Часть 39 из 45 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Чекистов.
– Не чекистов, а других более сильных бандитов, которые сейчас стоят у власти! У них тоже разговор короткий! Раз – и к стенке! А вот вас, Вадим Андреевич, я просто не понимаю. Отсидеться решили? Я бы понял, если бы вы трусом были, так нет. Вы словно сам по себе стараетесь быть. В сторонке отстояться. Так ведь не получится!
– Так вы сами в сторонку себя определили. Придут наши, и я снова вернусь к своей работе. Ваши слова?
– Мои. Потому что я полицейский, но если придется порядок в Москве наводить, я не буду стоять в стороне. А вы, Вадим Андреевич, ведь больше можете. Вы совсем другой человек. Вас чекисты на вокзале взяли, а вы ушли. Вас Кистень пытался в оборот взять, а где он теперь со своей кодлой? Ой, как непросты вы, Вадим Андреевич. Я что хотел…
– Все. Спать ложитесь. Выпили, поговорили, пора и честь знать.
Под храп заснувшего Воскобойникова я разобрал и вычистил кольт. Только после этого лег спать.
Утром встал относительно поздно, если не совсем бодрым, но при этом чувствовал себя отдохнувшим. Пока приводил себя в порядок, мылся и брился, проснулся Иван Николаевич. Услышав в гостиной звон стеклянной посуды, я усмехнулся. Войдя в комнату, застал бывшего полицейского в компании с графинчиком и стопкой.
– Похмеляемся, Иван Николаевич?
– Вчера лишку выпил. Со мной это бывает. Вы как?
– Я не сильно налегал на спирт, поэтому довольно бодро себя чувствую. Я договорился с Петром встретиться в том самом трактире…
– Понял. Пойду с вами.
– Зачем?
– Вы метко стреляете, Вадим Андреевич, да и кулаками машете – будь здоров, вот только в разговоре с уголовным сбродом я получше вас буду. Уж кто-кто, а я их подлую натуру насквозь вижу.
– Вчера хотел спросить, да не стал. Кто такой Сашка Окаянный?
– Краем уха слышал, что он из новых. Вроде как бывший офицер. Месяца три-четыре как в Москве объявился. У меня теперь столько стукачей нет, как прежде. Что мне расскажут, за то и спасибо.
Не успели мы выйти на улицу, как почувствовали атмосферу крайнего напряжения. Где-то вдали разрывали воздух фабричные гудки. Люди, идущие по улице, были чересчур возбуждены.
– Белая сволочь! Контра! – раздавались чуть ли не крики со всех сторон. – Эти гады за все ответят! Давить всех золотопогонных, как вшей!
Даже не спрашивая, по отрывкам фраз стало понятно, что случилось: вчера было совершено покушение на Ленина. Я разъяснил, как мог, ситуацию все еще не понимающему, что происходит, Воскобойникову. Тот слегка поразмыслил и выдал на редкость здравую мысль:
– Господи, да сейчас большевики стрелять начнут. Не будут разбираться, а просто стрелять.
В подтверждение его слов, проходя мимо одного из дворов, услышали злобные крики и стенания.
– Контра!! Сука!! Лакейская морда!!
– За что?! Пощадите!!
Там явно кого-то били, а во двор уже стекался возбужденный и жаждущий крови пролетариат. На ближайшем перекрестке какой-то оратор в пенсне и гимназической фуражке кричал о красном мщении врагам революции, которые осмелились пролить кровь вождя всего мирового пролетариата. Его слова были затасканными, напыщенными, а в тоне слышались истеричные нотки. Собравшиеся вокруг него два десятка мужчин и женщин криками и матом поддерживали оратора.
Нетрудно было заметить, что хозяева заведений в растерянности, не зная чего ожидать от возбудившихся пролетариев. Впрочем, некоторые из них, как, например, владелец парикмахерской, мимо которой мы сейчас шли, торопливо закрывали свои заведения. Хозяин трактира, здоровый мужчина, стоявший у входа с парой половых, с тяжелым раздумьем смотрел на злой и возбужденный народ. Рядом с ним находился закрытый, причем давно, судя по потемневшим доскам, которыми был забит вход и окна, большой магазин. Судя по сбитой вывеске, этот магазин имел рисунок в виде герба Российской империи или надпись «поставщик двора Его Величества». Как мне пояснил в свое время Иван Николаевич, в прошлом году наступило страшное время, когда пьяные толпы, уподобившись дикарям, бегали по городу, уничтожая все то, что имело отношение к Российской империи.
Свободных извозчиков на нашем пути не было, а трамваи были забиты народом. В легковых и грузовых машинах, проезжавших по улице, сидели или стояли вооруженные люди. Создавалось такое впечатление, что вся Москва вышла на улицы, вот только зачем, большая часть горожан, похоже, не знала. По принципу: все идут, и я иду. Все это я отмечал мельком, на автомате, но когда трое мастеровых, которые резко сменили направление и направились в нашу сторону, они сразу получили среднюю степень опасности. Вот только оказалось, что шли они не к нам, а к ладному, крепкому парню, шедшему впереди нас. Молодой человек при виде их остановился, бросая испуганные взгляды по сторонам.
– Глянь, братцы, это Юрасов, сволочь дворянская! Попался, гаденыш! Юнкер недобитый!
Прохожие при этих криках стали собираться в толпу. Взгляды у них, при подобных словах, становились злыми и тяжелыми. Решать надо было быстро, пока толпа колеблется.
Обойдя растерявшегося парня, я быстрым шагом подошел к троице скалящей зубы пролетариев, уже готовых кинуться на парнишку. Они даже толком не поняли, что произошло, когда перед ними встал я. Бил я не в полную силу, но им хватило, чтобы, брызгая кровью, рухнуть на мостовую, воя от боли. Толпа на миг опешила, но уже в следующую секунду на меня бросился с крепким матом и запахом перегара здоровый мужик в выцветшей гимнастерке и сразу покатился со сломанной рукой по земле, крича от боли. Я сделал шаг вперед, выхватывая из-под пиджака кольт, и сразу краем глаза заметил, как рядом со мной встал Воскобойников с револьвером в руке. Только что собравшиеся люди были единым целым, злы, сильны, готовы броситься и бить в кровь, исступленно топтать ногами, но вдруг каждый из них прямо сейчас осознал, глядя в глаза человека с оружием, что именно его он сейчас убьет. Вот прямо сейчас нажмет на спусковой крючок и выстрелит. Короткая и жесткая расправа, произошедшая на их глазах, кровь и дикие крики лежащих на мостовой людей подготовили их к этой мысли. Озлобленность схлынула, оставив страх. Именно он заставил толпу отступить на шаг, затем другой, а стоило одной из женщин, не выдержав напряжения, дико закричать: «Помогите, убивают!!» – как толпа кинулась врассыпную.
Я быстро оглянулся – парня-юнкера уже не было. Спрятав оружие, мы быстро зашагали под испуганными взглядами расступающихся перед нами людей. Спустя несколько минут, по подсказке Воскобойникова, свернули в какой-то сквер, потом прошли короткой и неширокой улочкой между двухэтажными домами, на одном из которых я заметил вывеску с красным крестом «Депо медицинских пиявок». Народу здесь было совсем немного, поэтому мы имели возможность провериться и убедиться, что хвоста за нами нет.
Видя, что творится на улицах, я уже не рассчитывал встретиться с аферистом, но тот неожиданно для меня оказался на месте. Увидев нас, замахал рукой. Мы подошли, сели за стол, причем я сразу удивился свежему виду Петра, который выглядел так, словно вчера пил только один квас. К нам подбежал, стуча начищенными до блеска сапогами, половой.
– Чего изволите?
Только он отошел с заказом, как Типография, немного замявшись, обратился ко мне:
– Слушай, у нас народ в недоумении. У Кистеня что ни человек был, то зверь лютый. На них крови…
– Лишнее говоришь, – оборвал я афериста.
– Понял. Твои документы будут готовы через три дня. Есть какие-то пожелания по имени и фамилии?
– Без разницы. Только пусть будут немудреные, – попросил я. – Что с другими моими делами?
– Не могу так быстро, к тому же вы видите, что сейчас делается, – он наклонился вперед и тихо сказал: – Сейчас у нас согласовываются расстрельные списки. Представьте, там более ста фамилий.
– Что, правда? – так же тихо спросил его Воскобойников. – Сто человек? За что?
– А то ты не знаешь? Во всех газетах уже прописали. Большевики объявили красный террор в ответ на убийство Урицкого и покушение на Ленина. С сегодняшнего дня начнутся расстрелы в тюрьмах.
– Фамилию Долматов в списках не встречал?
– Не присматривался, но могу глянуть. Все равно они через нас проходят.
– Сколько?
– Да за так посмотрю, все одно через меня проходят. Увидимся через три дня. Я сейчас с трудом вырвался, работы много. К сожалению, сегодня не смогу прийти и послушать нежный голосок моей певуньи Катеньки. Передайте ей мой сердечный привет. Я пойду.
После его ухода пришел половой с нашим заказом. Только взялись за ложки, как неожиданно заговорил Воскобойников:
– Барышне не резон сюда приезжать. У большевиков, по сути, траур. К тому же вы слышали, что Петя Типография сказал: красный террор начался. Как бы беды не было. Вадим Андреевич, давайте съездим, предупредим барышню. Да не смотрите на меня так, словно вам до нее дела нет. Вон как за паренька сегодня вступились… – Воскобойников помолчал, хлебнул из стакана с квасом и неожиданно продолжил: – Знаете, поражаюсь я вам, Вадим Андреевич. Там толпа человек сорок собралась. Половина под хмельком, глаза озверелые, секунда – и кинутся, порвут на клочки, а вы вышли, в морду дали, взглядом надавили, и они сразу хвосты поджали, в бега кинулись. Сила духа у вас знатная. Вот у нас был следователь…
– Ешьте, Иван Николаевич, ешьте, а то остынет.
Кати мы дома не застали, да и, судя по столпотворению на улицах, сейчас мало кто сидел по домам. Когда шли обратно, Воскобойников купил несколько газет, в которых говорилось, что Астрахань захвачена белоказаками, а в Баку произошел военный мятеж и большевики бежали из города. Эти новости все больше нагнетали и без того тревожную обстановку в городе.
– Это что же выходит, Вадим Андреевич? Если так рассудить, то скоро Добровольческая армия на Москву пойдет.
– Не так быстро, Иван Николаевич. Генералам сначала надо свои внутренние распри уладить, а уже потом военные планы разрабатывать.
– Какие распри? У всех только один враг. Большевики… – при этом бывший полицейский агент быстро огляделся по сторонам.
Я не стал отвечать, так как этот разговор был не для улицы. Наконец, увидел извозчика.
– Нам повезло, – я помахал рукой «водителю кобылы», а когда пролетка подъехала, спросил: – Подвезешь на Тихорецкую?
– Двадцать рублей, – буркнул нахмуренный извозчик, – и деньги вперед. По-другому никак не повезу.
– Это же почему нам такая немилость? – вроде бы спокойно спросил Воскобойников, но в его голосе явно прозвучало лязгающее железо.
Извозчик это тоже почувствовал, бросил на нас внимательный взгляд и испугался. Это нетрудно было определить по излишне громким и отрывистым выкрикам:
– Да меня только сейчас отпустили эти чертовы дети! Мандатами мне в лицо тычут и кричат: релюционная не… обходимость! У меня дома трое по лавкам сидят! Их обходимостью не накормишь! Тогда они достали револьверы… А! Чего душу бередить! Господа хорошие, так вы едете или нет?
– Держи! – я дал ему деньги и залез в пролетку, а следом за мной забрался Воскобойников.
– Вот так правильно, – засовывая двадцатку за пазуху, сказал извозчик. – Раз вы ко мне с пониманием, так я к вам со всем уважением. Мигом домчу, господа хорошие!
Второй раз мы приехали к трактиру в половине восьмого вечера, думая перехватить Катю перед входом. Отпустив извозчика, разделились: Иван Николаевич остался ждать на улице, а я пересек мостовую и вошел в трактир. Народу было немного. В зале сидели парочка небольших компаний и несколько одиночек.
В одной из компаний я узнал вчерашних музыкантов. Подошел к ним. Молодые люди очень обрадовались, увидев меня. В ходе короткого разговора выяснилось, что с девушкой они не виделись со вчерашнего вечера. Так как мы собирались сорвать им концерт, о чем я не стал говорить, то когда встал, положил на стол банкноту в пятьдесят рублей в качестве компенсации.
– За что? – поинтересовался у меня скрипач.
– Играете с душой.
Пока сидел, отметил столик в глубине зала. За ним сидели блатные. Новые картузы с лаковыми козырьками, штаны, заправленные в сапоги с голенищем-гармошкой, а главное – глаза, полные настороженной злобы. Вопрос заключался лишь в одном: это просто залетные гуляют или головорезы Окаянного. В тот самый миг, когда я поднялся, встали и мимо меня прошли двое из бандитов. У одного из них, коротконогого, невысокого, но плечистого мужика, была рубашка навыпуск, подпоясанная узорчатым ремешком, а на втором, худом и жилистом, с грубым лицом, словно срубленным топором, был надет пиджак. За столом оставалось еще двое бандитов. Я вышел следом за ними со скучающим видом человека, у которого полно свободного времени. Остановился в трех метрах от них, оглянулся по сторонам, словно решая, куда идти.
– Ржавый, глянь! – неожиданно произнес коротконогий бандит. – Глянь на ту сторону! На мужика в синей рубашке! Это тот легавый, из-за которого мы с Сипатым на каторгу пошли. Вот радость-то! Я все думал, ежели встречу его, так всуну ему с ходу нож под ребро, но не до смерти, а потом покалякую с ним про жизнь нашу скорбную…
– Погоди, Рваный! У нас дело! Окаянный…
– Плевать! Мне с легавым посчитаться надо!
Бандит сорвался с места и широко зашагал через улицу, прямо к Воскобойникову. Следом за ним рванулся второй бандит, но как только я его догнал, тот, словно споткнувшись, рухнул на брусчатку. Иван Николаевич не только заметил быстро идущего к нему бандита, но и понял, что происходит. Я видел, как его рука нырнула под пиджак за револьвером, но в этот момент бандит, словно зверь, почуял что-то неладное, выхватил из кармана штанов револьвер. Вот только воспользоваться им не пришлось, так как ему в спину с силой уткнулся ствол кольта.
– Не дергайся. Иди вперед.
Однако дикая злоба, накрывшая черной пеленой его мозг, не дала прислушаться к разумному совету. Он попытался с разворотом в мою сторону вскинуть оружие, как в ту же секунду его висок проломила рукоять пистолета. Все это заняло у меня не более минуты. Обойдя труп, я быстро зашагал к Ивану Николаевичу. Тот все прекрасно понял и зашагал к перекрестку, после чего свернул за угол. В этот момент у меня за спиной раздался женский вскрик и сразу затих. Если не все прохожие сразу поняли, почему споткнулся и упал на землю один гражданин, то когда у всех на виду проламывают висок второму гражданину, все становится на свои места. А значит, пора разбегаться! Поэтому когда два бандита, услышав крики, выбежали из трактира, то кроме двух трупов подельников, лежащих на улице, никого не увидели. Улица была тихая и движение на ней слабое, а те пару извозчиков, что проезжали мимо, увидев трупы, только ускорили ход, стараясь убраться как можно быстрее с места происшествия. Зато выехавший на улочку легковой автомобиль, при виде лежащих на брусчатке тел, резко затормозил. Из него выскочило три человека в фуражках со звездочками и с наганами в руках. Бандиты, до этого крутившие головами по сторонам, вдруг поняли, что оказались под пристальным вниманием комиссаров. Попытка изобразить любопытных обывателей, которые вышли из трактира, чтобы поглазеть на трупы, закончилась тем, что один из чекистов направил револьвер на них, пока двое других осматривали трупы. Мы с Воскобойниковым сделали вид, что только что вышли из-за угла и теперь с растерянным видом стояли, глядя, как красные комиссары положили бандитов лицом в брусчатку и занялись обыском. Прошло несколько минут, как из-за угла выехал извозчик. В пролетке сидела девушка. До этого я не был уверен, что мне удастся отговорить ее от выступления, так как понял, что девушка с характером, но теперь у меня был серьезный повод.
– Катя! – крикнул я и помахал рукой.
book-ads2