— Лиззи? Она с трудом шевельнула бледными слипшимися губами, и через край века её заструились слёзы. Лиззи с трудом сглотнула и зашептала: — Кройдон, Больница Кейн Хилл, миссис Джеймс… Джо присел рядом и обхватил её за плечи. Лиззи потерянно зарылась носом ему в воротник и вцепилась в него зубами — но рыдания продолжали душить и мучить её. Она не могла шевельнуться сама — её телом командовали чувства, которые она прежде не испытывала никогда. Лиззи тряслась, словно в приступе эпилепсии, и она сжимала шею Джо так крепко, что, наверное, могла бы переломить ему позвонки. Джо задыхался, как и она, и неловко ворочался, пытаясь освободиться — но сейчас маленькая и изнеженная Лиззи была сильнее него. — Ты ведь знаешь теперь, где твоя ма, — шепнул Джо, — всё хорошо, разве не так? Если она в больнице, это ещё не значит, что с ней приключилось что-то ужасное! Твоя сестра не хотела, чтобы ты беспокоилась, вот и не рассказывала. Ваша ма и не думала умирать, разве теперь из-за этого рыдать впору? Она потихоньку поправляется в своём Кейн Холле… и это значит, что совсем скоро ты сможешь вернуться к ней, раз тебе так сложно ужиться с Мэри. Эй, вытри слёзы, Лиззи… — Т-ты… ты не понимаешь, — простонала Лиззи, клацая зубами. Она держалась за Джо крепче, чем утопающий — за бревно. — Всё хорошо, тише, тише, — Джо обхватил её за трясущиеся плечи и ещё крепче прижал к себе. Лиззи содрогалась, как умирающая, и её голова без устали моталась из стороны в сторону. — Тише, сестрица. Тише… тише… — Т-ты не понимаешь, — настойчиво пробулькала Лиззи рвущимся глухим голосом и сползла ниже. — Т-ты ничего н-не понимаешь… ничего! Её руки вдруг налились такой силой, что Джо даже услышал, как хрустнула его шея. В глазах у него потемнело, а лёгкие налились свинцовым жаром, и Джо рванулся из безумных объятий Лиззи — но она не отпустила его. Лиззи привлекла его к себе и зашептала: — Эт-то всё не так… не так, как ты думаешь! Это ужасное место! Хватая ртом воздух, Джо обрушился на пол и тут же отполз от Лиззи подальше. По пути он сдвинул несколько платьев с вывернутыми карманами и совсем сломал шкатулку, от которой отвалилась крышка, но сейчас это его совсем не волновало. Джо обречённо привалился к комоду и просвистел: — Любая больница — не курорт, Лиззи… — Это не больница! Трясущаяся и согбенная, Лиззи поднялась с колен и застыла с письмами в руках. Её пальцы были белыми, лицо — алым, а глаза — пустыми, но сияли они ярче многоликого хоровода звёзд. Лиззи шагнула вперёд и пригвоздила Джо к комоду одним хлёстким выкриком: — Это сумасшедший дом! Она рванулась к двери, схватилась за ручку и дёрнула ту на себя так, что дверь затряслась и застонала. Лиззи чертыхнулась от души, как не полагалось чертыхаться воспитанным юным девушкам, дёрнула задвижку и пинком раскрыла дверь. На пороге стояла осунувшаяся, серая, как призрак мрачной прачки, Мэри Джеймс. Джо отполз бы ещё дальше, но ему мешал комод. Он снова ударился о твёрдый острый угол и замер. Его сердце колотилось тяжело и размеренно, как будто отсчитывая последние удары в жизни. Мэри смотрела на Лиззи тусклыми красными глазами, под которыми набрякли сизые мешки. Уголки губ Мэри были опущены, кругом них изломами темнели унылые, усталые морщины. Казалось, кто-то стёр с её лица все живые краски, оставив только серые, чёрные и белые тона. Мэри выглядела как покойница, уложенная в гроб. — Ты! — выдохнула Лиззи и указала на Мэри письмами. Мутный, безжизненный, как у полудохлой рыбы на прилавке, взгляд Мэри пробежался по письмам и вернулся к Лиззи. Затем она быстро посмотрела на Джо, пожала плечами и вошла в каюту. Спокойным и отточенным движением она заперла за собой дверь и снова затихла — бездвижная и лишённая каких бы то ни было эмоций. — Да, — просто подтвердила Мэри. — Если ты хочешь поговорить со мной, время уже давно пришло. Я потеряла работу, Лиззи. Теперь мы можем говорить столько, сколько тебе захочется, пока не приплывём в Америку, а что делать дальше, я не знаю. Сердце Джо на мгновение забилось тише. Лиззи пропустила величественно спокойные слова Мэри мимо ушей и попятилась, агрессивно наклоняя голову, как норовистая коза. — Я всё знаю! — вдохновенно выпалила она. — Слышишь, я всё знаю! Ты… ты солгала мне! — Да, — сказала Мэри бесцветным голосом и краешком глаза снова посмотрела на Джо. — Лиззи, чтобы это обсудить, мы должны остаться вдвоём. Я не хочу спрашивать, как твой друг попал на чужие палубы, поскольку сейчас это интересует меня меньше всего на свете, и, к тому же, я понимаю, что ты не дашь мне правдивого ответа. Я прошу лишь о том, чтобы мы остались наедине. — Нет! — отрезала Лиззи и заслонила Джо собой. — Он никуда не уйдёт! Джо медленно стал подниматься на безвольных, ватных ногах. Они не слушались его, не гнулись, разъезжались, и он покачивался, не в силах обрести равновесие. Джо вцепился Лиззи в плечо и весомо промолвил: — Нет, я пойду. Мне надо идти. — Ты никуда не пойдёшь! — Лиззи сдавила его раненую ладонь так, что Джо охнул, и процедила: — Ты обещал, что мы будем как брат и сестра, мне нечего от тебя скрывать, и ты будешь это слушать вместе со мной, потому что это касается и тебя, если ты действительно мой брат! Тусклые равнодушные глаза Мэри приоткрылись шире. — О чём ты говоришь, Лиззи? Лиззи гордо вскинула ладонью вверх свою израненную руку, насильно подняла в таком же жесте и руку Джо. Мэри прикрыла рот ладонью и зашаталась. Казалось, она вот-вот обрушится на пол. — Мы пообещали быть вместе всегда-всегда! — процедила Лиззи. — До самого последнего мига! И мы кровью это скрепили, Мэри, слышишь: кровью! Теперь он мне брат, а я ему — сестра, так что он останется здесь! Несколько кратких мгновений Лиззи и Мэри мерили друг друга взглядами. Джо, остолбенелый и мёртвый внутри, не смел шевельнуться, дохнуть, моргнуть — он ждал, чем разрешится это противостояние. Уступила Мэри. Она устало выдохнула, и её плечи грустно ссутулились. Когда Джо увидел её впервые, она показалась ему высокой и статной, пусть и не слишком привлекательной. Сейчас Мэри была маленькой и чахлой, с впалой грудью, согбенной спиной и тонкими слабыми руками, словно повидавшая немало горестей в жизни тридцатилетняя женщина. Мэри прошла к креслу, в котором лежали грудой платья, села и положила платья к себе на колени. — Хорошо, — сказала Мэри ровным и совершенно бесчувственным голосом, — пусть будет так. Лиззи в первое мгновение растерялась. Она приоткрыла рот, издала задумчивое мычание и потрясла головой, но не вымолвила ни слова. Письма, которые она сжимала с настойчивой яростью, выпали у неё из рук. — Хорошо, — повторила Мэри, — тогда я начну. Я понимаю, о чём ты хочешь меня спросить. Как давно мама находится в Кейн Хилле, верно? Лиззи клацнула зубами, закрывая рот, и сильно, энергично кивнула. Мэри сжала подлокотники кресла. Её глаза сверкали, как два драгоценных сапфира на дне глубокого тёмного колодца. — Мама там с тех пор, как ты живёшь со мной. — Почему? — хрипло прокаркала Лиззи и подалась вперёд. — Потому что она больна, — Мэри со свистом выпустила воздух из груди и скрестила руки на груди. — Она ужасно больна. Лиззи бесцельно подняла с пола лёгкую газовую шаль и пропустила её меж пальцев. — Когда мама выздоровеет? Мэри чуть помедлила. Её изломленные губы тронула грустная улыбка. — Никогда. Лиззи тут рьяно стиснула кулаки и швырнула шаль на пол. — Такого не бывает! — В жизни возможны любые несчастья, — Мэри скованно пожала плечами. — Я не хотела, чтобы ты знала об этом. Я именно таким и представляла себе твой ответ, я понимала, что ты никогда не сможешь мне поверить и будешь винить меня. Да… бог видит моё малодушие. У меня не хватило храбрости и решительности сказать тебе сразу, что происходит с нашей мамой. После того, как папа умер, она не смогла оправиться. Его смерть подтолкнула её к бездне. Наша мама оступилась и потеряла связь с реальностью. В те первые месяцы после папиной кончины она жила одновременно и в нашем мире, и в мире странных теней, которые ещё больше туманили ей разум. Она всё чаще запиралась в своей комнате и смотрела в никуда, и никто не мог привлечь её внимание. Лиззи опустила голову. Слёзы срывались с её ресниц. — Нет! — прошептала она. — Нет, нет, нет, ты мне врёшь! — Я не вру, — спокойно сказала Мэри. Её тусклые глаза прямо смотрели в далёкое, безбрежное никуда. — Наша мама сходила с ума постепенно, и мне не хватило мудрости и опыта, чтобы распознать зловещие симптомы вовремя. Быть может, я сумела бы вернуть её к нам, если бы сообразила, что её скорбь выходит за рамки приемлемого. Но я упустила это время, за что до сих пор корю себя. Джо с усилием сглотнул: в горле у него как будто спеклась огромная пробка. — Слушайте, мисс Джеймс, — вмешался он неловко, — я… мне это точно не нужно знать, поэтому я потихоньку пойду, вы даже не узнаете… Лиззи снова вцепилась в него со звериной силой и бросила на постель. Джо приземлился носом в раскрытую книгу — кажется, это был молитвенник. Мэри равнодушно посмотрела на него пустыми безразличными глазами, а затем вернулась в свой безбрежный несуществующий мир и откинулась на спинку кресла. Её пальцы всё ещё были напряжённо сцеплены. — Я не обратила на это внимания вовремя, — продолжала Мэри, — я считала, что через какое-то время мама придёт в себя. К тому же, я была занята и попросту искала себе оправдания — любые, — что позволили бы мне проводить с семьёй как можно меньше времени. Работа исцелила меня, но у матушки работы не было. В этой жизни у неё остался лишь один якорь — её дети, — но, увы, этот якорь был не слишком надёжен. Не прошло и двух месяцев, как за мамой я стала замечать странности. Она могла лечь в постель с зажжённой свечой, уснуть в дневном платье, выйти из дома и забыть, где мы живём. И если я пыталась дозваться до неё, она смотрела сквозь меня, как будто бы даже не слышала. Куда ни ушёл бы её разум, он исчез в тех пределах, где мой голос не звучал. Как я ни старалась бы, я не могла до неё докричаться. Самое худшее началось через полгода после смерти отца, когда мама начала кричать по ночам, — Мэри опустила голову, и её безжизненные глаза вдруг заблестели. — Я не знаю, что именно это были за сны, но они сводили матушку с ума. Она была так напугана, что, проснувшись, никого не узнавала; она могла броситься в драку, и, когда она дралась, она была сильнее нескольких мужчин. Я и Кэт вдвоём не могли обуздать её. Больше всего я боялась, что ты услышишь эти безумные вопли, и действительно, ты часто стала просыпаться по ночам. Лиззи скованно кивнула. — Кэт говорила, что это коты на крыше дерутся, — сказала она. — А я верила!.. — В голосе мамы тогда не оставалось ничего человеческого, — Мэри вдруг прикрыла глаза и сцепила руки. — Ничего… но я всё ещё надеялась, что она вернётся к нам, и я молилась. Я никогда не переставала молиться о спасении её исстрадавшейся души. Лиззи засопела носом и медленно закрыла ладонями мокрое лицо. — Почему ты записала её в сумасшедший дом? Почему? Моя мама не сумасшедшая… она не сумасшедшая… она не сумасшедшая! — К сожалению, — тихо сказала Мэри, — это не так. — Это неправда! — Лиззи яростно стиснула кулаки. — Это неправда, слышишь, неправда, неправда! Мэри по-прежнему сидела в кресле, прямая и спокойная, как кукла, и смотрела на Лиззи неживыми кукольными глазами. Она даже не моргала, словно бы и впрямь была существом, не принадлежащим этому миру. — Ты ошибаешься, — сказала Мэри ровным тихим голосом, — потому что не видела всего, что видела я. Мы старались держать тебя подальше от этого… Симона была так добра, что согласилась принимать тебя в гости надолго. Я позволяла тебе приезжать, когда матушка приходила в себя… настолько, насколько это было для неё возможно. И всё время, всё время говорила тебе, что она так тиха и замкнута из-за своей скорби. — И тут ты мне наврала… — прошептала Лиззи и хлюпнула носом. — Я старалась скрывать мамину болезнь даже от тебя, я не прекращала надеяться, что мои молитвы услышат. Видит бог, у меня получалось хотя бы это. Ты не знаешь, что потом начала делать наша матушка, и, к сожалению, мне придётся рассказать тебе… если ты поверишь. — Я не поверю! — тут же бросила Лиззи. — Тогда зачем мне говорить?