– Все свободны, – распорядился Ватрушев, – а вы, Вадим Андреевич, еще задержитесь. Мне тут предложили одного человека. Если подойдет, то поедет с вами, – он немного помолчал, потом продолжил: – Мне подтвердили то, что вы говорили о потере памяти. Может, это действительно правда, но при этом ничего не меняет. Вы должны мне вернуть мою девочку! Говорю сразу: если с ней что-то случится, я буду считать, что убийца – ты! Куда бы ты ни убежал, я тебя найду и предам лютой казни! Помни это! Ты теперь связан одной веревочкой с моей Таней! И моли Бога, чтобы она не оборвалась! Пропустив мимо себя эмоциональный всплеск хозяина кабинета, я встал. – Всего хорошего, Владимир Тимофеевич. Выйдя из особняка Ватрушева, я дошел до ворот, где меня ожидал бывший полицейский. – Так что вы хотели от меня услышать, господин поручик? – с некоторым напряжением в голосе поинтересовался у меня Лыскин. – «Так как именно я собирал на вас сведения…» Ваши слова? – Не отрицаю. Так в чем дело? Объясните… – насторожился «сыщик». – Все то, что вы собрали на меня… мне хотелось бы знать. – Это как понять? – сейчас в голосе сыщика слышалось неподдельное изумление. – Да не волнуйтесь вы так. Просто расскажите мне все, что знаете обо мне. Где жил, родственники, друзья, подруги. Чем подробнее, тем лучше. За ваше потраченное на меня время я заплачу, – с этими словами я достал из кармана пачку немецких марок. – Со всем нашим удовольствием, ваше благородие, – сразу заулыбался Лыскин. Ресторан располагался в старинном здании. Колоннада, богатая лепнина, изящная резьба входных дверей – все это говорило о солидности данного заведения. Солидный и бородатый швейцар у входа остановил меня: – Извините, ваше благородие, мест нет. – Меня там ждут. – Одну минуту. Действительно, спустя несколько минут к двери подошел метрдотель – вальяжный господин в смокинге, белой манишке и с бабочкой на шее, который окинул меня оценивающим взглядом. Судя по скуке, так и оставшейся в его глазах, мой вид не произвел на него никакого впечатления. Швейцар открыл дверь. – Разрешите узнать ваше имя? – голос был скучный и вялый. – Беклемишев Вадим Андреевич. Произнесенная мною фамилия самым чудесным образом преобразила лицо метрдотеля. На его губах сразу появилась холодная улыбка. – Прошу прощения за задержку, вас действительно ждут. Я провожу вас, господин Беклемишев. Прошу за мной. Несмотря на полноту, он довольно ловко маневрировал мимо столиков, по пути то и дело то раскланивался, целуя ручки дамам, то бросал слова приветствия старым знакомым. Зал был полон. Люди одновременно говорили, смеялись, произносили тосты, к тому же на эстраде сейчас пела, под оркестр, певица в шапочке с большим пером и в платье, усыпанном серебряными блестками. Над столами вился табачный дым. Неожиданно где-то в глубине зала выстрелило шампанское, следом громко засмеялась за каким-то столиком пьяная женщина, но все это вписывалось в праздничный шум ресторана, а вот звон разбитого стекла за моей спиной прозвучал диссонансом в этой мелодии. Резко оборвала свое пение певица, вскрикнула в глубине зала какая-то женщина, рядом со мной испуганно охнул метрдотель. Я резко крутнулся на месте, разворачиваясь в сторону входа, а пальцы тем временем уже сомкнулись на рукояти кольта. Мозг сканировал обстановку и сразу оценивал ситуацию, имеющую высокий уровень опасности. Разбитое стекло распахнутой настежь двери, рядом с которой по стене сползал бородатый швейцар с окровавленным лицом, а в зал только начинает вливаться толпа людей с оружием. Бандиты. Револьверы, обрезы и… ручной пулемет. Еще секунда, две – и они рассосутся по залу, неся страх и подавляя волю к сопротивлению! Боевой режим! Рука выхватила из-за пояса пистолет. Первый выстрел совпал с криком: – Я – Иван Шило! Всем… Хлопнувший в тишине выстрел оборвал речь главаря. Он еще только стал заваливаться на пол, как пулеметчик, а следом за ним какой-то бандит, быстрее других среагировавший на меня и выбросивший в мою сторону руку с наганом, получили по пуле. Дальше я стрелял уже в толпу растерявшихся бандитов, столпившихся на проходе, при этом стараясь ранить, а не убить. Плечи, грудь, живот. Прекрасно зная из своего опыта, как ударят по нервам остальных бандитов истошные крики раненых, заполняя их сердца и умы страхом, а значит, выдавливая из их голов реальное понимание ситуации, я расстрелял до конца всю обойму. Так оно и случилось. Крики раненых, умолявших не бросать их, только подстегнули к бегству окончательно потерявших голову бандитов. – Хлопцы!! Засада!! Тикаем!! Остатки банды, стуча сапогами по паркету, кинулись к дверям, но добежали до выхода немногие, так как неожиданно им в спину ударили выстрелы из двух револьверов. Это стреляли вскочившие на ноги два молодых офицера. Автоматически посмотрел на часы, висевшие на стене в зале. Прошло неполных две минуты с начала налета. В свое время я придумал теорию двойного времени. Два вида. Первое. Медленное, тягучее время. Оно тянется и тянется, словно резиновое, когда ты сидишь в засаде или идешь в колонне в какой-нибудь дикой глуши. Второе. Взрывное время. Его просто не замечаешь, настолько все быстро происходит. Нажал на спусковой крючок, и оно понеслось, а потом смотришь на часы и видишь, что в результате стычки или короткого боя прошли считанные минуты. Так произошло и сейчас. Я повернулся к метрдотелю. – Где столик, уважаемый? Тот посмотрел на меня ошалевшим взглядом, пытаясь понять смысл заданного вопроса, при этом глядя не в лицо, а на мои руки, которые в эту секунду автоматически перезаряжали обойму. – Столик где? – повторил я вопрос. В этот самый миг воцарившаяся после последнего выстрела тишина рухнула. Посетители все разом возбужденно и шумно заговорили. – Столик? Да-да. Извините меня, ради бога, ваше благородие. Все так неожиданно произошло, – быстро бормотал по дороге метрдотель, утратив свой величавый вид. – Идемте. Прошу вас, сюда. Мы пришли. Пожалуйста. Подведя меня к столику, за которым сидели два знакомых мне офицера и молодая красивая девушка с полудетским лицом, он замер, продолжая смотреть на меня. – Спасибо. Вы свободны, – отпустил я метрдотеля. Он кивнул головой, повернулся и, видно только сейчас окончательно отойдя от шока, кинулся к кучке продолжавших стоять в растерянности официантов. – Чего стали, раззявы! Семен, чего стоишь, дубина! Михалычу помощь окажи, вишь голову ему разбили! Тимка, звони в больницу и в комендатуру! И как можно быстрее уберите отсюда всех этих душегубов! – Господа и прекрасная дама, добрый вечер! – короткий кивок головой и щегольской щелчок каблуками тело выдало само, на автомате. – Беклемишев Вадим Андреевич. Не имею чести вас знать, прелестная дама, но уже рад нашему знакомству. – Надежда Михайловна Доморацкая, – нежным голоском произнесла девушка. – Я тоже рада знакомству со столь мужественным и хладнокровным офицером. Умеете вы, Вадим Андреевич, производить впечатление на девушек. Причем ни испуга, ни особого волнения в ней не чувствовалось, за исключением легкого румянца на щеках и учащенного дыхания, да в глазах плясали озорные чертики. Словно все, что сейчас произошло, ее возбудило. – Это я от испуга, поверьте мне, Надежда Михайловна. Как увидел… Меня прервал неожиданно раздавшийся громкий голос метрдотеля: – Господа и дамы! Ресторан в качестве извинения за этот инцидент дарит каждому столу бутылку шампанского! – Садитесь, поручик, – пригласил меня подполковник. Сев, я бросил взгляд на стол. В середине стояла селедочка, обложенная лучком и политая маслом, а по бокам – несколько тарелок с закусками. Мясное ассорти, горка маленьких пирожков на блюде, грибочки, квашеная капустка, огурчики. В центре – графин с водкой и бутылка вина. Не успел сесть, как из глубины зала раздался густой мужской бас: – Господа и дамы!! Предлагаю благородному обществу выпить за наших храбрых офицеров, нашу надежду и опору в битве с большевистским отродьем!! Я слегка повернул голову. В глубине зала над столиком возвышался полный, высокого роста, мужчина, державший в лапище стакан с водкой: – До дна, господа и дамы! Зал наполнился шумом отодвигаемых стульев. Вся мужская часть посетителей поднялись со своих мест и дружно выпили. Дамы, как я заметил, не отстали от мужчин, опрокидывая бокалы и рюмки. Официанты уже убрали трупы и раненых, вытащив их на улицу, и теперь один из них замывал кровь на выходе. Как я успел заметить, только небольшая часть гостей, расплатившись, покинула ресторан. Остальные посетители, возбужденные пролитой кровью, нервничали, излишне громко выкрикивали тосты, смеялись с нотками истерики. Певица, вернувшись на сцену, внесла свою лепту в общую атмосферу, запев неизвестную мне патриотическую песню: Вот вспыхнуло утро, и выстрел раздался, И грохот безумный пошел канонад, Над нашим отрядом снаряд разорвался И начался ужас, и стоны, и ад… Вот прапорщик юный, со взводом пехоты, Старается знамя полка отстоять… Как только она начала петь, в зале мгновенно наступило строгое и торжественное молчание, а кое-где женщины стали прикладывать платочки к глазам. Подполковник, сидевший напротив меня, подался вперед. – Поразительно, Вадим Андреевич. Никогда не видел подобной меткости, а главное, такого самообладания, как у вас. Михаил Генрихович много о вас рассказывал… Хотя и знаю, что полковник не склонен к преувеличению, но привычка верить всему сказанному у меня осталась в далеком детстве. Вот только теперь даже не знаю, что о вас и думать. М-м-м… Знаете, я все же решил вам помочь с документами, но только не подумайте, что это случилось из-за вашей героической стрельбы. Просто у меня сегодня был долгий и обстоятельный разговор с полковником, после которого посчитал, что, похоже, сделал в отношении вас преждевременные выводы. Если вы завтра заглянете ко мне, то думаю, нам будет о чем поговорить. – Завтра, к десяти утра, я должен буду быть у Ватрушева. Когда закончится наша беседа, не знаю. Еще. Мне, наверно, придется ехать в Царицын. – Так это просто здорово! – неизвестно чему обрадовался подполковник. – Значит, я буду вас завтра ждать, Вадим Андреевич. – Мужчины, хватит о делах говорить. Дама желает веселиться. Развлекайте! Певица словно услышала ее, притопнула ножкой и запела уже фривольную песенку: Не могу налюбоваться. Офицерик, экий плут! Так и тянет целоваться, Сами губы так и льнут… – Милая Надя, простите меня, – произнес барон, – но прямо сейчас я хочу произнести мужской тост. Во славу русского оружия! Не успел он это произнести, как из-за столика, где сидели молодые офицеры, внесшие свою лепту в уничтожение банды, раздался дружный крик молодых голосов: