«Кажется, он не слишком весел», — подумала вдруг Мэри и бессознательно ускорила шаг. Высокий моряк исчез из её поля зрения. По коридору стремительно шагал усатый стюард с перекинутой через локоть сложенной скатертью. Стюард явно кого-то разыскивал. — Бен! Бен! — звал он. — Бен! Вглубь корабля торопился растрёпанный парень с метлой. — Аккуратнее, прошу, внимательнее, — приговаривал он, ловко орудуя метлой так, чтобы не задеть ею никого из спешащих навстречу. Хотя обслуживающего персонала на этой палубе хватало, шум, который он производил, нельзя было назвать раздражающим. Люди торопливо стремились именно туда, где были сейчас необходимы, и их непрерывный поток напоминал движение муравьев, что тянут в муравейник приглянувшийся листик. Мэри приподнялась на цыпочки. Высокий моряк, похожий на Оливера Хаскли, бесследно исчез. «Может, оно и к лучшему», — успокоила себя Мэри. Таинственный незнакомец вывел её к лестнице, и дальше она уже совершенно точно сумела бы сориентироваться самостоятельно: во всяком случае, у неё была такая странная уверенность. Мэри быстро поднялась по полированным ступеням, пересекла ещё один коридор, где всё примолкло в ожидании массового выхода пассажиров, и взялась за ручку двери. Она снова поглядела вниз — никаких следов загадочного моряка. «Это к лучшему, это к лучшему…» — успокаивала себя Мэри. Однако её сердце упорно отказывалось согласиться с доводами рассудка. * * * Остаток свободного времени Мэри решила посвятить сестре. Она не виделась с Лиззи с тех самых пор, как препоручила её заботам мисс Мэйд и строго-настрого наказала слушаться ту, как родную мать. Конечно же, Мэри знала, что её непокорная сестрица ни за что в жизни не позволит мисс Мэйд собой помыкать и не отдаст своей свободы никому другому, но она обязана была это сказать. Хоть её предостережения, просьбы и даже приказы не приносили никакого результата, Мэри повторяла их снова и снова в надежде, что однажды они всё-таки подействуют. Когда Мэри вошла в каюту к Лиззи, та лежала плашмя на своей кровати, накрыв голову руками. Покрывала сбились в одну большую кучу, книги беспорядочным веером разлетелись кругом её головы. Ноги Лиззи болтались над крепким полом; с одной ноги слетела туфелька. Мэри закрыла дверь. — Добрый день, — поздоровалась она с сестрой привычным тоном гувернантки, — ты хорошо себя чувствуешь? Лиззи вяло приподняла голову. Лицо у неё было зеленовато-бледное. — Нет, — сказала она и снова упала носом в сморщенные покрывала. — Я ужасно себя чувствую. — Странно, — Мэри аккуратно переступила через разметавшееся по полу покрывало и присела в кресло. Лиззи лежала на постели, как мёртвая. — Лиззи, у тебя не должно быть морской болезни. Даже мистер Флэнаган не ощущает качки, а он к этому весьма чувствителен. — А я её чувствую, — пробурчала Лиззи, — я висела над бортом… не знаю, как долго… но теперь у меня кружится голова… и ещё меня тошнит. — Зачем ты висела над бортом? — сразу посерьёзнела Мэри. — Разве ты не понимаешь, насколько это опасно? А если бы ты упала? — Я бы не упала! — простонала Лиззи. — Я держалась крепко… как только могла… Мэри, тем не менее, это не успокоило. Она внушительно поднялась из кресла и скрестила руки на груди. Сердце её, не успевшее успокоиться, заколотилось ещё злее и отчаяннее. — Лиззи, — заговорила она негромко, — ведь я велела тебе не отходить от мисс Мэйд. Только не пытайся сказать мне, что она одобрила твоё поведение! — Ничего она не одобряла, она даже не смотрела в мою сторону, — прошептала Лиззи. — Она общалась со своими подругами… а я сидела там… где мне понравилось! Мэри шумно выдохнула. К сожалению, это был единственный доступный ей способ культурно выразить ярость. — Что ж, — проговорила она, — я встречусь с мисс Мэйд и выскажу своё недовольство. Но и ты, Элизабет, должна была бы уже понять, что мои просьбы — это не веление авторитарного духа и не попытка сломить тебя. Я пытаюсь обеспечить тебе достойную жизнь, Элизабет, и я очень не хотела бы, чтобы с тобой произошло нечто неладное. — Со мной всё было бы в порядке… — Элизабет, — повторила Мэри настойчиво, — подумай о матушке. Неужели ты хочешь огорчить её? Или причинить ей боль? Что я скажу ей, если я тебя потеряю? — Мэри сжала ткань платья в горсть. Задушевные разговоры с Лиззи всегда выводили её из привычного и такого удобного состояния холодного равнодушия, которое стало её неотъемлемой частью за годы работы гувернанткой. — Элизабет… Лиззи… подумай об этом и, прошу, больше не надо чудачеств! Лиззи перевернулась на спину и вытянула руки. Пустым стеклянным взглядом она смотрела в потолок. — Почему ты взяла меня с собой в Америку? Мэри не смотрела ей в глаза. — Потому что я не могу с тобой расстаться. Лиззи зашевелилась на постели. Она стащила с ноги туфлю и подтянула колени к груди. Платье скрыло волнами её крохотные ступни. — Это не единственная причина, — тихо сказала она. — Ведь я понимаю. Почему ты не оставила меня с мамой? Почему… нет, почему мама позволила тебе меня забрать? Мэри продолжала сверлить взглядом часы. Стрелки как будто умерли, и даже стук часового механизма, успокаивающий и размеренный, затих. — Потому что это было необходимо, — сказала Мэри, наконец. — Дело не в этом, — продолжала Лиззи. — Мама разрешила тебе меня увезти. Она не согласилась бы на это… никогда. Я знаю. Мэри сжала губы. Тупая боль резала плоть там, где в неё вонзался зуб. — Что ты можешь знать? — спросила она тихо и бессильно. — Лиззи, ты тогда была ещё мала. — Не настолько, чтобы забыть мать, — Лиззи резво села на постели, и её лицо позеленело. — С тех пор, как мы уехали, ты ни разу не привезла меня к ней. Она ни разу не захотела прийти в гости. Она никого из нас к себе не приглашала. — Лиззи… Лиззи упёрлась спиной в жёсткую спинку кровати и опустила голову. Её ресницы трепетали. — Дело ведь в том, что мама умерла, правда? — спросила она. — Нашей мамы больше нет, и ты боишься мне об этом сказать, верно? Поэтому на мои письма никогда не приходят ответы? Поэтому ты сама никогда не пишешь ей у меня на глазах? Мэри вцепилась в подлокотники. Невидимая тяжесть, давившая ей на шею, была так сильна, что, казалось, позвонки могут переломиться в любое мгновение. — Ты ошибаешься, Элизабет, — сказала она, — ты очень многого не знаешь… — Но почему ты мне об этом не рассказываешь? Сейчас ты увозишь меня в Америку, и это ведь наверняка значит, что маму я больше не увижу… ведь я права? Мэри встала из кресла. Она быстрыми шагами приблизилась к Лиззи и крепко обняла ту за шею. Волосы Лиззи растрепались и застыли колючим шариком. Мэри прижала Лиззи к груди, так, что Лиззи наверняка смогла бы услышать безумный грохот сходящего с ума сердца, спрятала лицо у сестры в волосах и прошелестела: — Лиззи, ты не права… Лиззи напряглась всем телом, как попавшийся в капкан зверёк. Быстро, решительно и резко она рванулась прочь, оттолкнула Мэри одной рукой, а другую выставила перед собой, будто готовясь защищаться. — Так ты не собираешься ничего рассказать мне?! Она смотрела на Мэри мрачно и решительно, совсем взрослыми и сердитыми глазами, и Мэри не знала, что ей ответить. Она опять отвернулась: преступно нерешительный и неловкий взгляд с головой выдавал её. — Я не знаю, чего ты от меня хочешь, Лиззи, — сказала она, — не знаю, зачем ты просишь об этом. Всё, что ты должна услышать, ты уже от меня узнала. — Но если мне этого мало? — вскрикнула Лиззи. — Если я совсем ничего не понимаю из-за того… что ты как будто и не хочешь объясниться? Мэри сжала пальцы до побеления. — Когда ты станешь старше… — негромко произнесла она, — думаю, тогда я смогу тебе обо всём рассказать. А пока ты можешь быть уверена, что я не обманываю тебя, когда говорю, что мама разрешила мне забрать тебя и знает, что ты плывёшь в Америку. И уж, конечно, мама не умерла. Лиззи оскалилась. — Этого мало! Как я могу в это верить? Как? Мэри собралась с духом. В голове у неё не осталось даже всегда спасающих, всегда наставляющих на путь истинный слов молитвы. Сознание её было абсолютно пустым, как чистый лист белой бумаги. — Я никогда не обманывала тебя прежде, Элизабет, — строго сказала она, — и старалась воспитать так, чтобы ты стала достойным членом нашего общества. Я не думаю, что хотя бы один-единственный раз дала тебе повод усомниться во мне. Лиззи не ответила. Она отвернулась и упрямо уставилась в зеркало, висевшее над комодом. В зеркале отражалась лишь её растрёпанная макушка. — Если ты собираешься выходить из каюты, — добавила вдруг Мэри профессиональным тоном, — тебе понадобится вот это, — она аккуратно уложила рядом с Лиззи расчёску и добавила: — И, пожалуйста, перемени платье. Прошу тебя, не рискуй больше так безумно и старайся не пачкаться. Твоя юбка вся в какой-то пыли, это совсем не красиво, Лиззи. Лиззи хранила упрямое молчание. Мэри вздохнула и отступила от постели. Лиззи как будто отгородилась от неё неприступными стенами. — Я зайду позже, — сказала Мэри и вышла из каюты. Лиззи показала ей язык. Стоило двери захлопнуться, как она зафырчала, заворчала, схватилась за расчёску и изо всех сил метнула ту Мэри вслед. Лиззи с несколько мгновений глядела на дверь остекленевшими пустыми глазами, а затем, подтянув к груди колени, повернулась набок, всхлипнула и упала в простыни носом. Так и лежала она неподвижным клубком весь оставшийся день, пока на горизонте не замаячил Шербур и пока волны пассажиров не метнулись к бортам — глядеть на новый порт, фотографировать и восхищаться. В толпе зевак была и отстранённая, спокойная, как и полагалось гувернантке, Мэри Джеймс, к которой жались Шарлотта с круглыми от удивления глазами, и Билли Картер, что высокомерно посматривал на мрачного и решительного Джорджа, и супруги Флэнаган, и одинокий вдовец Беркли с капризной дочерью. А на палубе третьего класса восторженно визжали многочисленные эмигранты: итальянцы, французы, ирландцы, норвежцы и прочие-прочие. И в их числе, прилепившись к борту, стояли и Джо Дойл с сестрой, и даже их родители. Миссис Дойл вдохновенно махала видавшей виды шляпой приветливым огням Шербура и вздыхала: — Ах, слава богу, ах, благодарение небесам! Ах, ещё чуть-чуть — и Америка! А мистер Дойл с хитринкой переглядывался с Джованни, молодым рабочим-итальянцем, ломаного английского которого хватало, чтобы они с мистером Дойлом могли понимать желание друг друга сыграть разочек-другой в карты.