— Кишлинчи. Человек-волк замер, весь обратившись в слух. — Прошу тебя, остановись. — Бейудзин печально склонил голову. — Давай положим этому конец. Одетый в шкуру не двигался, явно чего-то выжидая. Старый индеец извлек из мешка перо сокола. — Ты думаешь, зло сделало тебя сильным, — произнес он. — Но зло способно лишь забрать силу. Оно сделало тебя слабым. Оно превратило тебя в изгоя. Я прошу тебя, стань сильным вновь и положи этому конец. Только так ты сможешь спасти себе жизнь. Иначе зло, завладевшее тобой, сожжет тебя без остатка. Человек-волк издал утробный стон и выхватил обсидиановый нож. Резким движением он смахнул с камня пыльцу. Лишь несколько футов отделяло блестящее лезвие от груди Бейудзина. — Если ты не хочешь вернуться со мной, оставайся здесь, — недрогнувшим голосом произнес старый индеец. — Если ты выбираешь зло, оставайся со злом. Возьми этот город, если можешь. — Он кивнул головой в сторону Норы и Билла. — Если жажда крови томит тебя, возьми чужаков. Но оставь в покое деревню и ее жителей. — Хорошенькое дело — «возьми чужаков»! — раздался негодующий голос Смитбэка. — Мы так не договаривались. Но ни человек-волк, ни старый индеец даже не взглянули в его сторону. Бейудзин извлек из-под одежды еще один мешочек из оленьей кожи, ветхий едва не до прозрачности, отделанный по краям серебром и бирюзой. Нора, не ожидавшая от Джона подобного предательства, с замиранием сердца наблюдала за его манипуляциями. Сообразив, что им в любом случае лучше держаться подальше от участников странной сцены, она потянула Билла за рукав. — Ты знаешь, что в этом мешке, — произнес Бейудзин. — Чудодейственный камень предков. Величайшее сокровище племени нанковип. Ты знаешь, как велика его ценность. Я отдаю его тебе и взамен прошу лишь одного — не тревожь больше жителей деревни. Медленно, благоговейно старик развязал мешок и протянул оборотню. Рука его дрожала — то ли от старости, то ли от волнения. Человек-волк медлил в нерешительности. — Бери, — шепнул Бейудзин. Страшная фигура подалась вперед. С молниеносной скоростью старый индеец швырнул мешок в человека-волка. Облако пыли, вырвавшись из плена, осело на маске, прилипло к пятнам крови на волчьей шкуре. Оборотень, взревев от ярости и неожиданности, завертелся на месте, пытаясь сорвать с себя кожаную личину. Бейудзин с ловкостью кошки отскочил за выступающий камень. Человек-волк, теряя равновесие, несколько раз лягнул воздух на краю обрыва. В следующее мгновение он, издав душераздирающий вопль, сорвался вниз. Нора с содроганием следила за его полетом — мохнатая шкура развевалась, подобно крыльям, руки и ноги пытались схватиться за невидимую опору, отчаянный рев сливался с ревом воды. Потом раздался мощный всплеск, и крик стих. Несколько секунд все пребывали в оцепенении. Затем Бейудзин повернулся к своим спутникам и молча кивнул. Нора и Смитбэк двинулись к нему. Старик стоял у поворота, глядя в бездну. — Простите, что напугал вас, — тихо произнес он. — Но иногда хитрость койота — единственный способ защиты. По-прежнему не отводя глаз от зияющей пропасти, он сжал руку Норы. Про себя она удивилась тому, как прохладна, легка и суха рука старого индейца. — Как много смертей, — пробормотал он. — Как много смертей. Но в конце концов зло сожгло себя изнутри. Он пристально посмотрел на нее, и Нора увидела в его мудром взгляде сочувствие и бесконечную печаль. — Когда ты будешь готова, я отведу тебя к твоему отцу, — нарушил тишину негромкий спокойный голос старого индейца. Эпилог Четыре всадника неспешной трусцой поднимались вверх по каньону, прозванному ущельем Бога Дождя. Процессию возглавлял Джон Бейудзин. Нора Келли следовала за ним рядом со своим братом Скипом. Тедди не отставал от хозяина ни на шаг и путался под ногами у коней, едва не задевая подпруги мохнатой спиной. Сзади ехал Билл Смитбэк; его непокорные вихры прикрывала замшевая ковбойская шляпа. Хотя изнурительный курс лечения антибиотиками, который пришлось пройти им с Норой, закончился еще две недели назад, здоровый румянец пока не вернулся на щеки журналиста. Стоял конец августа; по бирюзовому небу лишь изредка проносились легчайшие перистые облака. Крапивники шныряли в зарослях, наполняя воздух звонкими трелями. Ручей, извиваясь и журча, весело искрился в тени тополей. Почти на каждом изгибе каньона встречались пещеры, а в них — жилища анасази. Небольшие строения насчитывали всего по два-три помещения, однако сохранились превосходно и радовали глаз. Выпустив поводья, Нора тихонько покачивалась в седле, наслаждаясь теплыми солнечными лучами и мелодичным бормотанием ручья. Время от времени губы ее трогала легкая улыбка — воздух то и дело сотрясали проклятия, адресованные Смитбэком своей лошади. Норовистая кобыла постоянно останавливалась пощипать клевер или откусить верхушку чертополоха, не обращая на претензии седока ни малейшего внимания. Умение обращаться с лошадьми явно не относилось к числу талантов журналиста. Как хорошо, что Билл рядом, подумала Нора. Как хорошо, что они оба живы. Мысли ее вернулись к тяжкому пути, проделанному всего месяц назад. Смитбэк тогда едва держался на ногах, да и сама она слабела с каждым часом — грибковая инфекция давала себя знать. Если бы Скип и Эрнст Годдар не встретили их на полпути со свежими лошадьми, если бы на озере их не поджидала моторная лодка, а в Пейдже — вертолеты, им бы вряд ли удалось вернуться из экспедиции живыми. И все же порой смерть казалась Норе лучшим выходом по сравнению с необходимостью донести до профессора страшную весть. Невероятное открытие обернулось для него величайшей трагедией. Здесь, примерно в тридцати милях от Квивиры, пейзаж не так поражал воображение, зато дышал приветливостью и дружелюбием. Земля не страдала от засухи, все вокруг покрывала свежая, сочная зелень. Джон Бейудзин молчал. Он прервал свой долгий рассказ — старый индеец часто делал паузы, давая спутникам возможность переварить услышанное. Постепенно мысли Норы вернулись от Годдара к собственному отцу. Сейчас она повторяла его последний путь. Папа почти не потревожил руин Квивиры. Падриг Келли никогда не принадлежал к охотникам за древностями и раскопки провел с аккуратностью, которая бы вызвала одобрение даже у доктора Арагона. Но он вдохнул слишком много зараженной грибком пыли и вскоре ощутил признаки болезни. Отец отправился на север в надежде найти там помощь. Но состояние его стремительно ухудшалось, и вскоре у него не осталось сил держаться на лошади. Догадывался ли он о том, что его болезнь смертельна? — спрашивала себя Нора. Как папа принял свою участь — с ужасом или достойно? В детстве ей часто доводилось слышать его слова: — Встретить смерть я бы предпочел в седле. Именно так и случилось. Или почти так. В последние часы папа уже не мог ехать верхом. Он отпустил лошадь и стал ждать конца. — Вашего отца нашел мой двоюродный брат, — вновь раздался в тишине голос Бейудзина. — Он лежал в пещере, на вершине небольшого холма. С момента смерти прошло месяцев шесть или около того. Койоты не смогли туда пробраться, и потому тело сохранилось в неприкосновенности. — А как ваш брат оказался в этой пещере? — спросил Скип. — Искал заблудившуюся овцу. Заметил, что в пещере кто-то лежит, и вкарабкался на холм. — Бейудзин помолчал и откашлялся. — Рядом с телом он увидел блокнот — тот самый, что я отдал Норе. А в кармане рубашки брат обнаружил письмо, с маркой и адресом. А еще в пещере была сумка, и в ней — череп горного льва с инкрустациями из бирюзы. Брат мой вернулся в Нанковип. Он не из тех, кто привык держать язык за зубами, и вскоре вся деревня знала — в одном из каньонов лежит мертвый белый человек. Все поняли также, что этот человек отыскал древний город, который мы столько лет держали в тайне. Об этом говорил череп, украшенный бирюзой. Старый индеец умолк, и, когда он заговорил вновь, голос его звучал более мягко и задумчиво. — В этом городе жили вовсе не наши предки. Те из нас, кто побывал там — их немного, и среди них мой дед, — говорили, будто это город зла и смерти, город черной магии и беспредельной жестокости. Народ наш знает немало историй, в которых говорится о злом племени, пришедшем с юга. Эти люди подчинили себе анасази, заставили их строить города и дороги. Но пришло время, и тот самый бог зла, что наделил племя силой, уничтожил его. Почти все жители нашей деревни, которые ходили в город, заболели какой-то неведомой болезнью и вскоре умерли. Это было много-много лет назад. С тех пор никто из нас не посещал его. До недавнего времени. Бейудзин, не выпуская поводьев, скатал одной рукой сигарету и продолжил рассказ: — Когда брат обнаружил тело вашего отца, перед нами встала серьезная проблема. Труп белого человека был неразрывно связан с тайной древнего города. Сообщить о нем означало раскрыть тайну. — А почему вы не уничтожили письмо и блокнот? — спросила Нора. Старый индеец раскурил сигарету и глубоко затянулся. — Никто из нас не сомневался в том, что трогать мертвеца или его пожитки очень опасно. Мы знали: белый человек умер от той самой загадочной болезни, которая сгубила нескольких жителей нашей деревни. И любой, кто рискнет прикоснуться к его вещам, может заболеть. Поэтому мы решили оставить тело без погребения. Это казалось самым простым выходом. И шестнадцать лет оно пролежало в пещере. Бейудзин резко остановил лошадь и повернулся к Норе. — Мы поступили неправильно. Все мы понимали: у человека, умершего в пещере, наверняка есть семья. Есть люди, которые его любят, люди, которые ждут его возращения. Мы ничего им не сообщили и тем самым проявили жестокость. Часто бездействие кажется самым удобным, самым безопасным выходом. Но это не так. Бездействие повлекло за собой нарушение равновесия. Нарушение это день ото дня становилось все более ощутимым. Наконец оно привело к тому, что здесь появились вы. И долина Квивиры вновь стала долиной смерти. — Но кто же все-таки отправил письмо? — вполголоса поинтересовалась Нора. Вопрос мучил ее уже несколько месяцев. — В нашей деревне жили три брата. Они ютились в трейлере на самом краю деревни вместе со своим отцом-пьяницей. Мать их много лет назад сбежала с каким-то приезжим. Все трое были смышлеными ребятами, хорошо учились в школе и, закончив ее, поехали в Аризону, в колледж. Встреча с большим миром оказалась для всех троих сильным ударом, но перенесли они его по-разному. Два брата вскоре бросили учебу и вернулись в деревню. Большой мир показался им отвратительным, и все же он изменил их. Они лишились покоя, мечты о богатстве и власти отравили им жизнь. В такой деревне, как наша, подобные мечты недостижимы, и братья это понимали. Их душами овладели зло и отчаяние. Между ними и другими жителями деревни росло отчуждение. Братья отринули естественный порядок вещей, возжаждали запретных знаний, захотели овладеть колдовством и черной магией. Они нашли старика, злобного, одинокого старика. Он приходился двоюродным братом тому человеку, который убил моего деда. Старик издавна занимался колдовством и открыл им то, что знал сам. Братья стали в деревне изгоями и, в свою очередь, платили ненавистью всем и каждому. Пришло время, и они захотели нарушить строжайший запрет и проникнуть в древний город. Слухи о страшном прошлом этого города, до сих пор ходившие в деревне, возбуждали их любопытство. Тем временем третий брат закончил колледж и вернулся домой. Работы здесь для него не было и надежды найти ее — тоже. В отличие от своих братьев он принял протестантскую веру и потому не разделял наших убеждений. Он не верил в загадочную болезнь, поражавшую всех, кто проникнет в древний город, он считал нас суеверными и невежественными. Как и все прочие жители деревни, он знал о трупе, много лет лежавшем в пещере. И вот он решил, что оставлять тело без погребения — большой грех. Он отправился в пещеру, предал тело земле и воздвиг над ним крест. А письмо отправил по адресу. Не знаю, что творилось у него на душе, — пожав плечами, добавил старый индеец. — Не знаю, почему он отправил письмо. Ведь прошло шестнадцать лет, и оно могло не найти адресатов. Может, он хотел загладить вину, которую ощущал перед мертвецом и его родными. А может, хотел показать всем нам, как презирает наши предрассудки. Возможно, он поступил правильно, хотя я в этом не уверен. Так или иначе, когда братья узнали о его поступке, между ними произошла ссора. Было выпито много виски и произнесено много упреков. Братья обвиняли его в том, что он выдал тайну, которую надо скрывать от большого мира. А потом убили его. Бейудзин снова погрузился в молчание. Лошади продолжали неторопливый путь по каньону. На одном из поворотов они спугнули оленя, пившего из ручья. Завидев всадников, он бросился прочь по воде, и копыта его, казалось, выбивали россыпи самоцветов, игравшие на солнце всеми цветами радуги. — Два брата, оставшихся в живых, ненавидели большой мир, — раздался в тишине голос старого индейца. — Но обычаи и традиции своего народа они отвергали тоже. Город зла неодолимо манил их. Они сумели открыть величайший секрет этого города — потайную киву и войти в нее. Они побывали в ней всего один раз. Сокровища были им не нужны, их интересовала лишь трупная пыль. Они думали, что нашли оружие, которое сделает их могущественными. Забрав хранившиеся в киве запасы смертоносного порошка, они восстановили глиняные печати и вновь завалили вход камнями. — Бейудзин задумчиво покачал головой. — Братья были готовы любой ценой сохранить тайну древнего города. Они хотели стать эскицци — колдунами. И убив человека, близкого им по крови, довершили собственное превращение. Ведь для того, чтобы стать оборотнем, необходимо убить того, кого любишь. — Вы считаете, они и в самом деле обрели сверхъестественную силу? — спросил Скип. — В вашем голосе я слышу сомнение, — улыбнулся Бейудзин. — Корни неприкосновенных растений, которые жевали братья, наделили их невероятной силой и ловкостью, и это чистая правда. А еще они стали нечувствительны к боли, даже к боли от пулевых ранений. — Старый индеец пристально посмотрел на юношу. — Я знаю, белые люди считают рассказы о колдовстве пустыми сказками, не стоящими внимания. Но и среди них я встречал самых настоящих злых магов. Конечно, они не носят волчьих шкур, они ходят в обычных костюмах. И в руках у них — портфели, а не мешки с трупной пылью. Когда я был мальчишкой, они отправили меня в школу и били всякий раз, стоило мне заговорить на родном языке. Потом они приезжали сюда, в деревню, с контрактами на горные разработки и добычу нефти. Старый индеец снова прервал рассказ. Совершив резкий поворот, всадники оказались в тополиной роще. Бейудзин остановил лошадь и знаком велел спутникам спешиться. Кони тут же принялись щипать густую сочную траву по берегам ручья. Тедди растянулся на большом плоском камне. В этой позе он чрезвычайно походил на льва, охраняющего прайд. Скип подошел к Норе и обнял ее за плечи. — Волнуешься? — тихонько спросил он. — Немного. А ты? — Я тоже слегка нервничаю. Но, честно говоря, чертовски рад, что мы выбрались в эту поездку. — Будь любезен, прекрати лапать мою девушку. К ним подошел Смитбэк. Вместе они наблюдали, как Бейудзин отвязал от седла мешочек из оленьей кожи, проверил его содержимое и указал на тропу, поднимавшуюся вверх по холму к небольшому круглому выступу. Наверху Нора разглядела вход в пещеру, где нашел последний приют ее отец. — Как здесь красиво, — пробормотал Скип. Бейудзин первым двинулся по тропе. У входа в пещеру Нора замешкалась, словно опасаясь заглянуть внутрь. Обернувшись, она окинула взглядом каньон. Недавно прошли дожди, и теперь землю покрывал роскошный ковер цветов — диких лилий, луговых тюльпанов, дурмана. Перед тем как отправиться сюда, они со Скипом немало спорили и в конце концов решили оставить тело отца там, где оно лежит. Пусть останки его покоятся в краю красных скал, в окружении дивной, не тронутой человеком природы. Имей Падриг Келли возможность выбирать место последнего упокоения, наверняка выбрал бы это. Нора вновь ощутила на плече руку Скипа и решительно шагнула в пещеру. В тусклом свете она различила седло и седельные сумки, аккуратно расставленные вдоль стены. Кожа их выцвела и потрескалась от времени. Рядом лежал череп горного льва с бирюзовыми инкрустациями, красивый и одновременно зловещий. Там, внизу, под слоем песка, покоилось тело. Он умер, глядя на прекрасную долину, расстилавшуюся перед ним, подумала Нора. Долго, очень долго никто не произносил ни единого слова. Затем Нора медленно вытащила из кармана блокнот — папин дневник, похищенный оборотнем. Человеком, погибшим от ее пули. Блокнот недавно вернул ей Бейудзин. Она открыла его на странице, заложенной потрепанным конвертом с письмом, положившим начало всем ее приключениям. Письмо отец адресовал матери. Он написал его перед тем, как войти в Квивиру. А в последней записи на страницах дневника Падриг Келли обратился к детям. Ее папа сделал это уже после визита в древний город. Эти строчки он писал здесь, в пещере, в ожидании смерти. И сейчас дочь ощутила неодолимое желание прочесть его последние слова. Нора осторожно коснулась креста, сделанного из двух кедровых веток, перекрученных посередине кожаной тесьмой. Ладонь Смитбэка накрыла ее руку, и она благодарно ответила на пожатие. В страшные дни, проведенные в Квивире, Билл, раненый, изнемогающий от боли, ни на минуту не терял присутствия духа и ухитрялся служить ей опорой. Едва оправившись, он поехал вместе с Норой в Лос-Анджелес, на могилу Питера Холройда. Вернее, там установили лишь надгробие — найти тело так и не удалось. Нора положила на могильную плиту истрепанный томик «Стойкости» Ленсинга, книги, с которой Питер никогда не расставался. Потом они почтили память Энрике Арагона. Для этого им пришлось взять лодку и выбраться на середину озера Пауэлл. Туда, где под толщей воды скрывался Храм Музыки, столь любимый их погибшим другом. Нора знала: настанет время, и они с Биллом вернутся в Квивиру. Команда тщательно подобранных специалистов, снабженных защитными костюмами и респираторами, снимет на видео все строения древнего города. Будет составлена тщательная опись ценнейшей слюдяной керамики, обнаруженной Слоан. Профессор Годдар получит подробный отчет, снабженный множеством фотографий. Возможно, Смитбэк даже напишет книгу об их экспедиции, хотя рассказ его не сможет отразить всей правды. О некоторых событиях ему придется умолчать, дабы уберечь профессора Годдара от лишней боли. Нора глубоко вздохнула. Квивира ждет ее. Местонахождение древнего города никогда не станет достоянием гласности — залогом тому служит смертоносная пыль. Почти все, кто побывал в Квивире, мертвы. А выжившие сохранят тайну, в этом она совершенно не сомневалась.