В кино лучше — билет можно купить в автомате. У меня есть друзья любимые, но если я хочу просто жить этот день — мне не всегда для этого нужна компания. К тому же, даже когда она мне не нужна, компания всё равно образуется. В этом городе я постоянно встречаю кого-то. Слышали? Стало модно постить селфи с разводов. 104. Иду в субботу по парку: книжный фестиваль, город-курорт Казань, солнце, повсюду счастливые пары, много детей. Думаю: «Боженька, пошли мне любовника и друга, пожалуйста, без мудянки в голове — неженатого, легкого, веселого, внимательного, который не станет выносить мне мозги, а будет меня смешить и обо мне иногда заботиться». И тут из-за угла выходит Тагир. Говорит: «Смотри, я курить бросил и грудь накачал. Ну потрогай». Я трогаю Тагира за грудь, лето, солнце, парк, мимо идут счастливые пары с детьми. Я думаю: «Боженька, ну ты даешь. А можно мне еще 4 миллиона евро и чтобы не было войны? Спасибо». Свидание с Тагиром на этой неделе. 105. Мудянка — это как мудизм (приступы), но хроническое, а не «всё навалилось, и я не выдержал, вел себя мерзко, мне стыдно, прости». Мудянку обычно заметно по лицу: недовольное такое лицо (называется «сложные щи»), и в твоих проблемах виноват другой, и решать их ему, и все должны непременно пострадать от твоего плохого настроения. Мудянка не наследственна, чаще всего смертельна — в редких случаях мудянку лечит психотерапевт (обычно страдающие мудянкой не обращаются за помощью – и даже избегают ее). 106. Блондинку сделайте Он был весь как обещание какой-то другой жизни. У меня был парень Айрат — немногословный коренастый татарин, со сломанным носом, бывший боксер. Держал полулегальный бизнес — игровые автоматы. Мама его в шутку (всё о моей матери) за глаза звала «Айрат-банкомат». У всех моих ухажеров были тайные прозвища. Ну, как тайные. Старший брат Руслан называл их по маркам автомобилей, на которых они ездили. Тогда в ходу были городские телефоны, и Руслан кричал из другого конца квартиры: «Иди! Тебя к телефону, Лада-Калина!» Но Айрат был другой: он ездил на новой бэхе, выходил из машины и сам поднимал шлагбаум — руками, если ему куда-то не поднимали шлагбаум. Я запомнила, как он однажды разозлился, и мы ехали слишком быстро — и стояло такое время года, когда в полях горит трава. И мы ехали, и он злился, и по обе стороны от трассы трава горела. Он был весь как обещание какой-то другой жизни — опасной, захватывающей. Оказался женатым человеком — мне об этом сообщили его друзья как-то на даче, невзначай, за разговором типа: «А это где было? Это у Айрата на свадьбе было. Классная свадьба была!» Я сделал вид, что не заметила — он это очень оценил, сказал: меня уважает, и я умная — ужас, а Эльвира — змея и специально это сделала, чтобы нас поссорить. Он звал меня «Радмильчик». Купил мне мой второй в жизни мобильник — раскладушку «Самсунг»; у меня его потом в Питере отобрали. Однажды Айрат на меня смотрел дольше обычного, будто хочет что-то важное сообщить, и сообщил: «Всё в тебе хорошо, но волосы эти твои черные… Я тебя… боюсь, понимаешь, из-за этих черных волос». Я подумала, ну, боится человек. Что теперь? Всё остальное-то во мне хорошо — надо чуть-чуть дожать, дотянуться до солнца. Он меня в салоне красоты оставляет и говорит: «Блондинку сделайте — через час заберу». Девочки вокруг собрались, смотрят на меня и на него и осторожно так рассуждают: «Ээ. Вообще-то это невозможно. У нее такое лицо. Нельзя ее блондинкой — ну, или надо в несколько этапов, высветлять по тонам, постепенно»… «Надо сегодня», — оборвал их сомнения Айрат, и девочки приступили. От одного запаха этой краски можно было прийти в себя, но я не пришла. Краску нанесли. Через 10 минут она начала адски жечь мне голову, будто меня опустили в контейнер с кислотой вниз головой. «Смывайте!» — сказала я. «Сейчас нельзя, голова будет зеленая!» Краску я смывала себе сама. Корни волос были ярко-желтыми, концы землянисто-зелеными, а по длине градиентом от медного в кукурузный переливался мой новый цвет. Я выглядела как футболист японской команды во время чемпионата мира. Я села. «Красьте заново». Я терпела, цвет немного удалось сгладить. Когда всё было готово, я стояла перед зеркалом — восточное лицо, черные брови, желтые волосы. Я думала: вот как это происходит — я только что выжгла себе мозги, теперь я тупая. Мне хотелось рыдать, и я не сдерживала себя. Айрат приехал и был доволен, и говорил: «Ну вот же вот, другое дело». Мы расстались через три месяца, по другой причине, но в целом уходить можно было уже тогда. Волосы я покрасила обратно тем же вечером, дома, маминой краской оттенка «баклажан». Получился красивый насыщенный малиновый цвет. 107. Греби Люди, мы не понимаем друг друга. В космос летаем, а говорить не научились. Чем дальше, тем очевиднее: никто не умеет жить, никто не знает, как правильно строить отношения. Нам бы поговорить — но никто не разговаривает. Думаешь, понял — но понял как-то по-своему, сам. Дошло до слез — оказалось, показалось, и пока стоял на своем, стало ясно — не там стоял. Когда наступит последний час, и не сможешь терпеть, и разверзнется рот, и оттуда вывалится (сначала язык, потом мозг, за ним — сердце) обида на женщин и мужчин, мир и войну, детей и взрослых, — тогда ты скажешь. Скажи сейчас? Давай я скажу (а ты ему передай): «Я вообще тебя не понимаю, чувак». Или не надо? Думаешь, всё тут ясно и так? И петух так же думал. И лягушка не заметила, как сварилась, — медленно нагревалась вода. Ей казалось, становится только теплее. *** В Казани лето стоит (в горле как ком и вода). Город классный — в России, думаю, это самый классный город сейчас (всем привет и приезжайте на выходные). У меня в Казани два свидания: с соседом Женей и с Тагиром. Гуляла по городу, записала за друзьями: Юля: — Все знают, как сбежать. Никто не учит, как справиться. Как пройти трудности и сохранить уважение друг к другу? Миллионы книг и шоу, в которых тебя научат уважать и ценить себя и идти дальше, если тебя не устраивает что-то в партнере (свайп, следующий), но как преодолеть, соединиться в этом преодолении, стать ближе и сильнее внутри трудностей? Ксения: — Я вчера была в гостях у гей-пары — и знаешь, настолько традиционной семьи я не видела давно, несмотря на то что мы живем с тобой в Татарстане. Один работает, другой разминает ему плечи — «устал?», один говорит с нами о политике, другой стоит у него за спиной, и я к нему обращаюсь и говорю: «Ну, а ты как считаешь?», а он отвечает: «Знаешь, если честно, мне вообще всё равно; хочешь еще вина?» Булат: — Света собирает деньги в фонд, они помогают ВИЧ-положительным. Говорят, ее муж специально заразился, чтобы жить с ней одинаковую жизнь, вместе лечиться, вместе справляться со всем этим. Вряд ли потому, что она ему говорила: «Тебе меня не понять». Шамиль: — Начальник тюрьмы тут проворовался, слышала? Построил коттедж себе прямо на территории тюрьмы — представляешь? Золото, вензеля, джакузи. Стало известно, его осудили и посадили, конечно же. Стали думать, что делать с коттеджем — кто-то предложил отдать его детям. Ему говорят: «Идиот! Это же на территории тюрьмы». Рамиль: — Четыре тысячи человек освобождается из тюрем Татарстана каждый год. Шамиль: — Может быть, там твой муж? Все: — Ха-ха-ха. Рамиль: — Им нужна реабилитация после — помощь в том, чтобы адаптироваться к обычной жизни, найти работу, начать общаться с другими людьми. Этим мы занимаемся. Тимур: — 90 процентов благотворительных акций — мошенничество. Мы занимаемся как раз искоренением мошенничества в этой среде. Я: — Ты крутой! Карина: — Поужинаем, может быть? Нет? Ну ладно, планы так планы. А я ужинаю с курткой. Наташа: — Ты же понимаешь, да ведь, что всё можно преодолеть — ВООБЩЕ ВСЁ — если есть любовь. Я: — Да. *** После плохого вечера (секрет есть секрет) перед самым рассветом мы сидим у озера — на высокой траве, в самом сердце города, и слышим, как откуда-то из темноты по воде разносится голос — и ему отвечают тут, совсем рядом, с берега. Иногда голос пропадает, тогда с берега кричат громче, и голос, словно очнувшись, отвечает снова. Мы всматриваемся и не можем поверить: это большое озеро, вообще-то, по нему в Волгу раньше ходили суда — плывет человек, без лодки, сам. Он рычит, выкрикивает что-то неразборчивое (ясно, что он пьян). — Гладких! — кричит ему кто-то с берега. Человек не отвечает.