– Думаю, да. Домом владеет орден эвменидов. – Тогда я вам скажу вот что: если вы и в самом деле знаете, значит, блефуете. Даже если произойдет то, чем вы грозите, они никогда не оставят такую акцию без возмездия. И возмездие будет ужасным. – Мадам, я умираю от чахотки. Полицеймейстер вот-вот лишится должности. Ни ему, ни мне терять нечего. Мадам фыркнула: – Вы молоды и доверчивы, мой мальчик. Любому человеку есть что терять. Но то, что вы мне здесь угрожаете, может означать только одно: вам что-то от меня надо в обмен на ваше молчание. Хорошо… Может быть, удастся приблизить счастливую минуту, когда я увижу ваши спины. Иногда легче давать, чем брать. Говорите, не тяните время. Что вам надо? Каждому по горсти монет из моей кассы? Доступ к моему товару? Хотите возродить память об утраченном постельном жаре? – Отсюда вынесли в портшезе труп искалеченного человека и бросили в Фатбурен. Труп был завернут в почти такую же ткань, что и у вас за спиной. Рассказывайте все, что знаете. Мадам Сакс перевела взгляд на Карделя. Увидела пустой рукав, и по лицу пробежала гримаса понимания. – А… теперь ясно. У меня недавно пропал портшез вместе с носильщиками. Двое. Один, слабоумный, явился позавчера, весь зареванный. Говорит, спать не может – кошмары мучат. Говорить он не умеет, но ему дали мел и черную доску, и он изобразил дьявола с одной рукой. Как я вижу, реальность не так страшна, как его фантазия. Но не забывайте: он идиот с рождения. Она произнесла весь этот монолог, не сводя глаз с Карделя, и снова повернулась к Винге. Карделю был знаком этот взгляд: так смотрят псы, когда их натравливают друг на друга на собачьих боях. Прежде чем броситься в бой, они словно оценивают силу соперника и взвешивают свои шансы. В своем наивном собачьем сознании они свято верят, что тот, кто на них поставил, знает, на что пошел его риксдалер. Кардель и сам играл на собачьих боях и был уверен, что понимает это развлечение. Он понимал и эту женщину. Беспощадный боец. А Винге? Тощий как скелет, больной, даже полумертвый – но глаза говорят о другом. Ни малейшего страха. Кардель уверен, что угадал победителя. Мадам Сакс нанесла первый удар. Она внезапно засмеялась, показав гнилые зубы. – Посмотрите на себя! Полутруп и калека в обносках. И еще набрались нахальства меня осуждать. Что вы можете знать про желания и привычки благородных господ? Людей, чьи состояния создавались веками, людей, на которых без малейших с их стороны усилий сваливались усадьбы, поместья и титулы. Эти люди воспитаны, чтобы властвовать. Вы хоть можете себе представить лежащий на них груз ответственности? Им нужна разрядка, и вам этого не понять. Как только они в мальчишеском сне извергнут первое семя, тут же требуют, чтобы камеристка взяла их шалунишку в руки, потерла между грудей, а потом отсосала. В пятнадцать лет их уже обслуживает вся женская половина прислуги, а в восемнадцать они портят мальчиков-пажей. И только когда перепробуют весь городской репертуар, приходят ко мне. Они уже ничему не удивляются. Они уже все перепробовали: мочились в открытые рты, били, пытали, топтали… Но я могу предложить кое-что получше. Все, что они пожелают, к их услугам. Я устраиваю вечера с неожиданностями, и многие очень рады, когда мне удается их удивить. В моем хозяйстве есть довольно примечательные создания. Те, кто внушает жалость и ужас, словно подчеркивают своим безобразием красоту моих звезд. Своим уродством, унижением, болью и несчастьем. У меня есть горбуны, карлики, двое с волчьей пастью, с водянкой черепа – самые разные уродства. Тем, кто просит платы, мы платим. Другие служат бесплатно. Это создание в мешке – одно из них. Он был моим piéce de résistance, если вы понимаете, о чем я. – Главный номер программы, – сухо перевел Винге и опасливо покосился на Карделя. – Вот именно – главный номер программы! Можно ли лучше и ярче напомнить людям о радостях и счастье жизни, чем показав существо, начисто этих радостей лишенное? Заставить их ценить каждую секунду удовольствия! Многие даже требовали, чтобы он был рядом, пока они развлекаются с девушками. Другие им пользовались, он же был совершенно беззащитен, и зубов у него не было! Они хохотали и хватали его за нос, пока он беззубым ртом жевал вставший член. И они заставляли его глотать свои извержения. Вы не понимаете, а скорее всего, притворяетесь, что не понимаете: мои клиенты правят миром! И важны ли небольшие жертвы, принесенные каким-то получеловеком по сравнению с их благополучием и хорошим настроением? И девушкам забава: когда им удавалось возбудить его единственную оставшуюся конечность, они делали то, что хотят они, а не клиенты. Винге уловил магнитное поле нарастающей ярости и положил Карделю руку на плечо. Тот уже был готов к прыжку. – Продолжайте, – кивнул он мадам. – Конечно, отпугивающее зрелище, но в нем было даже что-то красивое. Волосы, например. Молодые, блестящие, густые волосы. Он принес мне богатство и при этом не стоил ни шиллинга. А теперь скажите: разве не я должна первой горевать о его смерти? – Я должен уточнить: эвмениды владеют этим домом и одновременно являются вашими клиентами? – Само собой. Но подумайте вот о чем: знаете ли вы, что эти люди щедро отдают свои богатства нищим и обездоленным? Кто вы такие, чтобы их осуждать? Если бы не они, закрылись бы чуть не все стокгольмские ночлежки и дома призрения. Кто вы такие, чтобы их осуждать, если они время от времени позволяются себе сбросить груз огромной ответственности и немного расслабиться? – Когда появился в вашем доме этот искалеченный человек? – Как-то ночью постучали в дверь. Пришедший не назвал свое имя, но явился он с подарком: принес в мешке это существо. Сказал, что в интересах бедняги прожить отпущенные ему дни, будучи окруженным моей заботой. Заплатил за его содержание и рассказал, как с ним обращаться. Он отказывался от еды, и мы раз в день были вынуждены разжимать ему челюсти и вливать молочный суп или что-то в этом роде. Когда его услуги не требовались, мы хранили его в чулане. – Он был слеп и глух? – Глаз не было. – Мадам Сакс состроила жалостливую гримасу. – Ни глаз, ни ног, ни рук, ни языка. Ни зубов. Про уши не скажу – не видела. – В здравом уме? – Ну и вопрос… покажите мне человека, кто может пройти через такое и остаться в здравом уме? Имбецил, конечно. А вы что думали? У меня даже сомнений не было, приняла как данность. А если бы и сомневалась… Я вам говорила, он отказывался от еды? За одним исключением: поедал собственные испражнения. Как только наложит и, если никого рядом нет, тут же съедает. Кто в здравом уме такое сделает? – Что потом? – спросил Винге так же монотонно, без выражения. – Он умер, и вы решили от него избавиться? – Вы догадливы. Хоть мы его и кормили, он таял на глазах, становился все слабее, а как-то поутру испустил дух. Он пробыл у нас чуть больше четырех недель. – Но почему Фатбурен? У вас, можно сказать, под окнами Норрстрём… – Нам и раньше приходилось избавляться от неудобных… от сомнительных отходов. С годами приходит опыт. Из Норрстрёма… скажем так, отходы благополучно причаливают к галерной верфи. Какие-то подводные течения, откуда мне знать. В Болоте беднота ловит рыбу, им плевать, что рыба эта жиреет на их собственных отбросах, туда тоже не выбросишь. А в Фатбурен разве что полный идиот полезет с удочкой. И тут Винге не уследил. Кардель одним прыжком оказался рядом с мадам и единственной рукой ухватил ее за тонкую шею. Пальцы сошлись на затылке. – А ты-то сама умеешь плавать, мадам? Где пожелаешь причалить? У Корабельного острова? Или предпочитаешь покачаться на волнах Балтики? Я повидал немало утопленников, пока они еще не были утопленниками. Слышал, как они вопят в смертном страхе. Самые отпетые, и те молятся об отпущении грехов. Интересно, что ты запоешь. – Я таких, как ты, не боюсь, – полузадушенным голосом, но неожиданно спокойно сказала мадам Сакс. – Если бы я причисляла себя к живым, давно была бы в другом месте. Жила бы свободно и счастливо, вместо того чтобы копить деньги в этой клоаке, которую вы называете городом. Задыхаясь, собрала слюну и плюнула Карделю в лицо. От неожиданности он разжал руку и потянулся протереть глаза, и тут Винге успел встать между ними. – Уходите отсюда вместе с вашим одноруким истуканом, – хрипло сказала она, потирая горло. – Вас уже могила ждет, я это ясно вижу. И радуйтесь, что ваши дела с эвменидами закончены, потому что вам нечего противопоставить их власти. Сверхвласти, я бы сказала. А о том, кто принес в мешке этого… это существо, вы теперь знаете ровно столько, сколько и я, проще сказать – ровным счетом ничего. Я его не видела ни до этого, ни после… Я свое слово сдержала, очередь за вами. Темень уже окутала город. Чуть подальше, у Королевского сада, настоящая иллюминация: в Арсенале все до одного окна ярко освещены. Первым заговорил Кардель: – Когда все утрясется, вернусь и придушу эту бабу. – Она прочла это желание в ваших глазах, Жан Мишель, так же ясно, как и я, – отсутствующе сказал Винге, словно боялся спугнуть мысль. – Если вам удастся найти ее здесь еще раз, это может означать только одно: она сама решила умереть и будет только приветствовать ваше появление. Вы окажете ей услугу. Он присел на каменную тумбу коновязи и спрятал лицо в ладони. – Боюсь, мы оказались в тупике, Жан Мишель. Мне нужно время, чтобы подумать, а время… с этим товаром, как вам, без сомнения, известно, дела у меня обстоят неважно. Что-то я пропустил, что-то не заметил… и это что-то колотится в темном углу сознания, как ночная бабочка о стекло. Я ее слышу, чувствую ее присутствие, но разглядеть не могу, а определить род – тем более. Как ни пытаюсь. Кардель ответил не сразу. Перехватило дыхание, и опять, в который раз, ледяная рука стиснула грудь. Сердце колотилось все чаще, тяжелые удары отдавались в шее. Внезапный приступ страха – страха неизвестно перед чем, страха, не имеющего объяснения и оттого неодолимого. Начала, как всегда, отрастать отсутствующая рука и посылать в плечо волны свирепой боли. Ему пришлось сделать усилие, чтобы не выдать свое состояние дрожью в голосе. – Кто-то же должен знать больше! Мы еще не знаем, кто, но… Кардель отвернулся, чтобы Винге не заметил его состояние. И Винге и в самом деле не заметил – впервые за все время их знакомства, раньше он всегда угадывал, что творится на душе у напарника. На этот раз он, похоже, вообще ничего не замечал – погрузился в размышления. – Да… – сказал наконец Винге. – Кто-то должен знать. Без этого кого-то наше предприятие обречено на провал. – Вы готовы сдаться? Лапки кверху? Я правильно вас понял? Винге достал из жилетного кармана часы. В темноте стрелки почти не видны, но он сфокусировал взгляд на маленьком кружочке с секундной стрелкой, положил пальцы на шею и нащупал артерию. Сто пятьдесят ударов. И только после этого повернулся к Карделю, нетерпеливо ожидавшему ответ. – Нет. Лапки не кверху, как вы выразились. Но времени у нас совсем мало. Часть вторая Море крови Лето 1793 Искать не надо повод для питья, Без выпивки и день напрасно прожит, Вино от меланхолии поможет, Постичь поможет тайны бытия. Судьба щедра на ласки и удары, Их пережить нам лишь с вином дано. Вино! Ты юность возвращаешь старым, Веселье грустным даришь ты, вино… Увы, мы времена не выбираем,