В голову закралась мысль о Серебряном Шипе – напоминание обо всем, от чего она откажется. Ее надежды, мечты, амбиции. Ее будущее. Но потом она вспомнила кое-что еще. Керрин с мечом в груди. Фаран, которого волокут прочь королевские стражники. Тильда в крови, навеки устремившая в никуда незрячие глаза. Три потерянные жизни. Нельзя было и дальше отрицать, что Кива сомневалась, как и Тор. Но еще она не могла забыть, как зверски поступили с ее семьей – эта боль никогда не оставит ее сердце. И все из-за семьи Валлентис. Вот почему, пусть сердце рвалось пополам, у нее не было выбора, кроме как сделать с ними то же самое. Пусть даже она потеряет все. Глава пятнадцатая Торелл оставил Киву в «Пьяном борове», заставив ее пообещать, что она больше не вернется в Окхоллоу: слишком велик был риск, что их раскроют. В ответ Кива отдала ему маску Зулики и согласилась обмениваться сообщениями через трактирщика, а потом тепло обняла его на прощание. Вскоре во дворе ее нашла Рессинда. На обратном пути в Валлению разговаривала в основном Ресс. Когда они спешились у конюшен Серебряного Шипа, солнце уже клонилось к горизонту. Ощущая, как взволнована Кива, Ресс погнала ее прочь. – Я тут каждое утро на смене, приходи, если захочется отдохнуть от дворцовой жизни, – пригласила лекарь. – Можем поесть шокобулочек. – Звучит здорово, – ответила Кива. Спустившись с холма, она промчалась по Речной улице и добралась до дворца в рекордные сроки. Едва она успела расстегнуть плащ, как в дверь комнаты сердито постучали. Кива замерла, охваченная миллионом опасений. Что, если кто-нибудь видел, как она выезжала из города? Что, если за ней проследовали до Окхоллоу? Что, если она выдала, где находится лагерь мятежников? Что, если маска их не одурачила? Что, если… – К-кива, я знаю, что т-ты там! Я слышал, что т-ты вернулась! Шумно выдохнув, Кива открыла дверь и увидела Типпа. Веснушчатое лицо было хмурым. – Т-тебя весь д-день не б-было. Тон определенно был обвиняющий, но Кива не совсем понимала, почему. – Я ходила в Серебряный Шип. Не ложь. Но за эту полуправду она все равно злилась на себя. – Я хотел п-п-показать, что мы с Ори сегодня сд-сделали на рисовании, а т-тебя не было! – воскликнул Типп. – Я всегда знаю, г-где тебя найти, а сегодня не нашел! Кива вдруг поняла, почему он так расстроился. На протяжении трех лет Типп мог прийти к ней в любой момент. В Залиндове Киву всегда можно было найти в лазарете. В зимнем дворце, пока они привыкали к новой свободе, они почти все время держались вместе. Даже в Валлении Кива еще ни разу не пропадала так надолго, как сегодня. Типп скучал по ней. В уголках глаз выступили слезы, когда она поняла, отчего он так сердится, но смущать его не хотелось, так что Кива сморгнула слезы и ответила: – Прости, я не следила за временем. Хочешь показать сейчас? Он мигом перестал сердиться и воодушевленно потащил ее в гостиную. На мольберте у окна стоял холст, накрытый тканью, и Типп торопливо ее сдернул. – Это м-мы! – гордо заявил он, указывая на портрет. Когда Кива его увидела, слезы, которые она сдерживала, вернулись и взяли свое. Мазки были далеки от совершенства, цвета оказались выбраны своеобразно, но Кива легко узнала на картине себя: темные волосы летят по ветру, изумрудные глаза до забавного большие. Одной рукой она обнимала рыжего веснушчатого мальчика, который широко улыбался, а другой… – Это я, ты и Джарен, – сказал Типп и пустился в длинные обьяснения о том, как учитель попросил нарисовать, как он видит свое будущее. Кива уже не слушала: с каждой новой замеченной деталью сердце у нее ныло все больше. Другой рукой Кива на портрете держалась за руку Джарена, они улыбались друг другу, за спиной стоял Речной дворец, и… На головах у них лежали короны. У обоих. Вдали виднелись размытые силуэты Ориэля, Миррин, Кэлдона, Наари, королевы Арианы и человека, который, по предположению Кивы, был королем Стелланом. На рисунке был даже Флокс, свернувшийся у ног Джарена. Это был семейный портрет. Нарисованный одиннадцатилетним мальчиком. Которого попросили нарисовать его будущее. – …и тут она сказала, что трава фиолетовой быть не может, но я напомнил, что она велела дать волю воображению, а фиолетовая трава самая воображаемая на свете… Типп наконец прервался, чтобы набрать воздуха, и взглянул на Киву, дожидаясь ее мнения. Ей будто булавками язык кололи, но она как-то ухитрилась выговорить: – Превосходно. Широкая щербатая улыбка Типпа осветила комнату. Не в силах удержаться, Кива обняла его, отчасти чтобы он не заметил опустошенное выражение ее лица, отчасти просто чтобы ощутить, что вот он, в ее руках, жив и здоров. Будущего, которое он представлял, у него не будет, но Кива, черт побери, сделает все, чтобы у него вообще было будущее, и неважно, что случится дальше – она его не бросит. Типп всегда найдет во дворце дом, кому бы дворец ни принадлежал, и ради этого она сделает все что угодно. – Простите, я не вовремя? Могу зайти попозже. Кива подняла взгляд. В дверях стоял Джарен: одежда вся измята, а судя по взъерошенным волосам, он весь день запускал в них руки. Он будто неделями не знал сна, но не потерял в привлекательности, а наоборот, стал более настоящим из-за этих несовершенств, более человечным, более… Кива мысленно отвесила себе крепкую пощечину, выпустила Типпа, и когда мальчик побежал поприветствовать Джарена, быстро накрыла картину. – Дж-джарен! – завопил Типп, врезавшись в него. – П-показать т-тебе… – Как твои собрания? – торопливо перебила Кива. – Длинные, – ответил Джарен и вздохнул: в комнату влетел Флокс и плюхнулся ему на ноги. – Как Серебряный Шип? – Ее в-весь день не б-было! – поделился Типп, повторяя прежнее свое обвинение. В этот раз в тоне не было обиды: все внимание было поглощено Флоксом, чьи когти мальчик пытался отцепить от кожаных сапог Джарена, чтобы поднять пушистика на руки. Джарен поднял золотистые брови: – Весь день? Устала, наверное. – Кто бы говорил, – Кива указала на встрепанного Джарена. – Сегодня было… непросто, – ответил Джарен. Казалось, он хотел добавить что-то еще, но передумав, предложил: – Если у вас двоих нет других планов, сегодня никто наконец ничем не занят впервые с нашего возвращения домой. Как насчет семейного ужина? У Кивы свело живот, но Типп восхищенно завопил: – Д-да!