Миниатюрная секретарша нервного вида проводила Нору из приемной в кабинет. В кабинете оказалось пустынно и прохладно, точно в церкви. Белые стены и пол, выложенный плиткой, усугубляли ощущение аскетизма. Честно говоря, она ожидала увидеть массивный письменный стол, свидетельствующий о высоком статусе его владельца. Стол и в самом деле обладал внушительными размерами, однако имел довольно обшарпанный вид и явно служил для работы, а не для поддержания представительного образа. Нора в недоумении озиралась по сторонам. Вопреки всем ее ожиданиям, кабинет Годдара выглядел полной противоположностью апартаментов Блейквуда. Единственным украшением здесь служили керамические горшки, выстроенные на столе в ряд. Рядом стоял сам Эрнест Годдар собственной персоной. Длинные седые волосы и борода цвета соли с перцем обрамляли вытянутое худое лицо с живыми голубыми глазами. В руке он сжимал карандаш, а из кармана пиджака свисал мятый носовой платок. Сложение председатель совета имел самое что ни на есть субтильное, и костюм висел на нем, словно на вешалке. Поначалу Нора сочла его худобу признаком тяжелой болезни. Однако взгляд Годдара, ясный, веселый и полный энергии, убеждал в обратном. — Добрый день, доктор Келли. — Положив карандаш, он сделал несколько шагов навстречу гостье и пожал ей руку. — Рад, что мы с вами наконец встретились. Голос его звучал необычно — сухой и низкий, не намного звонче шепота. Тем не менее в нем явственно сквозило сознание собственной власти. — Пожалуйста, зовите меня Нора, — растерянно пробормотала она. Столь сердечный прием застал ее совершенно врасплох. — С удовольствием, — кивнул Годдар и, деликатным, почти женским жестом вытащив платок, откашлялся в него. — Прошу вас, садитесь. Но прежде взгляните на эти горшки. Любопытно, не правда ли? Он сунул платок в карман. Нора приблизилась к столу. На нем стояло двенадцать расписных горшков. Все без исключения они представляли собой замечательные образчики древней керамики из долины Мимбрес в Нью-Мексико. Три из них покрывал геометрический рисунок, простой и эффектный, еще по двум бежал узор из стилизованных насекомых — жуков и сверчков. На остальных с потрясающей точностью пропорций изображались человеческие фигуры. В донышке каждого сосуда виднелось аккуратное отверстие. — Восхитительные экземпляры, — прокомментировала Нора. Годдар собрался произнести какую-то фразу, но вновь закашлялся и ему пришлось отвернуться. На столе загудел коммутатор. — Доктор Годдар, пришла миссис Хенигсбаух, — раздался голос секретарши. — Пригласите ее. Нора бросила на него вопросительный взгляд. — Прошу вас, останьтесь. — Годдар указал на стул. — Наш разговор с миссис Хенигсбаух займет всего несколько минут. Дверь распахнулась, и в кабинет ворвалась дама лет семидесяти. Нора моментально распознала в ней представительницу высшего общества Санта-Фе. Любая черточка ее поведения свидетельствовала о богатстве: и фигура, невероятно стройная и подтянутая, и загорелое, почти лишенное косметики лицо, и изящное, хотя и скромное на вид, ожерелье племени навахо, красовавшееся поверх шелковой блузки. — Эрнест, как я счастлива тебя видеть! — воскликнула дама. — Очень мило, что ты заглянула ко мне, Лили, — ответил Годдар и добавил, указав на Нору: — Это доктор Келли, ассистент профессора. Новая гостья, едва удостоив взглядом сотрудницу института, повернулась к столу. — А, отлично. Вот они, те самые горшки, о которых я тебе говорила. Годдар кивнул. — Мой оценщик заявил: они стоят никак не меньше пятисот тысяч. Говорит, это большая редкость. К тому же они в превосходном состоянии. Ты же знаешь, Гарри всю жизнь коллекционировал подобные вещи. И он хотел, чтобы после его смерти эти горшки были переданы вашему институту. — Да, превосходные образцы… — Превосходные — это слишком слабо сказано! — перебила дама, проведя рукой по безупречно уложенной прическе. — Подобную красоту необходимо выставить на всеобщее обозрение. Я знаю, что в твоем институте нет музея, открытого для публики. Но для таких ценных экспонатов, как эти горшки, можно что-нибудь придумать. Например, устроить выставку в административном корпусе. Я уже говорила с Симмонсом, моим архитектором, и он набросал план. То, что у него получилось, мы пока условно называем павильоном Хенигсбаух… — Лили, — перебил Годдар. В тихом его голосе послышались властные нотки. — Я уже говорил, мы глубоко признательны твоему покойному мужу за оказанную честь. Но боюсь, мы не сможем принять его дар. В кабинете повисло молчание. — Прости, я не вполне тебя поняла, — ледяным тоном изрекла миссис Хенигсбаух. — Эти горошки были извлечены из могил, — пояснил Годдар, указав на стол. — Мы не можем их принять. — Что значит «из могил»? Гарри приобрел их у дилеров, пользующихся отменной репутацией. Ты что, не заглядывал в документы, которые я тебе передала? В них ничего не говорится о могилах. — На эти документы вряд ли стоит полагаться полностью. Согласно принципам нашего института, мы не принимаем в дар похоронные принадлежности. Кроме того, — добавил он извиняющимся тоном, — эти горшки, спору нет, великолепны, и повторяю, мы очень тронуты поступком Гарри. Но в нашей коллекции имеются еще более ценные экспонаты подобного рода. Неужели, мысленно удивилась Нора. Лично ей никогда прежде не доводилось встречать в запасниках института таких дивных образцов керамики Мимбрес. Касательно миссис Хенигсбаух, ее до такой степени потрясло первое оскорбление, что она пропустила мимо ушей второе. — При чем здесь могилы? — пробормотала Лили. — Неужели ты думаешь, будто эти сосуды похищены у мертвецов? Годдар взял один из горшков и просунул палец сквозь отверстие в донышке. — Этот сосуд был убит. — Убит? — Именно так. Когда жители долины Мимбрес опускали их в могилу вместе с усопшими, они проделывали в донышке отверстие. Таким образом они выпускали дух сосуда, дабы тот мог присоединиться к духу покойника в ином мире. Археологи называют такие горшки убитыми. — Он поставил сосуд на стол. — Все двенадцать относятся именно к такому разряду. А значит, что бы там ни утверждали документы, все они извлечены из могил. — И на этом основании ты отказываешься от дара стоимостью в полмиллиона долларов?! — возвысила голос дама. — У меня нет выбора. Я распоряжусь, чтобы их упаковали самым тщательным образом и вернули тебе. — Годдар снова откашлялся в платок. — Не сочти это за обиду. — Не ожидала от тебя подобной глупости. Дама резко повернулась и вышла прочь, оставив после себя аромат дорогих духов. Годдар уселся на краешек стола, устремив на злополучные горшки задумчивый взгляд. — Вы разбираетесь в керамике Мимбрес? — нарушил он наконец молчание. — Надеюсь, что да. Нора до сих пор не могла поверить в увиденное. Как он мог отказаться от столь щедрого дара? — И что вы об этом думаете? — Я знаю, что в собраниях других институтов есть так называемые убитые горшки. — Другие институты не являются примером для подражания, — заметил Годдар тихим, но не терпящим возражений голосом. — Эти горшки положили в могилы люди, которые уважали своих усопших. Неужели мы откажемся от уважения к мертвым? Полагаю, миссис Хенигсбаух пришла бы в ужас, замысли мы разрыть могилу ее обожаемого супруга. — Он опустился на стул. — Нора, вчера мы разговаривали с доктором Блейквудом. Ну вот и началось, подумала она, чувствуя, как напрягается каждый ее мускул. — Он упомянул, что некоторые ваши проекты остаются незавершенными, и в связи с этим ваш отчет о проделанной работе, скорее всего, произведет не слишком отрадное впечатление. Вы можете объяснить мне, почему так происходит? — Мне нечего сказать в свое оправдание, — пожала плечами Нора. — И свое увольнение я приму как должное. К ее удивлению, Годдар усмехнулся. — Увольнение? — переспросил он. — А с чего вы взяли, будто речь пойдет об увольнении? — Срок моего пребывания в должности истекает через шесть месяцев, — пробормотала Нора. — Конечно, за это время я успею составить отчеты об экспедициях в Рио-Пуэрко и Гальегос-Дивайд, но… Она осеклась. — Но что? — пристально взглянул на нее Годдар. — Это вполне способен сделать кто-то другой. Так что вы можете подписать приказ о моем увольнении прямо сейчас и избавиться от нерадивого сотрудника. — Понятно, — кивнул Годдар, глядя ей прямо в глаза. — А чем вы собираетесь заняться, оставив институт, если не секрет? Отправитесь на поиски затерянного города Квивиры? Нора ответила ему столь же пристальным взглядом. Председатель совета вновь усмехнулся. — Как видите, мне известно о ваших планах. Меня в них посвятил Блейквуд. Нора хранила молчание. — Он также упомянул, что вы, никого не предупредив, на несколько дней исчезли из института. Насколько я понимаю, ваш внезапный отъезд был как-то связан с поисками? — Я ездила в Калифорнию. — Да? А мне казалось, Квивира расположена восточнее. — То, чем я занимаюсь за пределами института, касается только меня. — Доктор Блейквуд придерживается иного мнения. Но может, вы все же сообщите мне, увенчались ли ваши поиски успехом? — В определенном смысле — да. В кабинете вновь повисло молчание. Нора не сводила глаз с лица Годдара. Взгляд его стал серьезным, усмешка исчезла без следа. — Вы не хотите рассказать об этом подробнее? — Не вижу в этом никакого смысла, — буркнула Нора.