— Вы не возражаете, если я закурю? — Прошу при мне этого не делать, сэр, — сказала Мэри. Лиззи одновременно с ней булькнула: — Да курите, конечно же! Господин в тёплом пальто посмотрел на них обеих всё теми же задумчивыми, немного грустными глазами и вздохнул. — Ах, жаль, — сказал он, — это был прекрасный корабль. С этими словами господин опять поправил пальто и отошёл к центру судна. Мэри и Лиззи, словно завороженные, поторопились за ним. Господин в тёплом пальто устроился в шезлонге и принялся наблюдать за небом. — Право слово, — заговорил он, обращаясь к сёстрам, — будь я на вашем месте, мои дорогие леди, я не стал бы терять времени. Ступайте к борту и просите, чтобы вас посадили в шлюпки. Их не хватит даже на половину всех пассажиров, и это меня весьма расстраивает. Такой прекрасный корабль, — он жалостливо вздохнул, переместив свой рассеянный, несколько сумасшедший взгляд на трубы, — такая конструкция, такая шумиха во всех газетах — и такая бесславная гибель! Что пропороло нам обшивку, леди, вы не помните? Кажется, айсберг, верно? Мэри растерянно кивнула. Господин в тёплом пальто горестно покачал головой. — Ах да, айсберг, — сурово сказал он, — что же ещё это могло бы быть? Какая трагедия, юные леди, но именно так и гибнут настоящие титаны. Сам господь не мог бы потопить этот корабль — но, видимо, мы чем-то прогневили его. Теперь, даже если мы вознесём молитву все вместе, бог не смилуется над нами. Мэри аккуратно отступила назад, увлекая Лиззи за собой, и над головами у них вдруг разорвался сноп голубовато-белых искр. В их сиянии господин в тёплом пальто, спокойно расположившийся в шезлонге, казался отстранённым и величественным, как античная статуя. Он прикрыл глаза ладонью и покачал головой. — Ай-ай-ай, какая беда, — сказал он совершенно спокойно, — никого не видно кругом. Такой колосс — и гибнет в одиночестве. В этом есть своя торжественная ирония. Господин в тёплом пальто повернулся к ним, и Мэри вдруг ясно увидела, что его щёки совершенно белы и трясутся, а губы стали бескровными. Лиззи зябко поёжилась. — Есть радисты! — отрубила она и отшатнулась от Мэри. — Они ведь нас спасут, за нами придут, никто не утонет! — Конечно, никто не утонет, — степенно подтвердил странный пассажир в тёплом пальто, — но всё-таки, дорогие мои леди, я чувствовал бы себя намного спокойнее, если бы вы поспешили к шлюпкам. Никто не знает, успеют ли чужие суда подойти к нам до того, как мы бесславно… опустимся на дно. Мэри вздрогнула и оттащила Лиззи от загадочного джентльмена. Когда они снова врубились в толпу и закрутились в её водовороте, Мэри потеряла из виду недавнего собеседника, но, когда волна перепуганных пассажиров вынесла её к шлюпке, углядела его снова. Чёрный силуэт растёкся по шезлонгу, как одинокая отдыхающая птица, и во мраке ночи ярко горел кончик сигареты. Мэри тут же отвернулась и подтолкнула Лиззи вперёд. На тяжёлых крепких тросах сверху спускалась, раскачиваясь и поскрипывая, маленькая шлюпка, в которую набились дрожащие женщины, дети и несколько мужчин с вытянувшимися бескровными лицами. В небе опять взорвалась сигнальная ракета, белые искры прошили густой мрак и умерли в нём. Мэри сжала руку Лиззи — та была совершенно холодной и безвольной. — Давай, Лиззи! — крикнула она сестре в ухо и толкнула вперёд. У спускающейся шлюпки дежурили двое матросов. Взявшись за руки, они обороняли посадочное место от толпы — та разбушевалась, как закипающая вода в кастрюльке. Бесчисленное множество тел ломилось вперёд, одна голова показывалась над другой, потерянно вздымались руки, кто-то плакал, ругался, сверкали зубы, наручные часы, дешёвые украшения, иные размахивали чемоданчиками. — Отойдите! Мужчины, отойдите от борта, не мешайте производить посадку! — вопили матросы. — Садятся только женщины и дети! Только женщины и дети! Совсем рядом с ними вдруг зазвенел знакомый жалобный голос. — О господи, дорогой, я не оставлю тебя! — Элен, не надо глупостей, садись в шлюпку, я подожду следующую! — кричали в ответ. Мэри потерянно завертела головой. О, вне всяких сомнений, эти голоса были ей знакомы: то спорили подруга Симоны Мэйд, супруга врача, со своим дорогим мужем. Почтенный доктор вскоре показался в поле зрения Мэри, и сейчас его едва ли можно было называть иначе, чем жалким: его борода и волосы растрепались, на сюртуке, надетом впопыхах, не хватало двух пуговиц, а воротничок безбожно смялся. Жена липла к нему и, обливаясь слезами, висла у него на шее. — Дорогой, я не могу… я не могу тебя оставить, я хочу быть с тобой… — Дорогая, не говори глупостей и садись! Садись! Садись уже! — Только с тобой… — Садись, говорю тебе! Обо мне не бойся! Мэри торопливо зашагала к ним. С дороги её то и дело сносили чьи-то тяжёлые потные тела, и не раз и не два ей приходилось изо всех сил отчаянно сжимать пальцы, потому что ладонь Лиззи вот-вот могла выскользнуть. — Мисс Джеймс! — закричала супруга врача, когда они приблизились. — Мисс Джеймс, неужели вы до сих пор не в шлюпке? — Вы тоже не в шлюпке! — прокричала Мэри. В небо взвилась и загудела, умирая в россыпи магического сияния, новая сигнальная ракета. — Где же ваши подруги? Супруга врача величественно махнула рукой. Сейчас, когда она была совсем растерянной, растрёпанной, с красными от холода ушами и кончиком носа, она выглядела не внушительно, а смешно и жалко. Её муж упрямо старался подтолкнуть супругу к борту. — Они обе сели, стоило лишь представиться такой возможности, — высокомерно отрубила жена врача, — а эта… эта Маргарет совсем забыла о женихе — бросилась в шлюпку без него, как будто её не пустили бы! Мэри прикрыла глаза ладонью: сияние искр, что породила сигнальная ракета, жалило ей глаза. — Это ужасно, — сочувственно сказала она, — но вы должны её понять… — Вот уж нет, — величественно отмахнулась жена врача, — я не оставлю того, кого люблю, до самого конца. Вам вот, мисс Джеймс, терять нечего, так что берите сестру и пробирайтесь к борту поскорее. Думаю, кое-кто наверху был бы очень рад узнать, что вы в безопасности. Врач настойчиво сжал локоть жены. — Дорогая, садись вместе с мисс Джеймс. Я никогда не прощу себе, если ты… — Нет! — раздражённо крикнула та и вырвалась. — Не надо ссориться со мной в такой прискорбный час, милый, я хочу любить тебя до самого конца, а не злиться на твою гадкую предусмотрительность… Мэри встревоженно огляделась. Лиззи прилипла к её руке и не шевелилась — только изредка посапывала красным распухшим носом. Её колотила слабая дрожь. — Удачи вам, — прошептала Мэри и легко коснулась руки докторши, — какое решение вы ни приняли бы, да смилуется над вами господь. — И над вами, — быстро ответила та. Её дыхание сбилось. — А теперь скорее! Скорее! Не теряйте даром времени, мои бедные, спасайтесь! Мэри не нуждалась в указаниях: она и сама стремилась попасть к борту — но это было сложно даже для одиночки. С Лиззи, что вцепилась ей в руку, она и вовсе не могла совладать с агоническим бурлением толпы. Её швыряло от одного человека к другому, её снова и снова били по голове, плечам, в грудь и в живот, её оглушали воплями, мольбами о помощи, проклятиями, ей оттаптывали ноги, ей пытались выбить зубы и выдавить глаза, и она могла понимать лишь одно: что куда-то стремится, а Лиззи по-прежнему висит у неё на руке, молчаливая, испуганная и дрожащая от холода. Мэри скользила между потными разгорячёнными телами, свободной рукой прикрывая Лиззи голову, и каждый раз, как на эту руку обрушивался тяжёлый удар, она едва удерживала на губах пронзительный стон. — Пустите нас в шлюпку! — скандировала кучка растрёпанных мужчин у борта. Их лица были искажены бешенством и походили сейчас на морды диких зверей. — Пустите нас в шлюпку! — Шлюпки! Шлюпки, английские свиньи! — Пустите нас в шлюпку! Пустите нас в шлюпку! Мэри съёжилась над головой Лиззи, и на них тяжёлыми градинами посыпались удары и ругательства. Один из матросов грудью встал на защиту ползущей вниз шлюпки. На него с двух сторон отчаянно наседали мужчины. — Здесь больше нет никаких леди! Пустите и нас! — Пустите! Пустите! — Мы не хотим умирать! — Пожалуйста! Мэри отчаянно обняла Лиззи свободной рукой и остановилась. В бушующем океане мужчин она была лишь беспомощной щепкой. Она не смела и мечтать о том, что сможет пробраться к борту. Со всех сторон её стискивали так, что трещали рёбра и безумно колотилось охваченное пламенем сердце. Она не могла ни шагнуть вперёд, ни двинуться назад. Над головой у неё мелькали шляпы, руки, шали и взрывались белые сигнальные ракеты — те самые, на которые, как говорил странный пассажир, всё равно никто не обратил бы внимания. — Помогите! Помогите! — завопила вдруг Лиззи, выгнувшись у Мэри под рукой. Людская волна швырнула их вправо, и Мэри врезалась в какого-то мужчину боком. Мужчина пошатнулся, едва было не упал, но ловко выпрямился, точно циркач. В свете искр от ракеты Мэри узнала его взволнованное, бледное, бескровное лицо и ахнула. — Господи! — воскликнула она. — Чёрт! — закричали в ответ. В глазах Лиззи загорелась жизнь. Она метнулась из рук Мэри и повисла у мальчишки на шее. Лиззи завопила срывающимся голосом: — Джо, Джо, Джо, миленький, ты здесь, ты здесь… — Лиззи, почему ты до сих пор не в шлюпке? — гаркнул Джо, обхватив её за плечи. — Почему ты ещё на борту? — Это было так сложно… так страшно… мы потеряли так много времени… но хорошо, хорошо, что ты здесь, что мы по-прежнему вместе, — беспорядочно зашептала Лиззи. Обеими дрожащими руками она поглаживала Джо по щекам, поворачивала его лицо из стороны в сторону и отчаянно сопела. — Лиззи! — Джо решительно оторвал её от себя и поставил на расстоянии вытянутой руки. — Пожалуйста, давай только без сантиментов: не время для них! Живо в шлюпку! — Я никуда без тебя не пойду! — ответила Лиззи исступленно и прижалась к Джо снова. — Только с тобой! — Ты не понимаешь? — Джо силился снова отделить её от себя, но Лиззи держалась крепко. — Корабль тонет! Слышишь: то-нет! Буль-буль! Надо спасаться, пока есть шанс! Мэри ссутулилась и обхватила себя за плечи. Изо всех сил она старалась стать как можно менее приметной, чтобы разбушевавшиеся пассажиры не задевали её, чтобы обрести наибольшую устойчивость. Смятение прокатывалось внутри неё паровым катком. Никогда ещё она не чувствовала такого бессилия и такого ужаса. Когда миссис Джеймс сошла с ума и едва было не подпалила дом, Мэри казалось, что она познала настоящую глубину отчаяния, бессилия перед необоримыми внешними силами. Но тогда она могла знать хотя бы что-то определённо: она столкнулась с безумием, но с безумием человека, которого знала и любила прежде. А сейчас её противником была слепая и жадная стихия, и она не могла рассчитывать ни на жалость, ни на слабость, ни на пробуждение мимолётного проблеска разума. «Мистер Уайльд, — вдруг подумала она и прижала трясущиеся руки к груди, — пожалуйста, помогите нам!» Джо всё ещё пытался оттащить от себя буйствующую Лиззи. Та хваталась за него с сумасшедшей силой человека, которому больше нечего терять, и твердила: — С тобой, только с тобой и никак иначе! Никак иначе!.. — Лиззи, перестань, прекрати, слышишь! Перестань! Мы с па лезли сюда как оголтелые не для того, чтобы ты начала устраивать сцены и истерики, мы с па тоже хотим жить, а ты сейчас… — Если я уйду, ты останешься! — выпалила Лиззи отчаянно. — Я знаю, что ты останешься! Мэри впервые обратила внимание на достаточно странного пассажира, что стоял рядом с Джо. Этот пассажир с удивительной лёгкостью держался в разгневанном и растерянном месиве людей. В электрическом свете его абсолютно лысая макушка слабо поблескивала маслянистым сиянием.