Зулика фыркнула и опустила руку. – Жалкое зрелище. Зря мама пыталась освободить тебя из Залиндова. Хотя не сделай она этого, я бы не заполучила мирравенцев, так что ее жертва чего-то да стоила. Кива застыла: – Что? – Я обещала рассказать тебе про сделку, которую мама заключила с Навоком, и хочешь верь, хочешь не верь, но я редко нарушаю свои обещания. – Зулика стряхнула с плеча невидимую пылинку и рассказала: – Мама заключила союз между Мирравеном и повстанцами. И с Карамором заодно, раз уж эти две страны так тесно связаны, но сделка была заключена лишь с королем Навоком. – И она пробормотала будто про себя: – Его не порадует то, что случилось сегодня на складе, но нужно быть терпеливее. Эти придурки чуть все не испортили. В ушах повторялись слова Зулики, и сердце бешено заколотилось: «Мама заключила союз между Мирравеном и повстанцами». Отбросив все остальное, Кива спросила немеющими губами: – Что за сделка? – Эвалон слишком хорошо защищен, так что северяне не смогут напасть без помощи изнутри, – ответила Зулика. – Поэтому мы, мятежники, поможем им. Кива пыталась побороть растущую тревогу. Выходило так, что Зулика собиралась помочь Навоку захватить Эвалон. Но… – Зачем мама заключила такую сделку, если она хотела, чтобы королевство досталось нам? – непонимающе спросила она. – Она так злилась, что была бы рада просто свергнуть Валлентисов, даже без престола, – сказала Зулика. – Когда она уехала, чтобы заключить с Мирравеном сделку, ее работа уже много лет не давала никаких плодов, к тому же мама серьезно болела, так что понимала, что пора принять решение. Она подумала, что союз с Навоком – самый быстрый способ отомстить. Но даже так она сделала все, чтобы вместе с ним правил Корентин. Кива поняла не сразу, но потом ахнула: – Хочешь сказать… Ты выходишь замуж за короля Навока? Таков уговор? Зулика сжала кулаки, лишь этим выдав, что думает об этом уговоре. Но ответила только: – Мама не знала про Королевскую Триаду, не знала, что есть другой законный способ. Проблемы будут даже с Триадой, так что войска Мирравена заставят подданных покориться. И армию. В любом случае, на троне окажется Корентин. Это самое главное. Вот о каком запасном плане упомянула принцесса Миррин: о Мирравене. Боги. Боги. Несколько дней назад Джарен поделился беспокойством насчет северных королевств – и оказался прав. Но ошибся, недооценив мятежников. – Тор знает об этом? Зулика хохотнула. – Сама как думаешь? Она покачала головой и опустила взгляд: – Жаль, что пришлось сегодня пырнуть его, но не могла же я допустить, чтобы он путался под ногами: я знала, что он попытается мне помешать, если догадается о сегодняшних планах. Я давно уже знаю, что его верность колеблется. Особенно с тех пор, как вернулась ты. Кива пораженно уставилась на сестру. – Его ударила ты? Но я видела… Руки, ноги, три сплетенных тела. Вот и все, что видела Кива: никаких доказательств, кто именно пронзил брата мирравенским мечом. – Пришлось изобразить все достоверно, – признала Зулика, отходя назад, и зарылась в плащ. – К тому же я знала, что ты его вылечишь. Вопрос был лишь в том, что он вспомнит, когда очнется, но с этим можно разобраться и утром. А вот ты, в свою очередь, финал увидишь не сразу. – В каком см… Кива не успела договорить: Зулика сдула целую горсть золотого порошка прямо ей в лицо. Она принялась кашлять и отплевываться, а густой карамельный вкус возобладал надо всеми ее чувствами. Вместе со слепящим всепоглощающим ужасом. Ангельская пыль. Наркотик, мгновенно вызывающий привыкание, был везде: он забился и в нос, и в распахнутый рот. – Зулика, какого… – Ты отняла у меня маму, – зло перебила Зулика. – Ты даже не понимаешь, о чем я. И не поймешь. Она всегда верила в тебя намного сильнее, чем в меня. Золотой ребенок, называла она тебя. Все твердила: такая сильная! Такие возможности! Но взгляни на себя – ты же пустое место! Зулика презрительно фыркнула, но Киве уже стало трудно сосредоточиться: наркотик действал быстро, однако она все равно пыталась понять, почему сестра сердится. Пыталась понять хоть что-нибудь. – Ты все у меня отняла! – прошипела Зулика. – А теперь я отниму все у тебя. – Я не… – пыталась выговорить Кива, но слова перемешались во рту. Зулика помахала мешочком с золотым порошком и сказала уже куда спокойнее: – Считай это благодарностью за помощь. Последний порадок от меня. Это – и еще вот что. Перед глазами все то расплывалось, то вновь становилось четким, но Кива увидела, как Зулика вытащила из-под платья амулет и потянулась через решетку, чтобы надеть цепочку на шею Кивы. – Последние остатки его силы я потратила, когда пошла за Печатью к королеве, – сказала Зулика. – Они с принцем Ориэлем сопротивлялись так, что полностью его истощили, но мне хочется, чтобы у тебя осталось напоминание о сегодняшнем дне – обо всем, чему ты помогла случиться. Мы отправим инструкции, чтобы его не забрали с остальными твоими пожитками. Я хочу, чтобы ты все помнила, каждый день, пока еще можешь. Кива покачнулась, железные прутья завивались перед глазами, а каждое слово сестры казалось смутным бредом. Зулика резко свистнула – так она свистела днем на складе, еще раз помахала мешочком с ангельской пылью и сказала: – Это правда подарок – так тебе будет легче пережить долгую дорогу обратно. Время пролетит незаметно. Лицо Зулики таяло, обращаясь яркими всплесками – галлюценоген уже овладевал Кивой, но она все же смогла каким-то образом проговорить единственное слово: – Обратно? – В Залиндов, – ответила Зулика. – Я не могу допустить, чтобы ты болталась тут, пытаясь спасти своего принца от моих великих планов. Или Торелла, если он пойдет против меня. – Она оперлась об извивающиеся прутья и прошептала с искоркой безумия на лице: – Так много всего происходит, чего ты даже не представляешь! Мама мыслила слишком мелко. Я не повторю ее ошибку. И не рискну оставить тебя на свободе, чтобы ты попыталась меня остановить. Кива отстраненно понимала, что следует расстроиться, даже испугаться, но вместо этого она расслабилась, руки повисли, тело охватил некий гул, голова перестала болеть, и все проблемы исчезли. Зулика что-то еще говорила, но Кива уже не слышала: в ушах звенел приятный мотивчик. Она будто в тумане смотрела, как сестра обернулась к кому-то – к Миррин, которая вновь соткалась рядом, явившись по свисту, – и вручила той золотой мешочек. – Ее уже унесло, – заметила принцесса, и ее насмешливый голос донесся до Кивы откуда-то издалека. – Пойду проверю, готова ли тюремная повозка, и отдам остаток порошка страже. Они согласились держать ее на нем до самого Залиндова. Так она не доставит проблем. Размытые очертания льдисто-голубого шелка пропали из виду, голова Кивы упала набок. Она как-то оказалась на полу и даже не заметила. – Прощай, сестра, – слова Зулики казались лишь искаженным порывом ветра. – Жаль, что так вышло. Что происходило дальше, Кива и сама не знала: ангельская пыль поглотила ее, увлекла стремительно и мощно. Она понимала, что вернулось голубое платье Миррин, что открылась камера, что она летит по воздуху. Она рассмеялась, чувствуя себя легче перышка, но тут оказалась снаружи, на холоде, а под ней была твердая поверхность, и стало так тесно, что не пошевелить ни рукой, ни ногой, а вокруг снова оказались стальные решетки клетки. И она поехала. Дальнейшие минуты, часы, дни и недели слились в смутный хруст гравия и грохот решеток, прерываемый лишь редкими моментами просветления, которых хватало ровно на столько, чтобы стража могла дать ей еще карамельного порошка, вновь дурманя ее, снова и снова. Ей грезились золотые дворцы и сияющие реки, комнаты с большими окнами и мрамор в дымке. Она видела Джарена, его лицо, руки, губы, его касания, объятия, его нежность. И она шептала ему все, что не смела сказать раньше, всю правду, что хранила внутри, слишком боясь того, что станет, если ее высказать. «Я знаю, что ты боишься. Но я обещаю, бояться нечего». Купаясь в его голосе, как в ярком солнечном свете, она хотела ответить, что он ошибается. Что она больше не боится. Потому что любит его. Больше всего на свете. И когда однажды она проснулась стылым утром в окружении знакомых известняковых стен, первым делом она позвала его по имени и потянулась к нему. Но его тут не было. Реальность обрушилась на Киву, хоть ангельская пыль еще не покинула организм и пыталась вновь захватить разум. Она боролась с ней, вспоминая, как выглядел Джарен после поцелуя – и какая боль была потом написана на его лице, когда он узнал о ее предательстве. Она всхлипнула, но наркотики приглушили горе – как и испуг при виде мрачной мины смотрителя Рука, который самодовольно глазел на нее сквозь решетки тюремной повозки. – Как жаль, что твое место в лазарете уже занято. Но в тоннелях всегда не хватает рук. – Он растянул губы в улыбке. – Добро пожаловать домой, Н18К442. И больше Кива ничего не помнила: ее вновь окутала ангельская пыль, и напоследок она успела осознать лишь одно. Если Рук отправит ее в тоннели, ей осталось шесть месяцев. Максимум – год. А потом она умрет.