— Девочка права! — Я не хочу от вас уходить! — Мне страшно! Мне страшно и холодно! Лоу поджал губы и медленно, тяжело вдохнул. Его глаза сверкали так, словно он готов был броситься на неуступчивых пассажирок, схватить их за воротники, как котят, и пошвырять в свободные шлюпки. — Мы будем пересаживаться, — холодным, звенящим злым голосом отрезал он, пресекая все возражения, — женщины сядут в другие шлюпки, мужчины перейдут под моё начало! Лиззи отчаянно помотала головой и прилепилась к ноге Лоу ещё плотнее. — Не надо меня прогонять, — шепнула она, — мистер офицер, мне страшно… — Ничего не бойся, дорогая, — участливо склонилась над ней заботливая женщина, — я помогу тебе пересесть. Это необходимо, дорогая… ведь только подумай, эти бедняги погибают в ледяной воде… Лиззи дёрнулась, и руки её ослабли. Мэри осталась на борту: Лиззи не видела, чтобы она устремилась хоть к какой-нибудь шлюпке. Мгновения слабости хватило, дабы её успели оторвать от ноги Лоу и приподнять над бортом. Хрупкая женщина сжала её и вытянула над бортом — над холодной и гладкой, спокойно выжидающей зеркальной водой. В соседней шлюпке к Лиззи протянулись руки; ледяной воздух сонмом игл забрался к ней под юбку, и она дрогнула так, что руки её опекунши едва было не разжались. — Осторожно! — крикнул моряк в соседней шлюпке. Он вцепился в Лиззи, как в бесценное сокровище, и торопливо отступил к центру. Шлюпка накренилась, булькнула, едва не зачерпнув бортом воду, и торопливо выпрямилась. Лиззи потрясённо моргала. Она сидела на дне другой шлюпки, без одеяла и без тёплой одежды, и холод колотил её колючими кулаками по спине и в живот; злые щипцы стискивали ей ноги. Кто-то наклонился к ней и протянул трясущимися руками одеяло. В темноте сверкнули выпученные стеклянные глаза и белые зубы. — Возьми… Лиззи заклацала зубами и неловко повернулась к сердобольному пассажиру. Непослушные, негнущиеся пальцы её бессмысленно хватали воздух: она никак не могла примериться и взяться за одеяло, и даже зрение её обманывало: перед глазами её всё расплывалось и кружилось, как на бесконечной карусели. Лиззи привлекли ближе к скамье, втиснули между двух тёплых леди в пальто, и обе леди накрыли её своими юбками и одеялом. Лиззи беспокойно закрутила головой, едва кровь снова наполнилась теплом в её жилах. Разум её прояснился, и она наконец-то смогла сморгнуть тяжёлые капли слёз. Холод отступал, но не сдавался: он вился тонкими струйками под ногами, кусал за щёки, бил в глаза и обгладывал пальцы. Женщина, передавшая Лиззи в шлюпку, приподняла ещё ребёнка, и всё тот же моряк принял его на борт. Шлюпка дрогнула и затряслась, как будто готовая развалиться на части, и леди внутри завизжали. — О господи, о господи, вы нас утопите! — Осторожно! Осторожно, не сажайте больше сюда никого! — Мистер Лоу, будьте милосердны! Будьте милосердны! Лоу совсем не собирался быть милосердным. Спокойно и решительно он сказал: — Продолжаем посадку. Скорее! Но женщины никак не могли преодолеть страх перед ненадёжными шлюпками. Они неохотно поднимались со скамеек, подбредали к бортам и замирали, словно зачарованные, с выпученными обезумевшими глазами, сжимали и разжимали кулаки и звучно втягивали в себя ледяной воздух. Только одна дама, угловатая, как шкаф, тощая, как фонарный столб, и долговязая, как железнодорожная шпала, стояла чуть поодаль от других, молодцевато выставив руки, и разминала ноги, словно заправский спортсмен. Она стояла так уверенно, словно качка нисколько ей не мешала. Дама даже и не подумала о том, чтобы снять шаль, концы которой так и норовили обвиться вокруг её рук. Глаза Лоу вспыхнули недобрым огнём, и он круто повернулся к бойкой пассажирке. Не успел никто и слова сказать, как офицер грубо сдёрнул шаль с головы дамы. Лиззи прищурилась. В соседней шлюпке несколько женщин потрясённо ахнуло. — Это ведь мужчина! — залопотали они. — Мужчина, мужчина, как есть мужчина! — Что он тут делает? — Ах, негодяй! Молодой человек стыдливо сгорбился и прижал к груди шаль. Он аккуратно, неуверенно повернул в сторону Лоу голову и замер, как скованный преступник перед лицом судьи. Лоу смотрел на него полыхающими глазами, и сжатые в кулаки руки Лоу тряслись. Перед глазами Лиззи мелькнуло страшное воспоминание, и она пропищала из своей шлюпки: — Пожалуйста, не стреляйте в него! Лоу дрогнул, сжал кулаки ещё крепче и изо всех сил толкнул молодого человека в спину. Тот перевалился в соседнюю шлюпку, не издав ни звука, и женщины, что сидели кругом него, тотчас подобрали юбки и прильнули друг к другу, отстраняясь от него. Разгневанный Лоу зычно скомандовал: — Продолжаем посадку! Женщины неуклюже мялись у бортов. Теперь качка усиливалась: казалось, будто Лиззи и её соседок качает на ладони, как игрушку, любопытный ребёнок той самой модницы-великанши. Волны мягко шумели, ударяясь о борт. — Давайте, скорее! — потребовал Лоу и подошёл к одной из женщин. — Ну же! Та испуганно поглядела на Лоу, мелко закивала и прыгнула в шлюпку так, словно именно этим и занималась всю жизнь. Постепенно свободные места заполнялись. Мужчины, способные держать вёсла в руках, переходили под начало Лоу в угнетающей тишине. Сам Лоу терял терпение: он подгонял пассажирок, подталкивал их и всё повторял: — Скорее! Скорее! На одну даму, что стояла в конце очереди, Лоу и вовсе сорвался. — Прыгайте, чёрт побери, прыгайте! Никто не попытался упрекнуть его. Перепуганные и окоченевшие, пассажиры повиновались без лишних слов и без раздумий. Наконец, все они расположились в шлюпках, и Лоу замахал руками. Посадка была окончена. Лиззи с обеих боков сдавливали чужие тела, в ногах у неё примостилась худосочная рыжая девица. Женщины стучали зубами и отчаянно льнули друг к другу, белые негнущиеся пальцы растягивали на всех одеяла. Экипаж шлюпки, голубовато-бледный, трясся на носу и на вёслах. У мужчин были мрачные, вытянувшиеся, усталые лица. Их было так мало, что у вёсел то и дело Лиззи натыкалась взором на женщину. Они невозмутимо сидели, готовые к работе, словно бы в этом не было ничего удивительного. Слабый, неуверенный свет спускался с разодранного облаками холодного неба. Нос у Лиззи совсем закаменел и потерял чувствительность. Она старалась, отчаянно крутя запястьями, устроиться удобнее или уютнее, так, чтобы было тепло — но тепло это убегало от неё, тепло бросало её снова и снова. Рядом с нею кто-то звучно кашлял в кулак, одна женщина смотрела в небо застывшими глазами, и её пальцы механически двигались, будто перебирая невидимые чётки. — Спаси и сохрани нас, господи… Лоу продолжал командовать своими шлюпками. Лиззи подалась вперёд, впиваясь в него отчаянным, безумным взглядом. Лоу возвращался туда, где затонул «Титаник» — а на борту «Титаника» была Мэри. Её призрачное лицо застыло у Лиззи перед внутренним взором. Мэри грустно улыбалась ей и махала белой скрюченной рукой. Лиззи дёрнулась, как будто сотня раскалённых болванок приземлилась к ней на голову. Хриплым голосом, сильным, глубоким и звучным, как у пастора перед началом службы, она вдруг закричала: — Мистер Лоу! Её воззвание положило конец шушуканью пассажиров. Дамы рядом с Лиззи дёрнулись и непроизвольно поморщились. Лиззи медленно поднималась со скамьи, расталкивая соседок локтями, поднималась, хотя её рыжеволосая соседка по-прежнему уютно сидела у неё в ногах, согревая ступни. — Мистер Лоу! — повторила Лиззи срывающимся голосом. Лоу повернул голову и взглянул на неё. Что отражалось в этом взгляде, Лиззи не могла сказать — но этот взгляд даровал ей надежду. — Мистер Лоу! — сказала она в третий раз. — Пожалуйста, мистер Лоу… спасите мою сестру! Там моя сестра, её зовут Мэри… Джейн… Джеймс! Спасите мою сестру, пожалуйста, она ничего плохого никому не сделала, она осталась там, я знаю, я знаю, что она осталась! — Тише! — шикнули на неё. Лиззи подавилась шерстью шали и закашлялась. Её мгновенной слабости оказалось достаточно: тяжёлые, как гробы, холодные руки утянули её на прежнее место, дамы сдавили её ещё сильнее, и она даже не увидела, что Лоу ободряюще кивнул и тускло улыбнулся ей. Не слышала она и его обещания — и, как наверняка сказала бы Мэри, если бы оказалась здесь тоже, к лучшему, ведь люди далеко не всегда могли и хотели сдерживать своё слово. Шлюпка пятого помощника Лоу отошла от их борта, и вода обеспокоенно зашептала, заволновалась кругом. Старший шлюпки прошёл на нос и сухо скомандовал: — Налечь на вёсла! Шлюпки выстроились неровной цепочкой. Одна за другой они продвигались вперёд, прочь от затонувшего «Титаника» и дальше в океан, почти касаясь носами кормы соседки. Мужчины и женщины, отдуваясь, навалились на вёсла, и шлюпка, в которой сидела Лиззи, мягко заскользила вперёд. Волны раскачивали её снизу, словно чьи-то нежные, заботливые руки, но эти руки были так велики, что и самое лёгкое их прикосновение казалось сильным и страшным. Шлюпка неловко подпрыгивала на волнах, Лиззи бросило от одного плеча к другому. Шаль, что на неё набросила заботливая опекунша, почти сползла у неё с груди, и холодный злой ветер беспрепятственно жалил её, то отступая, то с удвоенной силой и яростью накатывая вновь. — Всё хорошо, милые, — шептала женщина, что отказывалась прыгать в шлюпку, и пассажирки, стуча зубами и растирая плечи, льнули к ней. Холод уже не обжигал Лиззи, а, скорее, сдавливал. Она не могла вдохнуть полной грудью: в ней как будто ширился холодный обруч. Лиззи клонила голову к плечу соседки, от которой остро пахло страхом и духами, и меж полуприкрытых век смотрела на днище шлюпки. Собственные ноги её выглядели смешными, как мёрзлые утиные лапы. Команды старшего шлюпки доносились до неё словно бы сквозь слой толстого стекла. — Не останавливайтесь! Налечь на вёсла! Шлюпка равномерно шлёпала вёслами по воде. Холод и мрак лишь сгущались вокруг них, сплетались, выпевая страшную размеренную колыбельную. Перед глазами у Лиззи повис туман. — Кто-то свистит, — заметила вполголоса дама рядом с Лиззи. — Свистит, — подтвердила рыжая девушка внизу. Лиззи ничего не слышала. Только навязчивый стрёкот, похожий на разговор кузнечиков, звенел где-то вдали. Несколько мгновений она сидела, оцепенело привалившись к чужому плечу, прежде чем вздрогнула и тут же распрямилась. Над Атлантикой попросту не могло быть никаких кузнечиков. К счастью, старший их шлюпки уже обратил на это внимание. Он хрипло приказал: — Курс на шлюпку! Теперь не могло быть никаких сомнений, что совсем неподалёку от них дрейфует именно шлюпка. Она странно сидела в воде: наполовину затопленная, только брюхо её и выступало над поверхностью океана. Брюхо это облепили, как муравьи, люди: они, согбенные и съежившиеся, балансировали по обоим бортам, чтобы удержать шлюпку от полного затопления. Человек на носу отнял от губ свисток и прокричал: — Эй! Эй, на шлюпках! — Мистер Лайтоллер! — радостно закричал старший, подавшись ближе. — Какими судьбами? Чёрт побери, да я и подумать не мог, что вы живы! А это ещё кто такой? Неужели старина Джуфин? Возле перевёрнутой шлюпки болтался ногами в воде со спокойным и невозмутимым выражением лица крепкий мужчина. Могло бы показаться, что он давно замёрз и умер, если бы открытые глаза мужчины не лучились энергией. Он даже поднял скрюченную руку и неуклюже махнул шлюпке. Чёрная вода просветлела. — Скорее подходите и снимите нас отсюда! — приказал Лайтоллер. Его губы были голубовато-бледными, как и у всех пассажиров. Шлюпки медленно, аккуратно приблизились. Малейшее колебание воды было губительно для просевшей в океан парусинки. Каждое новое движение вызывало резкую волновую рябь, которая наползала на полузатопленную шлюпку, как будто собираясь поглотить её. — Чёрт, — сказал Джуфин, — будьте так любезны, примите меня кто-нибудь на борт! Человек, командовавший шлюпкой Лиззи, опустил на Джуфина ошарашенный взгляд и несколько раз моргнул. Казалось, он сам не верит в то, что видит. — Как? — коротко спросил он и потряс головой.