Хотя и есть у меня такое сильное подозрение, что все мои теории полная ерунда и понять происходящее я никогда так и не смогу. Впрочем – это меня не расстроит и особо не напрягает. Живут же люди, не зная, откуда взялся мир, как появилась жизнь, и откуда взялись на Земле люди. Придумывают свои версии, придумывают богов и атеистические теории возникновения жизни, и никто даже на йоту не приблизился к пониманию – насколько верны эти их «стройные» теории. Ибо нет никаких доказательств, а есть лишь вера и неверие. И только так.