Правда, в дне сегодняшнем патроны к нему будет раздобыть непросто, это факт. А надо. И запас нужен, и все-таки есть у меня сомнения по поводу тех боеприпасов, что сейчас в барабане находятся. Боюсь, они безопаснее хлопушек будут. Придется-таки Гаврошу звонить, хоть и не хотелось, у него всегда все есть. Все же большую власть над сердцем мужчины имеет оружие. Великую, я бы сказал. И ощущения от того, что этот пистолет или нож теперь твой, не менее острые, чем от первого обладания женщиной, благосклонности которой ты давно добивался. Сказано коряво, но представители сильного пола меня поймут. Шлюндт, который, похоже, пришел в ресторан куда раньше назначенного времени, сразу заметил мое приподнятое настроение, и оно, похоже, его изрядно насторожило. – Валерий, вижу, ты сегодня прямо светишься от счастья, – осторожно заметил он после того, как мы обменялись рукопожатиями. – Был бы рад подумать, что данные эмоции у тебя вызвала наша встреча, но отчего-то мне кажется, что это не так. – Отчего же? – доброжелательно возразил ему я. – Мне всегда радостно с вами видеться. Вы много знаете, вы великолепный собеседник и сотрапезник, в наше время это все большая редкость. Мой родитель, помнится, не раз печалился о том, что высокое искусство правильной застольной беседы совсем скоро уйдет в прошлое. – Достойнейший человек, судя по всему, твой батюшка, – отсалютовал мне бокалом с минералкой антиквар. – Хотя, по моему скромному мнению, «table talk», уж прости за англицизм, это не просто искусство. Это пласт культуры, со своими традициями и историей. И да, он почти забыт. Застолье вытеснил фаст-фуд, застольные беседы – социальные сети. Впрочем, данная тема – повод для отдельного обсуждения, а я тебя пригласил сюда с другими целями. К нашему столику подошла официантка и протянула мне толстую коричневую папку-меню, открыв которую, я сразу испытал всплеск ностальгии. Во времена моего взросления в тренд вошли деловые встречи нового формата, на них переговаривающиеся стороны встречались не в офисах, а в ресторанах высокой кухни, причем с женами и детьми, видимо, для того чтобы показать друг другу, что не бизнес для них главное, а семейные ценности. Продлилось это недолго, вскоре все вернулось на круги своя, и деловые люди переместились обратно в переговорные залы бизнес-центров, подальше от лишних ушей и кулинарных изысков и поближе к «заглушкам», гарантирующим сохранность информации. Но года два меня добросовестно таскали по подобным местам, вбив в подкорку ненависть к странным названиям в меню, по которым никогда не поймешь, что за ними спрятано. Как-то раз, помню, увидел вроде бы знакомое слово «буррид». Натурально, подумал, что это эстетская версия хорошо знакомого мне «буррито», порадовался, и в результате получил тарелку очень перченого и жутко начесноченного рыбного супа, да еще и с майонезом. Съел, разумеется, куда деваться, но с тех пор с большим недоверием отношусь ко всем этим «ремуладам», «потофё» и «тимбалям».Тем более что я все равно толком не запомнил, что из этого есть что, кроме, пожалуй, десертных блюд. Эклер – он и в Африке эклер. Ну и выучил еще, что такое крутон. – Предоставляю выбор вам, Карл Августович, – положил я меню на стол. – Полностью доверяю вашему вкусу. – Почему нет? – Антиквар сплел пальцы обеих рук в «замок», а после забавно ими пошевелил. – Думаю, наш гастрономический тур мы начнем с террина, мне рассказывали, что здесь он особенно хорош. После, пожалуй, мы порадуем себя турнедо из говядины с… Под конец заказа Шлюндт окончательно сошел на французский, при этом я, хоть и знал этот язык относительно неплохо, половину из сказанного им не понял, в отличие от официантки. – Думаю, нам будет вкусно, – сообщил он мне, когда симпатичная барышня отошла от стола. – Ну а пока мы ждем закуски, полагаю, можно кое-что обсудить. Кое-что важное для нас обоих. – Вы насчет перстня? – уточнил я. – Ну того, что на рисунке? – Перстень? – поднял брови вверх антиквар. – Нет-нет, эта тема как раз терпит. Речь о другом. Знаешь, Валерий, я очень сильно не люблю лезть в чужие дела. По ряду обстоятельств не люблю. Во-первых, потому что это неэтично. Во-вторых – вредно для репутации. И в-третьих – подобное вмешательство может оказаться небезопасным. Когда я был помоложе и поглупее, пару раз довелось мне сунуть нос туда, куда не следовало, и последствия не заставили себя долго ждать. То, что я тогда уцелел, до сих пор мне кажется чудом. С тех пор я не гневлю Судьбу, поставив себе за принцип простое правило – каждый сам для себя определяет свой жизненный путь, мне до других дела нет. Ну если только человек сам не спросит у меня совета, или его интересы с моими не пересекутся. – Правильный принцип, – одобрил я. – Сам приблизительно по такому же живу. – Но иногда карты ложатся таким образом, что мне приходится от него отступать, – печально закончил Карл Августович. – В твоем случае исключительно из личной симпатии. Ты юн и многого не понимаешь, мой дружеский долг донести до тебя кое-какие свои соображения. Ведь я же могу считать тебя своим другом? Русоволосая официантка, которая в этот момент приблизилась к столику с приборами в руках, услышала последние слова и чуть поморщилась, глядя на нас. Сдается мне, она сделала маленько не те выводы, которые следует. – Ну конечно же, – с придыханием произнес я, не удержавшись, и подпер голову, рукой, положив два пальца на щеку. – Это не подлежит никаким сомнениям, как мной и было сказано сегодня. Антиквар все понял, уголки его губ тронула улыбка. – Может, все же вина, мой юный друг? – чуть грассируя, произнес он. – Красного. Как кровь! Как страсть! Девушка чуть покраснела, и поспешно удалилась. – Наверное, сюда я больше заглядывать не буду, – сообщил я антиквару, сдерживая смех. – Но получилось забавно. – Хорошая шутка всегда к месту, даже если она двусмысленна, – отозвался Шлюндт, разворачивая салфетку. – Так вот, что я хотел сказать. Валерий, зря ты нанес визит Марфе, и этот поступок не слишком разумен. – Карл Августович, неужто вы за мной следите? – немного показушно расстроился я. – Вот бы не подумал! – Не за тобой, – покачал головой старик. – За Марфой. И не слежу, а приглядываю, это разные вещи. Просто мне очень не нравятся те знаки, которые в последнее время я вижу вокруг себя, они меня тревожат. А своим инстинктам я привык доверять. – Знаки? – переспросил я. – Этот мир не только очевиден, но еще и невероятен. – Карл Августович откинулся на спинку стула. – Просто подавляющее большинство живущих предпочитает видеть то, что насквозь реально, то, что можно потрогать, попробовать на вкус, положить в карман. Их можно понять, они стоят обеими ногами на Земле и предпочитают доверять своим органам чувств. Более того – они даже не задумываются о том, что есть другие материи, которые неосязаемы хотя бы потому, что и сами по себе прекрасно существуют. Но эти материи – есть, и время от времени они подают знаки тем, кто хочет и может данные послания видеть. Не всегда получается их понять, это да, но с этим ничего не поделаешь. – А как они выглядят, эти знаки? – заинтересовался я. – Просто я, скорее всего, из большинства. По крайней мере – был. – Чаще всего для подобного люди используют слово «совпадения», – ответил мне антиквар. – Так им проще. Не нужно искать глубинную связь между несколькими событиями, почти не связанными между собой, голову напрягать не надо, о плохом думать. Легче сказать: «ну надо же, как все сразу навалилось». А ничего не навалилось, на самом-то деле. Просто Судьба связала несколько нитей в один узелок, и теперь только от тебя зависит, что с ним станет дальше, развяжется он сам или будет разрезан ножницами норны вместе с твоей жизнью. Не бывает в жизни совпадений, Валера, все творящееся вокруг любого из нас есть последствия ранее случившегося, и предтечи того, что еще не свершилось. – А мы с Марфой тут при чем? – поинтересовался я. – Знаки-то вокруг вас, а не вокруг меня. – Вокруг тебя вообще хаос творится, – отмахнулся старичок. – Там и без знаков все понятно. Но я был удивлен, когда узнал, что ты вот так запросто к ней на чаек наведался. Даже было начал строить какую-то теорию заговора, но после понял – не в твоем случае. – Чересчур глуп? – даже как-то обиделся я. – Чересчур непредусмотрителен, – покачал головой Шлюндт. – И слишком нелюбопытен. Ты как ничего не знал о своем новом мире, так толком ничего и не знаешь, при этом принимаешь серьезные решения и наносишь визиты персонам, в нем много из себя представляющим. Я не склонен считать тебя глупцом, но иногда ты меня удивляешь. Знаешь, с чего тебе следовало начать наше знакомство? – С чего? – Усадить меня за стол и вытрясти столько знаний, сколько возможно. А потом еще столько же. А ты вместо этого спишь с ведьмой, водишь дружбу с гончими из Отдела и заключаешь сделки с вурдалаками. Наверное, в чем-то он прав. Но вот какая штука – о чем-то подобном я думал, а после отказался от этой идеи. Просто потому, что он покажет мне правду такой, какой она выгодна именно ему. – Валерий, Марфа – не лучший собеседник вообще, – продолжал тем временем разливаться соловьем антиквар. – А в твоем случае… О, а вот и закуска. Все, настало время еды. Признаюсь – люблю французскую кухню. Она не столь сытная, как русская или немецкая, не столь острая, как итальянская, но есть в ней что-то особенное, из-за чего ее ни с чем не спутаешь. Наша беседа возобновилась только минут через сорок, когда подали кофе со сложносочиненными десертами. – Так вот. – Карл Августович зачерпнул и отправил в рот ложечку теста, пропитанного… Не знаю точно, но чем-то сладким и пахучим. – Вкусно. Очень вкусно. Так вот, мой юный друг, что я хочу у тебя спросить, – как ты станешь выпутываться из сложившейся ситуации? – Вы всё вокруг да около ходите, – не выдержал я. – Скажите прямо – в чем моя ошибка? Ну сходил к тетке-ведьме. Посидел у нее, попил чайку, ватрушек покушал. И что? – Ничего, – отпил кофе антиквар. – Если не считать того, что три месяца назад ведьмы этого ковена пятерых вурдалаков из семьи Арвида уходили. Насмерть. Причины мне неизвестны, но скандал был немалый, с большим трудом удалось избежать кровопролития. И тут ты, который только-только заключил с Ленцем договор, и на которого тот возлагает определенные надежды, раз – и прямиком к его первейшему врагу в дом идешь. Причем не тайком, а в открытую. – Их проблемы – это их проблемы, – передернул плечами я, причем на этот раз ни капли не играя. – Пусть себе думают, что хотят. Мне плевать. – Арвид не Михаил, – погрозил мне ложечкой Шлюндт. – Он импульсивен и жесток, кто знает, как далеко его могут завести подобные качества? – Не страшно, – покачал головой я. – И потом – он знает, что в моем существовании заинтересованы, например, вы. И Отдел. Импульс – импульсом, но он же не совсем идиот? Так что, думаю, этот вопрос мы с вами разрешили. – Я так не думаю, но твоя точка зрения мне понятна, – невозмутимо заявил Шлюндт. Ему бы в покер играть, по лицу совершенно не прочесть, что он на самом деле думает. Понять бы – он реально обо мне печется, или хотел дополнительно попугать для пущей сговорчивости. – В любом случае, если семья Ленц начнет тебя донимать – звони. У меня новые охранники, толковые вроде бы ребята, заодно и проверим их в приближенной к боевой обстановке. – А тех двух так и не нашли? – как бы между делом спросил я. – Так и не нашли, – хитро блеснул глазами старичок. – Очень странная история вышла. Непонятная. Я, знаешь ли, всегда докапываюсь до сути, а тут не смог. И люди, которых я нанял для расследования – тоже. Машина есть, а те двое, что в ней сидели, исчезли, словно не существовали на белом свете. Сейчас новые времена, везде камеры, а они с того момента, как свернули с шоссе, больше ни на одной из них нигде не мелькнули. Тел на тех полянах, что близ машины расположены, нет, все проверили. В лес было сунулись – тоже ничего. Правда, вот в чем странность, – люди, которые этим занимались, много чего знают и умеют, а тут прямо в трех соснах заплутали. Вроде в лес только вошли, а потом два часа выйти не могли, знай по кругу ходили. – Бывает же такое, – охнул я. – Вот ведь! И клад, похоже, тоже не нашли, а он ведь лежит не так уж глубоко. Надо думать, дядя Егор им глаза отвел. – Ну да, ну да, – покивал Карл Августович. – Короче – странно все это. Странно. Помнишь, я говорил тебе про знаки? Это один из них. – А что полиция говорит? – уточнил я. – Ничего не говорит, – лукаво прищурился Карл Августович. – Зачем ей что-то говорить? Дело о пропаже людей заведено не было, а значит, ей все равно. – Как не было заведено? – изумился я. – Вот так. Эта двое были людьми одинокими, ни родни, ни жен, ни детей не имели, стало быть, заявить о их пропаже некому. Кроме меня, разумеется. А я так рассудил, что мне лишний раз время на визиты в органы правопорядка тратить не хочется. Нет, изначально дело существовало, а потом бах – и пропало. Так случается. Ну и славно, стало быть – концы в воду. То есть – в землю. Так сказать, – нет тела – нет дела. Одно печально – этот старый хрыч уверен в том, что я в пропаже его телохранителей замешан, по нему видно. Он этого даже не скрывает, между прочим. Впрочем, он мне так ничего и не предъявил, потому поводов для волнения нет. И, скорее всего, не предъявит. Весь этот разговор затеян лишь для того, чтобы дать мне понять – мол, я все знаю, но будем считать, что ничего не произошло. Вот как я к тебе хорошо отношусь, Валерий. – Ну и правильно. – Я отсалютовал ему чашкой. – Да и мало ли? Может, найдутся еще, времени-то прошло всего ничего. Загуляли где-нибудь, случается такое. – Может, и найдутся, – не стал спорить со мной Шлюндт. – Почему нет? – А что с перстнем? – перевел я разговор в плоскость, которая меня интересовала куда больше. – Может, есть какие-то соображения? – Да какие тут соображения? – Причмокнув, антиквар допил кофе. – Все и так ясно. Украшение конца четырнадцатого – начала пятнадцатого века, работа французских мастеров, материал – золото, камень – рубин, причем не абы какой, а из тех, что называют «голубиная кровь». Уж не знаю, как в те темные годы его занесло во Францию, поскольку «голубиную кровь» и сейчас в основном добывают в провинции Могок, в Бирме, а тогда вовсе его кроме как там, нигде найти было нельзя. Скорее всего, он попал в Европу через Китай, потому обошелся заказчику перстня в огромную сумму. Впрочем, в те времена случалось и такое, что за работу платил не заказчик, а купец, причем своей жизнью. Так дешевле. В конкретном данном случае именно так, скорее всего, и произошло. Ну а кто был тот мастер, что изготовил этот предмет – не скажу. – Ну мало ли их было тогда, во времена Раннего Возрождения, этих мастеров, – решил я блеснуть своей образованностью. Зря, что ли, меня мама по музеям таскала? – Этот перстень делали до Возрождения, – погрозил мне пальцем антиквар. – Потому и с именами мастеров ясности нет. Клейма к моменту изготовления данного предмета были уже не новостью, особенно во Франции, которая, как ни странно, и в этой части оказалась впереди Европы всей. Они даже моих пращуров обогнали, пусть и ненадолго, лет на десять. Правда, к чести германских ювелиров, наши клейма были куда информативней французских, по ним можно было понять, в каком городе сработана вещь и мастерами какого цеха. Франки же обходились цветочками и крестиками, из которых ничего было не ясно. С другой стороны – что с них возьмешь? Хотя в плане кулинарии им, разумеется, равных нет. – Да и бог с ним, с мастером, – поторопил я Шлюндта. – Что это за перстень? Чей он? – Чей он… – задумчиво повторил Карл Августович. – Чей. Валерий, скажи, а ведь ты с телефона можешь посылать электронные письма? – Разумеется, – кивнул я. – Замечательно. – Карл Августович жестом подозвал официантку. – Милая девушка, принесите мне еще чашечку кофе и, пожалуй, счет. – Хорошо, – звонко ответила та и удалилась. – Так вот, Валера, – продолжил антиквар. – Напиши прямо сейчас нашим партнерам письмо, из которого будет недвусмысленно ясно, что данный… Как ты тогда выразился? Тендер? Так вот, данный тендер снимается с торгов в связи с выявлением победителя. Предмет найден, награда уходит к тому, кто его обнаружил. – А он найден? – уточнил я. Старик улыбнулся. – То есть – перстень здесь, в городе? Улыбка стала еще шире.