— Пустите старуху! Пустите старуху! — требовал кто-то позади. — Моя нога! Моя бедная нога! Джо напирал на тела впереди, не глядя вверх — на лица. Он останавливал взгляд лишь на шее — а если быть точнее, на воротниках, и тела оставались для него лишь телами, безликими и раздражающими, потому что они не сторонились, они с трудом пускали его. Когда Джо находил лазейку, он ввинчивался, как штопор, и расставлял пошире руки. Сначала тела противились, упирались, они старались прижаться друг к другу и изгнать Джо, но Джо не сдавался, хотя семья висела на нём, словно камни — на шее у утопленника — и, наконец, груды паникующего мяса мягко и безвольно скользили в стороны, как призраки, а Джо вырывался в новый ряд, где было так же жарко, тесно и душно, где его били по голове и по лицу, где одно ругательство перекрывало другое, вопили дети и кто-то надсадно кашлял, и всё начиналось сначала. Джо даже не поверил, что добрался до прутьев. Он не увидел их, хотя именно к ним стремился, и он расхохотался, как безумец, когда врезался в них всем телом и бессильно повис на них, точно распотрошённый мешок. Кругом всё так же бушевали люди. Чьи-то пальцы хватались за замысловатые переплетения, потные лица прижимались к ним, и десятки голосов на разных языках, на разные лады тянули одно и то же: — Помогите! Помогите! — Выпустите нас! — Пожалуйста, помогите! — Кто-нибудь, пожалуйста! — Выпустите нас! Толпа взъярилась и как будто плюнула. Изрыгнула она Бетти, мистера Дойла и потрёпанную миссис Дойл, которая по-прежнему бережно прижимала свёрток к груди. Все они были красными, их волосы и одежда пребывали в беспорядке, они едва дышали. — Господи… — прошептала миссис Дойл и приникла к решётке. — Пресвятая дева Мария, неужели ты оставишь нас в час нашей скорби!.. Рядом с ней на решётке висел, что-то неразборчиво бормоча, престарелый священник. Его глаза были подёрнуты туманом, а лицо стало ярко-красным, и на шее выступили набухшие канаты скрученных голубых вен. — Господи, не оставь нас в этот час! — взвизгнула миссис Дойл и забарабанила по решётке. — Эй, там! Есть там кто-нибудь?! Эй! Эй! Помогите! Бетти отчаянно вцепилась в замысловатые переплетения. — Помогите! — безумно запищала она. Её жидкая чёлка как будто вросла в блестящий потный лоб. — Выпустите нас! — Выпустите! Выпустите! Джо с трудом держался за решётку. Толпа шумела, как прибой, и каждая новая волна врезалась в его спину так, что перехватывало дыхание. Джо прижался головой к ажурным переплетениям: они были такими горячими, что казалось, вот-вот вскипят. — Выпустите! — ревел рядом мистер Дойл. Он был алым и потным, его рубашка покинула брюки, а несколько пуговиц с неё отлетели. Сейчас он был похож на дикаря, идущего в атаку. Десятки рук с безумной мольбой высовывались сквозь переплетения. Женщины выли и бились лбами о крепкую ограду, мужчины ревели, словно яростные звери. Какой-то здоровяк в тесной рубашке сжимал прутья обеими волосатыми руками и так на них наседал, словно всерьёз хотел сломать, но прутья не поддавались. — Мама! Мамочка, мне страшно! — Помогите! Помогите, пожалуйста! Джо изо всех сил налёг на ограждение — оно даже не дрогнуло. Краем глаза он снова увидел мать: та билась о решётку, как умирающая рыба — на пирсе, и её кулаки были залиты кровью. Бетти стонала и плакала, точно древнее привидение, замурованное в стенах замка с жуткой историей. На спину ей неудержимо наваливалась женщина с малышом лет пяти на руках; волосы женщины были растрёпаны, а глаза сверкали бессмысленным отчаянием. Джо с трудом цеплялся за решётку: силы утекали стремительно, как песок сквозь неплотно сомкнутые пальцы. Он едва мог дышать. — Помогите… — сипел он. В коридоре вдруг что-то задвигалось. Толпа воспрянула духом и возбуждённо загалдела. Снова множество рук высунулось за решётку, искажённые ужасом лица прильнули к ней, десятки голосов взмолились: — Помогите же! Бледный стюард в белом, как погребальный саван, спасательном нагруднике прошёл к решётке и неловко замер. В руках у него была связка ключей, на которую толпа смотрела с неистовым вожделением. Джо не мог отвести взора от этой связки, от ключей, по которым лениво скатывался ярко-жёлтый, как перележавшее масло, свет, и у него перехватывало дыхание — причём вовсе не оттого, что на спину ему наседали обезумевшие пассажиры. Кости его стонали под их весом; казалось, достаточно ещё одного лёгкого нажима, чтобы переломить позвоночник. — Соблюдайте спокойствие! — тщетно кричал стюард. Его писклявый голос еле пробивался сквозь возмущённый рокот толпы. К решётке медленно подошёл сначала тот, что держал в руках ключи, а затем из коридора вынырнули ещё двое. Они держали наизготовку небольшие деревянные стулья, словно бы собрались ими защищаться в случае опасности. Стюарды смотрели на буйствующую толпу как на стадо диких животных, заключённое за решёткой. — Помогите! Помогите! — Выпустите нас! — миссис Дойл отчаянно затрясла решётку и прижалась к ней лбом. На спину ей наваливалась краснолицая дама в трауре, вся обвешанная слезами, и за шею утягивала назад. — Пожалуйста… Стюард с ключами в руках приблизился ещё на шаг и тут же отшатнулся, ускользая от жадных пальцев, которые силились схватить его. — Тихо! — крикнул он и поднял руку со связкой повыше. Толпа зачарованно примолкла. Шторм затих, но не угомонился: слабый ропот бродил в задних рядах, словно предупреждая, что недавнее сумасшествие может прогреметь с ещё большей силой, если стюард их обманет. Джо затаил дыхание, не отводя взгляда от крошечного кружка, на котором болталось его спасение. Он не мог не только моргнуть, но и вздохнуть — не мог совершить даже самое незначительное движение. — Отлично, — стюард перевёл дыхание, облизнул губы и неловко подошёл к решётке, — женщины и дети! Пропустите женщин и детей к выходу, все остальные — отступите! Мистер Дойл метнул на Джо умоляющий взгляд и слабо шевельнул малиновыми губами. — Па, мы пойдём потом, — неуверенно сказал Джо. Сердце его словно медленно сжигали на открытом огне. — Всё будет хорошо! Миссис Дойл отчаянно заревела и привлекла к себе Бетти. Другую руку она тянула к Джо, и слёзы катились по её искаженному безумному лицу. — Джо! — завопила она. — Джо, мальчик мой, хватайся! Ведь ты же тоже мой ребёнок! — Идите! — крикнул Джо изо всех сил. Люди набрасывались на него сзади, и спина его уже стонала от боли и непосильной тяжести. — Не бойтесь! Мы с па вас догоним! — Уйди с дороги, щенок! Пусти нас! — прикрикнула на него из толпы какая-то женщина. Через мгновение Джо оторвали от решётки так, что ему показалось, будто у него загорелись пальцы, и швырнули назад, в ревущее море людей, волнующееся и едва ли не закипающее за прочным ограждением. Высокая фигура стюарда с ключами уменьшилась у Джо перед глазами, а затем и вовсе превратилась в ничто — в одинокую маленькую точку, всю белую из-за гигантского неуклюжего нагрудника. Джо пытался отыскать в толпе мать и сестру, но их смяли и поглотили встревоженные живые волны, и вскоре Джо настолько запутался, что не смог бы даже сказать, где они стояли раньше, пока ещё держались вместе. — Женщины и дети! Женщины и дети! — прокричал стюард снова. Небольшая неровная очередь заколыхалась у решётки. Ревущие младенцы пускали слюни в плечи матерей, древние старухи вяло отмахивались от молодых и бойких соседей, звенели плач, ругательства, мольбы и молитвы. Джо и мистера Дойла отнесло прочь, как бессильные листья. Их бросило к стене, на них надавило так, что из груди выбило воздух, и Джо скорчился, складываясь пополам. Перед глазами у него танцевали чёрные круги с опалёнными краями, в ушах гулко звенели, точно призыв похоронного колокола, далёкие и едва различимые, тонущие в грохоте толпы слова стюарда: — Женщины и дети! Только женщины и дети! Мистер Дойл подхватил Джо под руки и оттащил ещё ближе к стене. Люди кругом них безумно бились, точно бы все они, вместе, составляли части огромного организма, который сейчас скатывался в агонию. Джо медленно выпрямился и отчаянно поймал ртом спёртый жаркий воздух — сейчас он был рад даже этому. — Что нам делать? Что нам делать? — кричал мистер Дойл. Голос у него стал совсем тонким и срывался, точно у взволнованной школьницы. Джо с трудом прокашлялся. Мысли его спутались, точно части рождественской гирлянды, а грудь заполонило яростным жаром. Он смотрел тупыми, ничего не понимающими глазами, как двери отперли, как мощный поток растерянных пассажирок и крошечных детей устремился на волю, на палубы. Стюард с ключами подгонял их, а двое оставшихся грозно размахивали стульями. Вдруг между рядами хилой струйкой прокралась холодная свежесть чистого воздуха, и туман в голове Джо рассеялся. — Нет! Нет! Женщины и дети! Только женщины и дети! Женщины и дети! Раздавшийся лязг обезглавил все слабые надежды в его сердце. Он неловко подался назад и против воли ахнул, когда увидел, что створки резко захлопываются. Обречённый жар скученных тел снова навалился на них и сжал в железном кулаке. Мистер Дойл просипел: — Они нас не выпустят. Двери были закрыты. Толпа ревела и бесилась, как дикий зверь: мужчины бросались на решётку, потрясали кулаками и сыпали проклятиями, кто-то швырялся ботинками в крепкие переплетения и в стюардов. Толпа перепуганных женщин с детьми стремительно бежала прочь по коридору. — Чтоб ты сдох! Чтобы вы все сдохли! — яростно вопил кто-то в толпе. — Свиньи! Английские свиньи, дайте и нам спастись! — Выпустите нас! — Тут остались женщины и дети! Тут остались женщины и дети! — Помогите! Помогите! Джо крепче сжал руку отца. Сейчас, в этом бурлящем сумасшедшем мире, у него не было и не могло быть другой опоры, кроме этой — пусть она и была ненадёжной, до смешного хрупкой. — Папа, — просипел Джо, — мы пойдём и спасёмся. Спасёмся. Только другой дорогой. Мистер Дойл изумлённо распахнул глаза. — Но что же… как же? — Здесь много выходов, — сказал Джо решительно и насупил брови, — я знаю, куда нам идти. * * * Джордж Юджин Флэнаган никогда в жизни ещё не бегал так быстро. Его ноги как будто горели. Топая и грохоча подошвами, он мчался вниз — по бесконечному переплетению коридоров — ниже и ниже, к корту для игры в сквош. Джорджа Юджина Флэнагана многие могли бы назвать снобом, маленьким гордецом и снабдить прочими не особенно лестными эпитетами, но Джордж Юджин Флэнаган, бесспорно, обладал и положительными качествами. К примеру, он никогда не бросал друзей в беде.