Минут двадцать мы сидели в трактире, пили чай, пока старый антиквар приходил в себя. Когда он перестал хвататься за сердце, а его лицо приобрело нормальный цвет, мы все втроем отправились в… бордель, чем сильно смутили Абрама Моисеевича, так как посещение дома греха было первым в его жизни. Во-первых, он находился неподалеку, а во-вторых, у Воскобойникова и там оказались хорошие знакомые, которые нам без всяких вопросов за сотню рублей предоставили отдельную комнату. Антиквар все еще никак не мог отойти от осознания того, что только чудом ушел от неминуемой смерти. Перед его глазами до сих пор стояло запрокинутое белое лицо с отверстием во лбу и со стекающей на бровь тоненькой струйкой крови его старого подельника Савелия Кузьмина по кличке Кистень. Он знал, что совсем непрост этот клиент, но все равно пошел на поводу старого бандита, уверившего его в том, что его люди и не таких ломали. Только где теперь его головорезы и где теперь сам Кистень? Вот и сейчас глаза этого Чапаевского или Беклемишева смотрели на него холодно и безжалостно. Антиквар всегда старался держаться от бандитских разборок как можно дальше, но сейчас его подвела элементарная жадность. Упустить такой куш… Воскобойников до сих пор не мог понять, зачем я притащил с собой старого еврея, и поэтому с любопытством ждал объяснений. – Абрам Моисеевич, у нас мало времени, поэтому рассказываете нам все, только коротко и внятно. Это понятно? – дождавшись нескольких подтверждающих кивков головы антиквара, я продолжил: – Добавлю только одно: словлю на вранье – кончите так, как ваш подельник Савелий. – Савелий Кистень? – оживился Воскобойников, бросив взгляд на антиквара. Дождавшись его подтверждающего кивка головой, продолжил: – Ох ты! Просто здорово! Одним иродом кровавым стало меньше! А его правая рука Игнат Каторга тоже там был? – Господин Беклемишев или Чапаевский всех их там положил. Всю их шайку, – устало и равнодушно сказал антиквар, которого если что-то и волновало сейчас, то только его собственная жизнь. – Всю банду?! Вам цены нет, Вадим Андреевич! За этой шайкой с четырнадцатого года кровавый след тянется. Девять трупов. А Савелий Кистень… – Иван Николаевич! – Понял. Молчу. Давай, Абрам, говори. – Только давайте сразу договоримся: я говорю вам все, что знаю, а вы за это оставляете мне жизнь. Это хорошая сделка. Так я начну? – дождавшись моего кивка, он продолжил: – Все началось около трех недель назад. В Москву приехал из Англии сын богатого купца-миллионера Трофима Васильевича Табунщикова. Иван Николаевич вам подтвердит, что этот купец некогда входил в сотню самых богатых людей Российской империи. Начинал с торговли мехами, потом лес, золотые рудники. Еще расширился. Его пароходы по Волге с зерном ходили, мукой торговал, рыбой. Был он не только хорошим купцом, но и смекалистым, так как одним из первых выторговал себе право на торговлю мехами за границей. К тому времени у него подрос сын, которого Табунщиков отправил в Англию учиться языку, а чтобы тот не просто так там болтался, выкупил в Лондоне целый дом и устроил в нем магазин русских товаров. Меха, мед, лен и все такое прочее. Дела, насколько мне известно, у него хорошо пошли, хотя бы потому, что Трофим Васильевич открыл еще один магазин. Вот только после трех лет обучения его сын, Сергей Трофимович Табунщиков, влюбился в какую-то английскую девицу, да так сильно, что совсем потерял голову, а потому женился на ней тайно, без разрешения отца. Табунщиков, когда об этом узнал, сильно осерчал и потребовал, чтобы тот бросил эту девицу и без промедления приехал в Россию, иначе лишит его наследства. Все эти события произошли аккурат за пару месяцев перед самой революцией. Об этом писали в газетах, а потом случилась революция, солдатня на улицах, большевики. Будь они прокляты! Короче, мне не до того было. Впрочем, надо тут упомянуть невероятную дальновидность купца, который вдруг стал продавать свои мельницы, рудники и пароходы. Над ним еще тогда все смеялись и говорили, что он с ума сошел, раз собирается свои деньги в гроб положить. А потом большевики к власти пришли, и он оказался одним из немногих миллионщиков, которые были прозорливее других и потеряли совсем немного, пятую часть, а то и седьмую часть от своих капиталов. Теперь я перехожу к сути нашего дела. Значит, приехал сын Табунщикова в Москву, чтобы узнать, что тут осталось от его богатств, так как уже знал, что его батюшка на погосте лежит. Также известно ему было, что он официально лишен наследства, но при этом он знал, что есть деньги, которые выручил его отец от продажи земли, пароходов и рудников, и даже знал, где часть этих денег лежит. Знал он и про библию. Конечно, у вас сразу возник вопрос: откуда мне все это известно? Дело в том, что в свое время я кое-что купил у его бывшей экономки Саврасовой Пелагеи Антоновны, когда ее благодетель помер. Это она мне рассказала, как помер Табунщиков. Когда комиссары пришли забирать его имущество, купец, человек по натуре вспыльчивый и горячий, кинулся на них с кулаками и получил пулю, после чего те забрали все что хотели и уехали. Кстати, я понятия не имел о приезде Сергея в Москву, пока тот, самолично, не пришел в мою лавку. Сын купца посетовал на судьбу свою жалкую, а затем как бы невзначай спросил, не проходила ли через меня библия отца, которая дорога ему как память о родителе, чем меня весьма заинтересовал. Обратился я тогда к Савелию, у которого были свои люди в ЧК, с просьбой узнать о том, что забрали чекисты из дома Табунщикова. Так мы узнали, что часть наиболее ценных вещей купца сейчас хранится на складе ЧК, в том числе и библия, так как имела золотой оклад, усеянный драгоценными камнями. Тогда Савелий и отправил Креста на дело. Спустя пару дней вдруг неожиданно узнаем, что Креста и его людей завалили, а вещи, что были отобраны на складе, забрал неизвестно кто. Где и что искать – было непонятно, пока вы у меня не появились, а за вами – чекисты, будь они неладны. Ну, я сразу подумал, что ниточка, ведущая к вам, окончательно оборвалась, но когда вы прислали записку, что вам нужны надежные документы, я решил, что это добрый знак и у нас все получится. Вот только Кистень все испортил. Старый черт посчитал, что Сергей Табунщиков нам теперь не нужен. Узнал у него все, что можно, а затем убил наследника. Главное, мне эта старая сволочь ничего не сказал. Только перед тем, как вы должны были прийти, он мне сказал, что осталось лишь найти библию и у нас будут большие деньги. Перед самым вашим приходом я предупредил Савелия, что с вами лучше обойтись миром, так как мне уже стало понятно, что вы человек резкий и боевой. Вот только получилось то, что получилось. Те сведения, что Кистень узнал у Сергея Табунщикова, так и остались в его простреленной голове. Единственное, что могу сказать точно: то, что находится в библии, должно каким-то образом указать на номер счета в банке. Причем, но это я так думаю, не в российском, а в английском банке. – Вот вам и разгадка вашей тайны, Иван Николаевич. – Интересная история, – Воскобойников несколько раз погладил усы. – Впору роман об авантюрных приключениях писать. – Что с вами делать, Абрам Моисеевич? – спросил я у резко побледневшего еврея. – Жизнь вы свою сохранили, а вот за свое предательство еще со мной не рассчитались. – Так у вас на руках и так громадные деньги остались. У Табунщикова состояние не один миллион золотых рублей насчитывало. – У нас только бумажка с набором цифр. И это все, – схитрил Воскобойников. – А в каком банке он деньги положил, мы не знаем. – Условий вклада тоже не знаем, – добавил я. – Может, там требуется только личное присутствие владельца денег. Старый еврей задумался. Ему очень не хотелось платить компенсацию за свое предательство, тем более он так сам не считал. Это он самая что ни есть жертва, но этим жестоким людям плевать на то, что он думает. То, что этот молодой человек хладнокровный и смертельно опасный, как королевская кобра, он уже убедился, да и полицейский агент Воскобойников, которого знал полтора десятка лет, далеко не подарок. Страшно не любит он криминальный мир. Конечно, по большей части он занимался убийцами и налетчиками, которых ненавидел всем сердцем, но и других воров и жуликов тоже не приветствовал, так что жалости от него не дождешься. Раньше его матерый бандит Савелий по кличке Кистень защищал своим авторитетом, а теперь он остался один, без защиты от злого мира. Не сегодня-завтра к нему гости придут. Узнают урки, что Кистень помер, так сразу и придут. Бежать ему надо. Срочно бежать. К тому же большевики, он уже точно знал, через неделю или две выпустят новый декрет, согласно которому все магазины, комиссионные конторы и отдельные лица, производящие торговлю предметами искусства и старины, обязаны будут зарегистрироваться в течение трех дней. А после регистрации их потрошить начнут. В этом старый еврей не сомневался, так как неоднократно видел в действии лозунг красных комиссаров «Грабь награбленное!». Впрочем, к этому давно уже шло, поэтому для бегства у него все давно приготовлено. Золото, валюта, бриллианты – всего этого ему хватит, чтобы прожить три жизни, но это не значит, что ему хочется делиться с кем-либо. Исходя из всего этого, Абрам Моисеевич сейчас лихорадочно перебирал своих знакомых, которые в разное время были связаны с банками, пока, наконец, не вспомнил про Петю по кличке Типография. В свое время тот ловко подделывал векселя и ценные банковские бумаги. – Есть один человек, который, как мне кажется, сможет помочь вам в этой беде. Иван Николаевич, вы не знаете Петю Типографию? – Знать не знаю, но о нем слышать приходилось. Аферист, который подделывал ценные банковские бумаги. – Зато я его хорошо знаю, хотя по делам мы с ним не пересекались. Ох ты! Как же я раньше о нем не вспомнил! Вот память моя дырявая! Петя же в чекисты подался. Сделал себе бумаги, что при царизме за политику сидел, так они его в ЧК начальником каким-то взяли, документацию вести. Кстати, к нему можно и за документами обратиться. – Вот прямо к нему сейчас и поедем. – Как вы это себе представляете?! Прямо так и пойдем в ЧК? – возмущенно вскинулся антиквар, но встретившись со мной взглядом, сник. – Хорошо-хорошо, пойдем. Сам его вызову и сам с ним поговорю. Мы с Воскобойниковым оставались в пролетке, пока антиквар разговаривал с дежурным, а когда вышел, сразу бросил в нашу сторону многозначительный взгляд и остался ждать у выхода. Здание ЧК, как я успел убедиться, было оживленным местом, то и дело входили и выходили люди из дверей. За то время, что мы сидели, трижды подъезжали легковые автомобили, забирали вооруженных людей и уезжали. Спустя десять минут из проходной вышел нужный нам человек. Особой приметой его лица можно было назвать нос – прямой, тонкий и хищный. В сочетании с поджатыми губами и острым подбородком он придавал лицу жулика и афериста гордое и даже где-то высокомерное выражение. Судя по лицам, скупщик краденого и аферист встретились как хорошие знакомые. После нескольких минут оживленного разговора аферист бросил на нас оценивающий взгляд, потом продолжил разговор, а еще спустя пять минут они разошлись. Петя Типография развернулся и пошел к проходной, а старый еврей – в нашу сторону. – Сегодня в семь часов вечера в кафе «Бом», – тяжело выдохнул антиквар, усевшись рядом со мной. Достав платок, он снял легкую соломенную шляпу и вытер пот с лысины и лица. Его можно было понять, у него сегодня был тяжелый день. – Поехали! – скомандовал Воскобойников, который, как я заметил, держался все это время напряженно, с того самого момента, как пролетка остановилась недалеко от здания МЧК. Глава 11 На землю опускались сумерки. Владимир Ильич щелкнул выключателем, включив лампочку на рабочем столе, потом потер усталые глаза. По другую сторону стола, сидя напротив, за ним наблюдал Троцкий. – Мы закончили, Владимир Ильич? – Закончили, – ответил хозяин кабинета, затем встал, подошел к окну. Внизу, четко печатая шаг, шел взвод латышей – кремлевская гвардия. Ленин потянулся и устало зевнул. Ему было слышно, как за его спиной поднялся со своего места Троцкий. Владимир Ильич повернулся к нему и спросил: – Завтра, прямо с утра, на фронт? – Да, Владимир Ильич. Положение лучше не становится. Потеряны Царицын, Астрахань, Баку. – Я говорил сегодня утром со Сталиным. Он во всем винит военных специалистов. – Может, и так, но история с исчезновением военного руководителя, бывшего генерала Снесарева, какая-то непонятная. Взял и пропал. Бежал ли он с планами обороны Царицына к белым, как утверждает Сталин? Вопрос так и остался висеть в воздухе. Ленин, не отвечая на него, с задумчивым видом сел за стол. Переложил бумаги с места на место и только потом сказал: – Есть мнение создать комиссию, которая поможет разобраться с тем, что произошло, и решить, есть ли в этом вина товарища Сталина. – Полностью с этим согласен, – Троцкий немного помолчал, а потом вдруг неожиданно спросил: – Вас что-то беспокоит, Владимир Ильич? – Да. Беспокоит вопрос, как добровольцы сумели договориться с казаками и выступить при нападении на Царицын единым фронтом… – Пока не знаю. Разлад среди генералов, их раздробленность были нам только на руку. Кстати, у меня есть сведения, что германцы помогли белым при штурме города тяжелой артиллерией. – Даже так? Добровольцы перешагнули через офицерский кодекс чести и попросили помощи у своего врага? – удивился Ленин. – Видно, нас они считают наиболее опасным противником, Владимир Ильич. – И лестно, и страшно. Пусть Царицын и не самое важное направление, но его потеря означает соединение донской контрреволюции с казацкими верхами Астраханского и Уральского войска. Вы понимаете, что это значит, Лев Давидович?! – Понимаю, Владимир Ильич. Если генералы договорятся между собой, то получится единый фронт контрреволюции от Дона до чехословаков. Нам это совсем не надо. – Вот именно, товарищ Троцкий! Они окончательно отрежут нас от хлеба и нефти! Этого нельзя допустить! – Не допустим, Владимир Ильич! Так я пойду? – Идите, Лев Давидович, и помните: нам нужна только победа! Воздух этого заведения был просто пропитан смесью табака, дешевых духов и алкоголя. Развязные манеры на гране хамства, рифмованные выкрики с претензией на стихи, пустые глаза кокаинистов и багрово-пьяные лица пролетариев. Посетители с наслаждением купались в игриво-сексуальной атмосфере кафе. Мы шли мимо столиков, ловя обрывки разговоров. – Говорят, какая-то банда вчера ночью взяла склады красных комиссаров! Теперь в Кремле им не до жира будет! – Сейчас весь мир вразнос идет! Баронессы и князья папиросами и марафетом торгуют, а… – Недавно снял мадемуазельку, вся из себя благородную корчила. Графиня, с серебра ела, шампанское каждый день пила, а на поверку что вышло? Горничной оказалась… – Софи, ты последний номер «Синего журнала» читала? Там стихи… В воздухе плавали клубы дыма, на стенах были непонятные рисунки, чьи-то надписи и автографы. Столик, за которым сидел Типография, стоял у стены, в пяти метрах от небольшой сцены, а с другой стороны его от остального зала отгораживала стоявшая у стены большая кадка с развесистой пальмой. При виде нас аферист приветственно помахал рукой. Мы сели, и я быстро огляделся по сторонам. В трех метрах от нас, сразу за пальмой, сидела пьяная компания. Революционный матрос с самокруткой в зубах и красным бантом на груди, две размалеванные, постоянно хихикающие девицы и бледный юноша с пустым взглядом и длинными грязными волосами, ложившимися на его узкие плечи. На столе стояла пустая бутылка, четыре чашки и пепельница, набитая окурками. С другой стороны зала, напротив нас, сидела компания эмансипированных девиц с длинными папиросками, вставленными в такие же длинные мундштуки. Они пили разведенный спирт и рассуждали о закате истинной литературы. – Я так понимаю, господа, у вас ко мне есть серьезное дело, в чем меня заверил уважаемый мною Абрам Моисеевич, – внимательно оглядев нас, начал разговор аферист. – Вы мне его излагаете, я говорю вам цену, которую хочу получить. Господа, предупреждаю сразу: я не купец – торга не будет. – Петр, ты что же, другого места не мог найти? – с тихой злостью в голосе спросил его антиквар, которого сейчас раздражало буквально все. Он уже отошел от страха за свою жизнь, и теперь ему очень хотелось как можно быстрее отделаться от нас, но при этом несильно потерять в деньгах, так как знал, что оплачивать работу специалиста по документам придется ему. – Абрам Моисеевич, вы же знаете, что я – душа чувственная и лирическая. Музыку люблю. Романсы, которые из души слезы выжимают. Так вот, сегодня Катенька Московская, моя любовь и моя красавица, будет выступать. Половина тех, кто сейчас здесь сидит, пришли ради нее. Что вы на меня так смотрите? Вы что, ни разу не слышали о ней? – Мы здесь по делу, а не ради твоих сомнительных удовольствий, Типография, – зло прошипел рассерженный антиквар. В этот момент к столику подошел молоденький официант с воровато бегающими глазами. – Что изволят господа-товарищи? – Что есть? Когда официант перечислил весьма скудный ассортимент предлагаемых блюд, Петя Типография сразу заявил, что любая работа требует смазки, поэтому заказали бутылку спирта и закуску, а Абраму Моисеевичу – стакан сладкого чая и пряники. Меня удивило, что в местном меню есть еще одна позиция – несладкий чай, который стоил на шестьдесят копеек дешевле, и именно им здесь запивали спирт. Не успел официант отойти, как аферист сразу спросил: