Пока мальчишки жадно ели пирожки, при этом не забывая своего четвероного друга, я сидел на ящике. – Давайте знакомиться, – предложил я ребятам. – Давайте! – подхватил мое предложение один из младших, русоволосый пацаненок. – Меня Ванькой кличут, а его – Егоркой. При этом он толкнул локтем в бок второго паренька, который ответить не мог, так как откусил сразу половину пирожка и пытался его сейчас прожевать. Вожак назвался следующим: – Степка. Последнего беспризорного звали Дмитрием. – Меня зовите дядя Василий. Съев угощение, мальчишки какое-то время шептались, потом один из них подошел ко мне. – Говоришь, старик обязательно пойдет в трактир? Я кивнул головой. – Так я ему по пути записку суну в карман. Я ловкий, а его охранника тем временем парни отвлекут. – А как он узнает, что у него в кармане записка? – Узнает, – и мальчишка хитро мне подмигнул. В семь часов вечера Абрам Моисеевич закрывал свою лавку и шел ужинать в трактир. Как я и подумал, его сопровождал один из чекистов, а второй в это время стоял у закрытой входной двери с оружием наготове. «Грубо работают». Хозяин антикварной лавки и сопровождавший его чекист только успели перейти улицу, как сразу оказались в окружении мальчишек. Пока вожак с протянутой рукой и жалобной физиономией начал у антиквара клянчить деньги, трое других беспризорников облепили чекиста с криками: – Дяденька, купи щенка! Купи! Недорого отдадим! – Отцепись, босота! А ну кыш, стервецы! – отбивался от них чекист. Спустя десять минут после этого события я встретился с мальчишками на их месте. – Молодцы, парни. Ловко сработали. Держите пятьдесят рублей. Еще пятьдесят получите, когда принесете ответ. – Ух ты! – восхищенно произнес один из малышей, глядя на пятидесятирублевую бумажку, которую зажал в кулаке их главарь. – Теперь заживем! – поддержал его второй паренек. Их поддержал веселым лаем щенок. Спустя час мальчишки принесли мне бумажный листок, который выкинул из окна своей спальни Абрам Моисеевич. Это была записка, которую написала для меня Катя. Прочитав ее, я дал Степке сто рублей. Тот удивленно посмотрел на меня, но ничего не сказал, засунув деньги в карман своих драных штанов. – Пока, дети улицы. – Пока. До свиданья, дядя, – наперебой попрощались со мной мальчишки. – Приходи еще. Теперь мне стала понятна осведомленность чекистов в отношении меня. В записке, кроме предупреждения, говорилось, что у них есть фото, на котором я изображен с какой-то девушкой. Я помог ей – Долматова, как могла, помогла мне. «Храбрая и сильная духом женщина. Повезло ее мужу. Насчет фото все ясно. Видно, тогда на квартире, собираясь впопыхах, Таня оставила наше общее фото. К тому же не учел, что убийства голыми руками для этого времени большая редкость. Благодаря этим фактам чекисты смогли объединить эти дела». Когда я вернулся в квартиру, Иван Николаевич что-то уже готовил на кухне. Выйдя в гостиную, спросил: – Как дела? – За антикваром присматривают чекисты. Он бросил на меня внимательный взгляд, но так как я ничего добавлять не стал, спросил: – Что-то серьезное? – Это из-за меня. Мое фото есть у чекистов. Думаю, что мне пора менять свою личность и уезжать из города. Воскобойников какое-то время молчал, задумавшись, потом сказал: – Похоже, пришла пора прогуляться на Сретенку. Солдаты, горожане, нищие, беспризорники, воры – все они толкались на площади, перед Сухаревской башней. Крестьяне продавали свою продукцию прямо с телег, продавцы, сидящие в мелких торговых лавках, выкладывали на прилавках, но почти треть рынка составляли мешочники и горожане, выкладывавшие вещи, представлявшие хоть какую-то ценность. Чего тут только не было: граммофоны, пластинки, сервизы, чиновничьи мундиры и женские шубы. – Дяденька! – раздалось у меня за спиной, и я повернулся на голос. Передо мной стоял замурзанный мальчишка из компании знакомых мне беспризорников по имени Ванька. – Привет, дитя улицы. Что ты тут делаешь? – Степка привел. Кое-что из одежды и обувки будем покупать, – важно заявил мальчишка. Воскобойников посмотрел на беспризорника, потом на меня, усмехнулся и сказал: – Не знал, что у вас такие интересные знакомые имеются. Не обращая внимания на реплику бывшего полицейского агента, я спросил у Ваньки: – А где Степан? Мальчишка полуобернулся и ткнул пальцем куда-то в толпу: – Вон! Вон наша кодла! Гляди! Там, где старик в соломенной шляпе одежду продает. Видишь? Позвать? В это время вожак сам завертел головой, разыскивая потерявшегося Ваньку. Я помахал ему рукой. Он увидел меня, что-то сказал старичку в канотье, перед которым лежала куча потрепанной одежды, а затем всей командой они поспешили ко мне. – Дядька, здорово! Ох ты! И дядька тут! – поприветствовали меня беспризорники, но при этом не забывали бросать настороженные взгляды на Воскобойникова. Тут бывший полицейский агент меня удивил. Залез в карман, достал двадцатипятирублевую банкноту и подал вожаку: – Держи. Всей компании на угощение. Степан сначала посмотрел на меня. Увидев, что я согласно киваю головой, взял банкноту. – Спасибо, дяденька, – вежливо поблагодарил он Воскобойникова. У остальной компании при виде новых денег на лицах расплылись довольные улыбки. Перебросившись несколькими фразами с мальчишками, мы расстались с компанией беспризорников и пошли искать мне одежду под новый образ. После недолгих поисков я остановился на мундире железнодорожного чиновника, тем более что продавался в полном комплекте и почти подходил мне по размеру. Требовалась лишь небольшая доработка у портного. По дороге домой зашли к портнихе, знакомой Воскобойникова. После примерки сказала, что здесь работы от силы на полтора часа. Иван Николаевич вызвался дождаться переделки моего мундира и принести его домой. Попрощавшись с портнихой, я направился на квартиру с продуктами, которые мы купили на Сретенке. Положив продукты на кухне, я некоторое время стоял у окна, потом подошел к шахматам, где две армии были выстроены на доске, и в который раз полюбовался работой искусного резчика, потом мне на глаза попалась библия. Ее Иван Николаевич тоже решил оставить, так как хотел в день ангела подарить своему хорошему знакомому – священнику, с которым они любили выпить по чарочке и поговорить о смысле жизни. Только взял ее в руки, как в следующую секунду вдруг резко хлопнула входная дверь – библия тут же полетела на пол, а у меня в руке оказался кольт, направленный на дверной проем, ведущий в прихожую. Тут же в гостиную, громко ступая ногами, ввалился раздраженный и запыхавшийся Воскобойников и с ходу заблаговестил: – Да что же это делается! За мной уже как за преступником гоняются! Он кинул большой бумажный пакет на стол, вытер потное лицо платком, кинул взгляд на оружие, которое я не торопился прятать, и направился к своему любимому креслу. Расстроенный Воскобойников, даже не посмотрев, поддал ногой библию, попавшуюся ему под ноги, причем с такой силой, что та с глухим треском врезалась в стену. – Эти большевики совсем озверели! Стой! Стрелять буду! – передразнил он кого-то. – Я тебе выстрелю, сволочь пролетарская! – На вас лица нет, Иван Николаевич. Что случилось? – спросил я, одновременно прислушиваясь к звукам. – Случилось. Да еще как случилось! Иду я себе спокойно, до дома уже недалеко, завернул за угол, а тут мне навстречу патруль. Вы тут недавно говорили, что вас чекисты ищут… Ну, я в бега. Нервы подвели, Вадим Андреевич. Они за мной бегут, кричат, вот только я здесь все проходные дворы знаю. Убежал. Подойдя к окну, которое выходило на улицу, я, осторожно отодвинув занавеску, выглянул и сразу увидел на противоположной стороне улицы солдатский патруль. Все трое стояли и растерянно крутили головами в разные стороны. – Действительно. Оторвались, – я засунул кольт сзади за ремень и повернулся к Воскобойникову. – Вот только сегодня нам на улицу никак нельзя. – И нечего нам там делать. Вы как хотите, а я сто грамм для успокоения души приму, – он встал, подошел к буфету, открыл дверцу и вопросительно посмотрел на меня. Я отрицательно покачал головой. – Как хотите. Он достал графинчик, стопку и только закрыл дверцу буфета, как что-то увидел на полу и неожиданно спросил: – А что это библия здесь на полу валяется? – Это я ее выронил из рук, когда вы в квартиру вбежали, а потом вы поддели ее в сердцах ногой. – Ох, грехи наши тяжкие! Святая книга, а я ее ногой! Это как же меня сподобило! – запричитал Воскобойников, потом поставил графинчик и стопку на место, наклонился и поднял библию. Я снова повернулся к окну и посмотрел сквозь щелку между занавесями. Рабочих с винтовками на улице уже не было.