— Удачной вахты, — кивнул Филлипс и скрылся за зелёной занавеской. Гарольд Брайд сосредоточенно поправил наушники. Не успел Филлипс задвинуть занавеску, как в рубку ворвался капитан. Гарольд Брайд тут же выпрямился за рабочим местом. Капитан был человек прямой, простой и приятный в обращении, и Гарольд Брайд мог бы считать его лучшим из всех капитанов, с какими ему приходилось работать. Одно в капитане Смите было плохо: в его присутствии Гарольду Брайду, который, как и Филлипс, привык горбиться за столом, хотелось вытянуться и распрямить сутулую спину, а спина, конечно же, тут же откликалась ноющей болью. — Мы столкнулись с айсбергом, и сейчас я занимаюсь тем, что выясняю, не причинил ли он нам повреждений. Так что будьте готовы послать просьбу о помощи, только не передавайте её до тех пор, пока я вам не скажу, — сообщил капитан. Голос у него был спокойным, но глаза слишком уж ярко блестели. Брайд сосредоточенно кивнул. Требование это всколыхнуло в его душе смутную, слабую, безотчётную тревогу. — Есть, сэр, — согласно сказал он. Капитан отрывисто кивнул и покинул рубку. Из-за зелёной занавески показалась растрёпанная голова Филлипса. Он отчаянно протёр красные, слезящиеся глаза и протяжно зевнул. — Что, чёрт побери, за день сегодня такой, — проворчал он и размашистым шагом вернулся к столу. Гарольд Брайд только пожал плечами. Тревога его нарастала, но он старался этого не показывать: слишком уж уверенным выглядел рядом с ним Филлипс, и Гарольд Брайд не хотел ему проигрывать. Филлипс напряжённо застыл за спиной у товарища, и его побледневшие пальцы взволнованно отбили по спинке резкую дробь. Капитан вернулся в рубку. На его лице лежала печать чёрной обеспокоенности. — Передайте просьбу о помощи, — велел он радистам. Филлипс среагировал первым. — По правилам? — коротко спросил он. Капитан уверенно кивнул. — Да, — сказал он, — и передайте этот сигнал немедленно. Радисты встревоженно переглянулись. Гарольд Брайд шумно сглотнул и уже распрямился, готовый приступить к работе, но Филлипс решительно и властно отодвинул его. — Позволь мне. Он вынул у капитана из рук листок, на котором были набросаны размашистые косые цифры — координаты «Титаника». Филлипс шесть раз подряд отстучал три буквы, складывающиеся в заветный код — CQD. Следом за этим кодом во мрак и холод атлантической ночи умчался позывной «Титаника» — три буквы, MGY. Снова и снова, снова и снова уверенные пальцы Филлипса выстукивали заветные буквы и цифры. Было двенадцать часов ночи, пять минут. * * * Старший помощник капитана Уайльд старательно завлекал в шлюпку под номером восемь перепуганных женщин. Неподалёку от него дежурил бдительный Лайтоллер, отсеивавший всех мужчин, что пытались предательски проникнуть на борт. Лайтоллер был суров со всеми зайцами: у Уайльда на глазах он развернул кругом трясущегося от ужаса юношу, который еле лепетал, стараясь выговорить: — Помогите… спасите… пожалуйста… — Имейте же совесть! — прикрикнул на него Лайтоллер. — Будьте мужчиной и не позорьте себя, первыми сядут женщины… Уайльд тревожно выглянул за борт. Тёмная водяная гладь оставалась неподвижной. Вне всяких сомнений, корабль тонул, пусть многие в это пока и не верили, и жить ему оставалось совсем немного: острое чутьё Уайльда, отточенное годами работы в море, никогда его не обманывало. Только сейчас к острому ощущению опасности прибавилась свербящая тоска где-то там, в глубине сердца. Уайльду это чувство совсем не нравилось: оно ясно указывало на то, что Мэри Джейн Джеймс по-прежнему не на её палубе, и это указывало также на то, что её судьба Уайльда задевала. Ему хотелось бы спасти как можно больше людей, хоть он и понимал, что шлюпок на всех не хватит — посадить бы половину! И его сердце отказывалось биться ровно, стоило ему подумать, что Мэри Джейн Джеймс не получит своего места. «Приходите скорее, — мысленно заклинал он нерасторопную девушку, — приходите скорее и спасайтесь!» — Женщины и дети! — кричал совсем рядом с ним Лайтоллер. — Женщины и дети! * * * Единственный радиотелеграфист кунардовского судна «Карпатия» — видавшей виды старушки, — Томас Коттэм, не ожидал от этой холодной безлунной ночи ничего особенного. Он стоял на мостике «Карпатии», широко расставив ноги, порядка нескольких десятков минут — так он пытался стряхнуть усталость. Томас Коттэм изредка позёвывал и поправлял воротничок и галстук — сегодня он уже чертовски устал и хотел бы лечь спать. Тем не менее, кое-какое дело заставило Томаса Коттэма отправиться в рубку и, усевшись за аппаратуру, обратиться к «Титанику», который как раз находился неподалёку. «Знаете ли вы, — любезно осведомился Коттэм у сурово молчащего парохода-гиганта, — что на мысе Рейс для ваших пассажиров есть сообщения?» «Титаник» ответил незамедлительно — и его ответ Томаса Коттэма нисколько не обрадовал. «Немедленно идите на помощь. Мы столкнулись с айсбергом. Это, старина, сигнал бедствия. Наши координаты 41,46 норд, 50,14 вест». Потрясённый Коттэм встряхнул головой. «Стоит ли мне сообщить об этом капитану?» — резко поинтересовался он у «Титаника». «Титаник» бодро отстучал: «Да, и побыстрее». «Карпатия», хоть она и была старушонкой и её мощности не хватало, чтобы развить впечатляющую скорость, находилась к «Титанику» близко — всего в пятидесяти восьми милях от него, — и она готова была броситься на помощь на всех парах. В рубку радистов гигантского парохода вернулся капитан Смит. Как только он переступил порог, на связь вышел «Олимпик» — старший брат-близнец «Титаника», такой же грандиозный колосс от «Уайт Стар Лайн», которым Смит командовал, прежде чем его приписали к этому самому злосчастному судну. «Олимпик» находился почти в десять раз дальше от «Титаника», чем «Карпатия» — в пяти сотнях миль, — но у «Олимпика» была мощнейшая радиостанция, и он мог созывать и координировать действия других кораблей, готовых выручить тонущего собрата. — Какой сигнал вы посылаете? — спросил капитан Смит у радистов. — CQD, — тут же ответил Филлипс. Он ни на мгновение не отрывался от работы. Брайда осенила гениальная идея. Он ахнул и подался вперёд. — Пошли SOS, это новый сигнал, а то тебе, может быть, больше никогда не придется посылать его. Филлипс негромко рассмеялся. — Молодец, старина, — сказал он, — мы тут, понимаешь ли, тонем, но ты не теряешь чувства юмора. — Посылайте, — разрешил капитан. Преимущество SOS заключалось в его простоте. Международная радиотелеграфная конвенция, подписанная в Берлине третьего ноября тысяча девятьсот шестого, утверждала единым сигналом бедствия на море именно его — элементарную последовательность в три точки, три тире и ещё три точки, которую мог принять и распознать даже любитель. Филлипс снова отстучал призыв о помощи. Времени было двенадцать часов и сорок пять минут. * * * — Женщины и дети, садитесь в шлюпки! Только женщины и дети, женщины и дети, чёрт побери! — ругался растрёпанный матрос, которого, судя по беспорядку в его одежде, выдернули из постели, когда стало известно о крушении. Мэри уверенно продиралась сквозь толпу. Лиззи мёртвым грузом висела у неё на руках, как оковы — на каторжнике, и Лиззи словно утягивала её своей тяжестью вниз — туда, куда не доберётся помощь. Мэри не могла сомневаться, что их затопчут, если они упадут: палуба постепенно наполнялась пассажирами, и у них, в отличие от обитателей роскошного первого класса суперлайнера, не было причин сомневаться в обоснованности эвакуации. Вода постепенно заполняла даже сухие отсеки, переливаясь через переборки из пробитых, и судно погружалось в океан. Мэри взволнованно хватала ртом воздух — хотя снаружи царил лютый холод, из-за скученности и общего панического движения казалось, что её бросили в бурлящий котёл. — Помогите! Помогите! — призывал кто-то в толпе. — Женщины и дети! Только женщины и дети, соблюдайте правила! — вопил растрёпанный матрос, надсаживая горло. — Разве вы не слышали? Убирайтесь, чёрт побери, из шлюпки, сюда садятся леди! — кричал неподалёку ещё один матрос, несколько более аккуратный, чем первый, которого увидела Мэри, но злой и нетерпеливый. — Женщины и дети! Только женщины и дети, скорее! Скорее, не поднимайте паники и рассаживайтесь по шлюпкам! В толпе ревели младенцы и надсадно кашляли старики. Мэри с трудом успела затормозить, чтобы не столкнуться с растерянной женщиной, которая сжимала в руках шарф и крутила головой. На лице у женщины было написано выражение искреннего ужаса и отчаяния. — Господи! — воскликнула она. — Неужели же ты наказываешь нас, за какие грехи, господи? Мэри потащила Лиззи дальше. Кто-то больно ударил Мэри локтем в плечо, она пошатнулась и налетела на господина в тёплом пальто, что рассеянно осматривался, как будто бы он до сих пор не понял, что лайнер тонет. Господин в пальто весьма любезно поддержал Мэри и Лиззи, которая едва не обрушилась на колени, и покачал головой. — О боже, — сказал он негромко, — какая досада! Ведь я забыл в каюте все свои сбережения! — Мистер, но корабль тонет, — пролепетала Мэри, — вам нужно спасаться… наденьте хотя бы нагрудник… — О нет, нет, — мужчина отрицательно покачал головой и улыбнулся, — опасностей на своём веку я повидал немало, что для меня какое-то там крушение? Я не собираюсь теснить тех, кто должен занять свои места в шлюпках. Пока у меня есть всё, что необходимо для хорошего досуга: шезлонг, — он махнул рукой вправо, — отменное общество, — он показал в сторону кучки стюардов, которые, сблизив головы, взволнованно лопотали, — и, наконец, меня не мучает холод, как многих из этих несчастных, — он величественно поправил пальто и улыбнулся. — А вот вам, юная мисс, я бы посоветовал как можно скорее шагать к борту: вам надо спасаться отсюда и скорее кутаться в тёплое одеяло на шлюпке. Одному богу известно, сколько вам придётся дрейфовать в океане, прежде чем вас кто-нибудь подберёт, — и он задумчиво примолк. — Господи, — пролепетала Мэри. Господин в тёплом пальто, определённо, говорил правильные вещи, но сейчас Мэри склонна была считать его сумасшедшим. Посреди всеобщей сумятицы он оставался непоколебимо спокойным и уверенным в себе. Господин покосился на Мэри, затем — на Лиззи и степенно поинтересовался: