Пацан только рукой махнул. – Да можешь даже не искать. Он на ханку плотно подсел, всем кругом должен. – Там ещё одна тема есть. Край надо с ним пересечься. – Ну… – задумался Санёк. – Карбид обычно на хате у Глухаря зависает. Старика знаешь из пятиэтажек, вечно в шапке-ушанке и с палкой ходит? Я кивнул и уточнил: – Ближняя пятиэтажка с той стороны, да? – Она. – Спасибо, выручил. – Я пожал пацану руку и не удержался, спросил: – Чего вас урка лечит? Санёк негромко рассмеялся. – Да, разное втирает. Типа, надо говорить не «спасибо», а «благодарю». Работать, мол, западло, служить тоже нельзя. А тёлки – просто подстилки, у вора семьи быть не должно. Я глянул на блатного и ощутил горячее желание подойти и пробить ему пару раз с ноги. Ну что за твари такие? Хочешь воровать – так воруй сам втихую, но нет же – целую идеологию придумали, дурачкам мозги пудрить. – Залётный какой-то? – Не, из сороковой квартиры. На той неделе откинулся. – Явно ненадолго, – сплюнул я, попрощался с Саней и вернулся к «жигулям» Козлова. Как оказалось, о притоне в пятиэтажке опера знали и в моей помощи не нуждались, с чистой совестью отправился домой. Разве что перед этим капитан предупредил: – Мальцеву о подозрениях в причастности к убийству того мажора ни слова. Я специально денег за содействие по минимуму запросил, чтобы его на этот счёт успокоить. И вот ещё, это мой рабочий и домашний. Звони, не пропадай. – Хорошо, – кивнул я, сунул в карман обрывок листка в клетку и потопал прочь. А в голове будто заевшая пластика вертелась одна и та же мысль: «ну и зачем мне это всё»? Зачем и за что? Но – нет ответа. И не будет. В довершение всех бед ещё и поесть спокойно не вышло: кухню оккупировали дядя Петя и Борис Ефимович. И ладно бы они просто пили, но нет же – как обычно употребление горячительных напитков сопровождалось жарким спором о политике. Хорошо хоть нашёлся железный повод отказаться от налитой рюмки. – Мне в ночь сегодня, – напомнил я, накладывая в тарелку слипшиеся макароны, и – отстали, вернулись к прерванному спору. – Компартия должна быть признана преступной организацией и запрещена! – объявил Борис Ефимович. – Этим мы покажем всему миру, что покончили с тоталитарным прошлым и привержены идеалам демократии! – Борис, ты неправ! – отрезал дядя Петя. – Противно слушать! А ещё секретарь партячейки! – В прошлом! – напомнил сосед; спорщики чокнулись рюмками и выпили. – Если признаем КПСС преступной организаций, то признаем преступным весь строй, всю историю страны грязью вымажем! – выдал дядька после шумного выдоха. – А там и до этих… как их… репараций недалеко! – Вздор! Мировое сообщество оценит нашу… – Хрена лысого оно оценит! Западная цивилизация построена на колониализме и расизме! Пока мы были сверхдержавой, нас боялись и уважали. А теперь презирают! Мы нужны как рынок сбыта всякого барахла и сырьевой придаток и только! Нас не полюбят, даже если Курилы японцам подарим! – Вернём, а не подарим. – Вот только словами жонглировать не надо! Нет, всё же правильно начали подписи за отставку Ельцина собирать. Правильно! Дожили! Молока не купить! В пять утра у магазина начинают очередь занимать! Людей до ручки довели – тысяча триста средняя пенсия, тринадцать бутылок водки! Уму непостижимо! – Всё бы тебе, Петя, водкой мерить! – Ну не долларами же! – разозлился дядька. – Воспитание не позволяет! – А ты выдавливай из себя совок. По капле выдавливай! – Обрезание сделаешь, Боренька, тогда и будешь советовать! Давай! Попрощайся с наследием тоталитарного прошлого, еврей недоделанный! Борис Ефимович задохнулся от возмущения, и тут в коридоре очень вовремя задребезжал телефон; я вышел с кухни и снял трубку. – Алё? – Сергей? – послышался на другом проводе голос Мальцева. – Как съездил? – Нормально. Он… – Давай не по телефону! – оборвал меня коммерсант. – Сможешь ко мне в офис заскочить? Тут недалеко, минут десять ехать. Я посмотрел на часы и вздохнул. – Хорошо, сейчас буду. Быстро доел макароны, выхлебал кружку остывшего чая, а потом переоделся в спортивный костюм и собрал сумку со сменной одеждой. Туда же кинул пару книг из школьного курса по литературе, а вот опасную бритву после недолгих раздумий брать не стал и оставил футляр с ней на столе. – Сейчас в зал, потом сразу на работу, – предупредил я дядю и вышел за дверь. Офис Владимир Мальцев арендовал в проектном институте, директор которого оказался не столь принципиальным, как начальник Бориса Ефимовича, и под нужды коммерсантов выделил весь цокольный этаж. Я наивно полагал, будто дело ограничится одной тесной клетушкой, но легальная деятельность моего временного работодателя по размаху ничуть не уступала его теневому бизнесу. Сотрудники торговой конторы – фирмы, конечно же – фирмы! – занимали просторное полуподвальное помещение; они что-то считали на калькуляторах и печатали на пишущих машинках, кто-то беспрестанно висел на телефоне. И тут же обнаружилось чудо зарубежной техники – факс; на фоне стен с потрескавшейся штукатурной и ржавых потёков на потолке смотрелся он откровенно чужеродно. В голове невесть с чего всплыли слова из телевизора: «бартер» и «клиринг». Сам Мальцев делил отдельную комнату то ли с заместителем, то ли с помощником, при моём появлении тот сразу вышел. – И как тебе мои владения? – подбоченился коммерсант. – Это ещё не всё, во дворе склад на сто двадцать квадратов! И не пустой, между прочим! – Впечатляет, – признал я. – Всё только начинается! Видел же – мы собственные помещения отстраиваем. Будем расширять деятельность, мелких оптовиков под себя за счёт масштаба подгребём. И ещё место для производственного цеха останется. Будем… – он прищёлкнул пальцами, – диверсифицировать бизнес. Значение этого словосочетания осталось для меня загадкой, но я кивнул. – А те дополнительные поставки, – усмехнулся Мальцев, – хорошее подспорье, но не более того. Рано или поздно придётся выйти из тени, просто сейчас нарабатываем первоначальный капитал. – Круто, – признал я без всякого ёрничества, поскольку и сам бы не отказался наработать этот пресловутый «первоначальный капитал». Вот только и та полученная от Геры тысяча до сих пор икается, и деньги, обещанные Мальцевым, какие-то ни разу не лёгкие получаются… Владимир посмотрел на меня с нескрываемым превосходством, пригладил волосы на макушке и перешёл к делу: – Так что опер сказал? Такое впечатление – у него имелись определённые подозрения на мой счёт, пришлось открыть кое-какие тайны следствия, дабы убедить собеседника в том, что двадцать тысяч ушли по назначению, а не осели в моих карманах. – Значит, Карбид? – хмыкнул Мальцев. – Знаешь его? Я кивнул. – Поспрашивай, кто ему заплатить мог, – попросил коммерсант. Ну как попросил – скорее уж задачу поставил. Мне его тон нисколько не понравилось, и я напомнил: – Козлов сам связи Карбида отрабатывать взялся. – И ты подключайся. – Владимир Мальцев достал бумажник и отсчитал десять сторублёвок, бросил их на стол. – Как обещал, за посредничество. Если что полезное сможешь узнать, накину сверху. Я отказываться не стал, молча убрал банкноты в карман. И, вроде, в прибытке – тут отщипнул, там урвал – да только в комплекте такие головняки идут, что деньгам уже даже не радуешься как-то. – Уеду из города на несколько дней, – напомнил тогда коммерсант, – буду тебе на домашний звонить. Очень прошу, контролируй Сашу! От него сегодня так несло, чуть сам не захмелел. Так нельзя. – Поговорю с ним, – пообещал я, усилием воли подавив приступ раздражения. Задребезжал телефонный аппарат на столе, Мальцев снял трубку и заулыбался. – Привет, любимая! – А после недолгой паузы он продолжил уже без всякого воодушевления. – Да, уеду ненадолго. В командировку. Ничего страшного, всё равно бы перенести на осень пришлось. Никакой спешки нет. Подожди, что? Когда? Минутку, не клади трубку! – Коммерсант поднял голову и обратился ко мне: – Опер снова Алёну в отделение вызвал. Не знаешь зачем? Я пожал плечами. – Мне он ни о чём таком не говорил. Может, из-за Карбида? Наверняка тот частенько в кафетерий заходил. – Алёна, золотце, успокойся! Всё образуется. На какое время он тебя вызвал? Ага, ты потом на работу? И освободишься в районе двух? Подожди, сейчас у Сергея уточню. – Коммерсант вновь прикрыл микрофон трубки ладонью и спросил: – Сергей, сможешь завтра около двух забрать у Алёны газовый револьвер и Михалычу его передать? Она волнуется, что его найдут случайно. У них там учёт идёт и ремонтировать что-то взялись, а домой Алёна его нести не хочет. Боится оружия, говорит. И я ещё уезжаю…