Мы пошли на площадку для тренировок. Не на дороге же биться? Хотя в принципе разницы никакой нет – здесь такой же асфальт, как и на дороге – просто расчерчено для построений. Занятия прервали, солдаты выстроились в каре вокруг нас, создав что-то вроде ринга. – Ну что же, начинаем! – скомандовал комбат, и Коновалов чуть пригнувшись пошел на меня, выставив вперед «заштыкованный» автомат. Интересно, в брюхо будет бить, или постарается мне глаз выбить? Видно – злой парень, и крепкий. Как оказалось, он еще и быстрый. Метнулся вперед с такой скоростью, что едва не пропорол мне самое дорогое в моем организме – по крайней мере так мне сказала Ольга. Нравится ей мой орган, и считает он его очень даже ценным объектом. Сама так сказала! Я не напрашивался! Вот он и решил, что неплохо было бы меня сделать евнухом. Даже рассердил! Нет бы честно убить офицера, а он его калечить! Автомат Коноваленко уткнулся в асфальт штыком, а мой врезался ему в горло – прикладом. Если бы ударил сильнее – я бы его или убил, перебив гортань, или раздробил бы челюсть. Но зачем мне калечить бойца? Никаких долгих схваток, никакой беготни – настоящий бой скоротечен и занимает доли секунды. Вот мы бежим навстречу друг другу в атаке, вот он напал, и…мертв! Он еще и не знает, что мертв, но…мертв! Коновалов даже не упал. Он вытаращил глаза и тупо смотрел на валяющийся автомат, держась за шею и пытаясь вдохнуть воздух. Спазм, я понимаю. Ничего, раздышится. Шеей неделю крутить не сможет, а в остальном – цел и невредим. – Как-то так… – в полной тишине сказал я. – Интересно… – сказал незнакомый подпол рядом с комбатом. Видимо, его зам – а я такого приема не видел. И еще – он очень быстрый, этот ваш…хмм…Маугли! – Кто их тренировал? Лейтенант? Попробуете? – предложил я, глядя в глаза летехе. Тот выдержал взгляд, медленно отвел свой пристальный взгляд от меня и посмотрел на полковника. Тот кивнул. Лейтенант поднял автомат, любовно его огладил, отряхнул, стирая пыль, встал в классическую стойку для штыкового боя. – Готов! Я никакой стойки не принял. Просто пошел на летеху, и когда тот нанес удар – заблокировал выпад, отведя клинок в сторону и пнул лейтенанта в пах. Совсем не сильно пнул – зачем лишать его потомства? Но этого хватило. Лейтенант непроизвольно согнулся в три погибели, опершись руками в асфальт, и тогда я приложил приклад к его шее, сказав: – Бам! Покойник. И тут в лейтенанте видимо взыграло самолюбие. Ну как же, разнаряженный хлыщ, который и службы-то не видал (В таком возрасте и капитан – за что?! Протеже чей-то, точно!) – и так глумится над боевым офицером?! Он взревел и бросился на меня прямо с земли, каким-то образом преодолев болевой шок. А может я не так уж сильно ударил? Вот что бывает, когда пожалеешь противника. Хорошо хоть предупредил своим дурацким рычанием! Иначе точно бы засадил штык в почку. Я успел повернуться и встать к нему вполоборота. Штык прошел рядом со мной, разминувшись на пару сантиметром с моим многострадальным боком – был у меня там некогда порез…попортили мяско. Вот и не хотелось снова туда…штыком. Рраз! Удар по руке стволом автомата! Два! Удар в горло магазином, или как его называет обыватель: «рожком». Лейтенант валится на землю, рука его выше кисти торчит под неестественным углом. Я слышал хруст, да. А нечего кидаться со спины. Ты не моджахед, чтобы в спину бить! – Медицину сюда, быстро! – командует сквозь зубы комбат, и непонятно откуда взявшийся прапорщик бегом отправляется в сторону одноэтажного здания с красным крестом на дверях. Я ждал, что мне сейчас выговорят за сломанную руку и разбитый подбородок, но никто так ни слова и не сказал. Видимо все было настолько очевидно, что и язык не повернулся мне попенять. Прибежал мужик в белом халате поверх формы (звание не разглядел), сунул парню ватку под нос, тот вздрогнул, очнулся, его подняли и повели к медпункту. И тогда я подал голос, обращаясь к комбату: – Товарищ полковник, еще кого-то выставите? Или хватит? Комбат молчал, глядя на меня пустыми глазами убийцы. Вот сейчас бы ему пистолет, и… Или мне это просто кажется? Ну да, неприятно, облажались – какой-то хлыщ из комиссии так надругался над их подчиненными, ну так что с того? Мало ли кто может приехать? Не обязательно ведь какой-то штабной хлыщ! Сказано же – я спец, инструктор. – Не расстраивайтесь вы так, полковник – подлил масла в огонь Аносов – Маугли, он такой…ему десятерых надо сразу, тогда еще как-то можно с ним сладить, а тут…одиночный противник! Ерунда какая! – А давайте попробуем сразу десятерых? – подхватил Балу – выставьте самых лучших! Пусть намнут бока этому наглецу! – Только штыки пускай снимут – мрачно кивнул полковник, и в глазах его зажегся огонек интереса. Все-таки он был профи, а профи всегда интересно посмотреть на работу другого профессионала. – Маугли, ты согласен? – спросил меня Аносов, и глаза его чуть прищурились. Он спрашивал – смогу ли я? И я не кивнул: – Давайте. Только не десять, а двадцать человек. Все уходят с плаца, остаемся только я и они. Остальные все за периметр. Задача – попытаться сбить меня с ног или выбить оружие. Или обездвижить любым доступным способом. Слышали, бойцы? (толпа загудела) Товарищ полковник – нужны какие-то призы, чтобы у парней был стимул. А что толку – если только синяки получать? – Бойцы! Каждый, кто будет участвовать в состязании – получит три увольнительных. Тот, кто выиграет, или те, кто выиграет – получат отпуск домой на неделю, без учета дороги! Учтите – можете и пострадать, вы видели, что может быть. Но вы служивые люди, и должны терпеть боль! Добровольцы есть? Молчание. Стоят, потупили взгляды. И тут вмешалась Настя: – Трусы! Это не спецназ, это жалкие курицы! Стыдно за вас! – Я пойду! Я! И я! Я! Парни выходили вперед – злые. Кто-то бледен, кто-то красный, как рак. И правда – стыдно. Двадцать человек на одного, и они боятся! Спецназ! Тот, кто всегда впереди! Даже впереди десанта! Я кстати тоже в них разочаровался, не такого ожидал, не такого. Или они со времен подавления Чехословацкого бунта совсем выродились, или… Хотя…ведь тогда был другой спецназ. Другие люди. Состав сменился. Это же срочники. И вот их теперешнее «морально-волевое» мне очень не понравилось. Очень. И мы хотим делать ставку на этих людей?! Плохо их тренируют, очень плохо. – Мда, товарищ полковник… – услышал я негромкий голос Аносова – Мне говорили, что ваш батальон наиболее подготовлен к боевым действиям, потому вас сейчас и проверяют. Вы как образец того состояния, в котором сейчас находятся части армейского спецназа. И ладно там они не могут сладить с одним моим инструктором – с ним, если честно, никто из нас не сладит. Но они просто трусы, эти ваши бойцы. Уж извините за такую резкость. Говорю откровенно и без реверансов. Я боевой офицер, и… – Бойцы! – не дал закончить ему полковник, бледный, как смерть – Докажите, что вы не курицы. Сделайте все, чтобы победить. Иначе нам позор! Попробуйте себя реабилитировать в глазах комиссии и в наших глазах. В моих. Мне…стыдно за вас! И обещаю – ближайшие месяцы вы узнаете, что такое, когда ваш командир вас стыдится. Мне кажется, я слишком вас жалел и в вас нет боевого духа. Я его постараюсь найти. Речь была многообещающей. Похоже, меня сейчас постараются затоптать, как большевики буржуазию. – Бойцы! Сумеете меня завалить – я сам попрошу комбата каждому из вас дать отпуск! Разрешено все – как в бою! Но и вы не плошайте. Иначе больничку я вам обеспечу. Представьте – перед вами опытный и злой враг! Фашист! Гад! Пришел сделать вашу жизнь несчастливой, вас поработить а может и убить! Сделайте все, чтобы стереть меня с лица земли! Итак, остаются двадцать человек. Двадцать семь? Черт с вами – двадцать семь. Еще нужны судьи – два как минимум. Балу – ты давай. И…товарищ подполковник – вы. Следите за ходом поединка и пусть бойцы оттаскивают выбывших. Как уже сказал – штыки отстегивайте. Еще пораните друг друга… (Ольга снова хихикнула, и на полковник посмотрел на нее так хмуро, что казалось – не выдержит и обматерит) Парни собрались посреди площадки, выстроившись неровным полукругом. Я пересчитал их – не двадцать семь, а двадцать девять человек. Похоже – еще двое подошли. Семь человек сержанты – старослужащие, точно. Они в центре, это основная группа нападения. Один, рослый парень с почти гражданской прической (дембель, точно), что-то негромко напряженно говорит остальным. И я примерно представляю – что именно: «Он один. Наваливаемся толпой, хватаем, валим, и все на него гурьбой! Он ничего не успеет сделать!» Правильная тактика. Единственно возможная. Вот только я знаю, как против такой тактики бороться. – Начали! – кричит комбат, и я срываюсь с места и бегу на толпу! В последний момент изменяю направление бега, и наискось проскакиваю мимо их правого края, края их полукольца! И сходу бью прикладом в челюсть высокому худому парню! Минус один. Бегу вдоль не успевших затормозить парней, и бью в затылок следующему, внутренне сжавшись – не дай бог сломаю основание черепа! Не переборщить бы! Парень охает, останавливаясь на месте, и его тут же утаскивают с площадки двое бойцов – Балу сработал. Он все понял. А я бегу дальше – быстро бегу, в своих почти импортных берцах отрываясь от тяжело бухающих кирзачами бойцов. И как ожидалось – бойцы растягиваются вереницей, впереди оказываются трое дембелей, которые несутся стаей как три охотничьих пса. Разворачиваюсь, и на них! Отбиваю один ствол – ногой в голень парню! Нога хрустит. Перелом! Дзык! Стук! – блокирую выпад другого и втыкаю ему ствол в солнечное сплетение, уворачиваюсь от удара третьего и стволом снизу бью ему под челюсть. Минус три! Бегом! Бегом! Их еще много! Парни растягиваются цепью, чтобы не дать мне свободно бегать. Но это ошибка, и они сейчас ее поймут. Подбегаю к самому краю площадки, разворачиваюсь, и со всей возможной скоростью бегу на двоих вырвавшихся вперед парней, при этом воплю дико, яростно, как охреневший от спермотоксикоза Тарзан! – Ийяааа! Рожа у меня страшная, перекошенная, крик ужасный – кто такое выдержит? Вот и они не выдержали – отшатнулись в сторону, а я сходу двинул одного прикладом, другого стволом, задержавшись всего на секунду, и побежал дальше, зная, что сейчас парни валятся на землю, как снопы. Я точно попал, уверен. Минус два. Навстречу – аутсайдеры, те что или медленно бегают, или нарочно медленно бегают – чтобы попробовали меня завалить другие и они бы остались без синяков и переломов. Не удалось. Я успел завалить пятерых, прежде чем набежала остальная толпа. Минус пять. Итого – осталось…много. Еще много. Семнадцать. Побегаем? «Что будем делать, уважаемые кроты? Посчитаем» А мы вот – побегаем. Двое, вижу, приустали носиться, встали, продышиваясь, упершись руками в колени – вот это моя законная добыча! Щас я вам дам продышаться! Резко сворачиваю, и пока парни пытаются принять достойную позу – валю обоих – одного стволом в пах, другого ногой в голень и сверху прикладом.. Пятнадцать. Бегаем! Дышат тяжело, потные, береты свои блинообразные в карманы посовали. И правильно. Вот потому мы банданы и носим – и голову прикрывает, и не сваливается с нее головной убор. А я ничего – как огурчик! Немного взопрел, но не так, чтобы критично. Легкие работают легко, как на пробежке трусцой, сердце стучит ровно – я молодец! Годы тренировок дали о себе знать. Ну и мой молодой теперь организм, «испорченный» Гомеостазом. Хорошо быть молодым, здоровым и богатым! И плохо быть больным, бедным и старым. Просто-таки выколоть золотыми иглами в уголках глаз! Чеканный афоризм! И самое главное – новейший, ага… Дальше все продолжалось в том же духе – я бегал по кругу, менял направление, проскакивал через группы, отделившиеся от основной толпы, и валил их, как кегли. Что они могли противопоставить мне, кроме жалких попыток схватить и повалить? В конце концов, когда их осталось семь человек, бойцы встали в центре площадки, ощетинившись оружием и не тронулись с место – семь запуганных, загнанных в угол крыс. Тогда я пошел к ним, остановился шагах в пяти, и предложил: – Сейчас ляжете на землю лицом вниз, положите руки на затылок – тогда я не буду вас бить. Не сдадитесь – измордую до полусмерти, что-нибудь сломаю или вообще покалечу. Хотите быть инвалидами? Сдавайтесь! Один все-таки лег. Наплевал на честь, и лег. – Спецназ не сдается! Парни, вперед! – крикнул крепыш, невысокий, квадратный как шкаф и ринулся на меня атакующим буйволом. Я пропустил его мимо, сбив подножкой, сбил с ног его соратника справа, засадив приклад ему в живот, увернулся от третьего и пнул его в голень. Четвертого сбил автоматом, использовав силу его же замаха – через три или четыре секунды на ногах не осталось ни одного бойца. И тогда я подошел к тому, что лежал, заложив руки за голову, руки его отвел назад, пропустил через них ремень и надел ему на голову. Приказал встать и повел так, держа руку на скобе, прикрывающей спусковой крючок, время от времени изображая, будто стреляю из автомата, прикрываясь телом пленника. Довел до нашей группы, и серьезно, бросив руку к виску, доложил: – Товарищ генерал! Группа диверсантов в количестве двадцати девяти человек уничтожена! Взят один пленный! В процессе эспресс-допроса пленный назвал номер части, ее местоположение, имена командиров. Что делать с языком? – Что делать…зарезать его, не тащить же с собой? – серьезно ответил Аносов – Язык больше не нужен. Вали его! Я изобразил, что достаю нож и чиркаю по горлу несчастного парня. Тот утробно завыл, и я увидел, как по его штанам расползлось темное пятно. – Черт подери… – только и сказал командир батальона хриплым, как после похмелья – какой позор… До чего я дожил! Я отпихнул бойца, удостоверился, что не испачкался в его моче и уже нормальным голосом тихо сказал: – Не все так плохо, товарищ полковник. Энтузиазма у них хватает, спортивной подготовки тоже…умения им бы еще – цены бы не было. Я предлагаю вот что сделать: составлю подробный план тренировок, соберем ваших командиров рот – я им расскажу, что нужно делать. Мы вместе потренируемся – наша группа, и ваши офицеры. Что успею им показать за время тренировок – они выучат сами и передадут своим починенным. Те уже будут учить солдат. Пока что вы отличаетесь от общевойсковой части только лучшей спортивной подготовкой, не более того.