Часть 20 из 30 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Глава 16
Январь 633 года. Константинополь.
Пробуждение получилось очень неприятным. Точнее, неприятным было то тревожное чувство, которое подбросило Косту на кровати, словно пружиной. В комнате было темно, и лишь кожей он почувствовал, что в его жилище есть еще кто-то, кроме него. Он не ошибся.
— Вацлав Драгомирович? — спросил Коста слегка дрогнувшим голосом. — Он знал о любимой привычке своего непосредственного начальника. Его учили воздействовать на людей, и теперь он почувствовал воздействие на себе. Оказалось, что это страшно до ужаса.
— Я вот долго никак понять не мог, — сказало начальство, разжигая масляную лампу. Вацлав как будто продолжил недавно начатый разговор. — Докладывают мне, что парнишка, который в месяц пять рублей получает, ходит в хорошие харчевни кушать, жилье новое снял, приоделся… И при этом парнишка этот жмот, каких поискать. За медный нуммий удавится.
— Да я… — лязгнул зубами Коста.
— Заткнись! — резко оборвал его Вацлав. — Я не разрешал говорить! Самым умным себя посчитал? Ты на службе, парень. И присягу давал. Твои выходки могут ко многим бедам привести. Тебя грамотный палач расколет быстрее, чем ты куриную ногу объесть успеешь. Ты ведь, жадная сволочь, все наше дело под удар ставишь. Это же ты ростовщика уделал! Даже актеров для этого из Александрии выписал!
— Откуда…? — Коста даже вспотел.
— Ты не один тут работаешь, — пояснил Вацлав. — И у людей этих уши и глаза нараспашку открыты. То менялу как-то очень хитро ограбят, то богатый ростовщик задарма дом отдает и бежит куда-то, оставив половину Константинополя рыдать от счастья. А к нему никаких вопросов нет. Ни у властей, ни у ночного люда. И ведь нигде и ничего не всплывает. Никто по кабакам не хвалится, шлюхам золотых колец не дарит и вообще, этого странного вора словно никогда и на свете не было. Как будто специально учили кого-то замки вскрывать, людям душу наизнанку выворачивать, а потом обычным приказчиком притворяться. Знаешь, а ведь совсем несложно эти случаи с твоей сытой жизнью сопоставить. Зачем ты ввязался в это, парень? Денег захотел?
— И денег тоже, — пригорюнился Коста. — Но не только. Это он моего отца разорил. Из-за него я бродягой стал. Из-за него вся моя семья от чумы умерла. — Он начал повышать голос, переходя на крик. — Ты видел, как все твои близкие мертвые лежат? Отец, мать, братья? Как их потом крючьями на костер, как последнюю падаль тащат? Видел, а?
— Видел, — кивнул Вацлав. — И сам хоронил их. И мать, и отца, и сестер с братьями. Они не успели в лес убежать. И почти весь городок наш в той могиле лежал. Обры тогда в набег пришли, мало, кто спасся.
— Ясно, — обреченно кивнул Коста. — Тогда карай. Ты же за этим сюда пришел. Ну, вот он я. Режь!
— Это уже второй раз, когда ты сильно меня подвел, — сказал Вацлав. — Я не хочу убивать мальчишку, мне просто противно. Но теперь, парень, твой долг вырос до неба. Велю в раскаленную печь войти, полезешь туда и улыбаться будешь. Понял? Еще один залет, и я тебя крокодилам скормлю. И это не шутка, парень. Больше пощады не жди.
— Почему крокодилам? — удивился Коста.
— А ты скоро в Александрию плывешь, — пояснил Вацлав, — там крокодилов много. В филиале торгового дома работать будешь. Почтенный Марк тобой очень доволен.
— А раз уж вы меня сегодня резать не будете, — набрал воздуха в грудь Коста, — можно я все, что нелегким трудом скопил, в дело пущу? Может, тогда мне и деньги кроить не захочется.
— Нелегким трудом?? — с сомнением спросил сам у себя Вацлав. — Может, все-таки прирезать наглого засранца? — Он глубоко задумался, но слово «нет» так и не сказал.
— И вот еще что, Вацлав Драгомирович, — уже смелее сказал Коста. — Человек тут один есть, со мной вместе работал. Он город и его дно не хуже меня знает. Звезд с неба не хватает, но подает надежды. Готов рекомендовать.
* * *
В то же самое время. Братислава.
Толку от камина было немного, но все собравшиеся в большой гостиной княжеского дворца любили живой огонь. В них как будто просыпалась память сотен поколений предков, коротавших бесконечные зимние вечера, глядя на пляшущие языки пламени. Эту традицию ввел Самослав, а потому, в те редкие дни, когда он не уезжал в отдаленные жупанства, или его не отвлекали неотложные дела, все большое семейство собиралось вместе. Так было и сегодня.
Вокруг камина стояли низкие диваны, набитые конским волосом, на которых расположились княгини, аккуратно разложившие вокруг себя подолы нарядных платьев. Они пугливо поглядывали на огонь, откуда иногда вылетали искры. Платьев было жалко. Сам князь утонул в мягком кресле, держа в руке бокал светло-янтарной жидкости, принесенной на пробу владыкой Григорием. Он смотрел на огонь и молчал. Кий, Владимир и Радегунда возились на огромном ковре с толстым ворсом. Они отнимали друг у друга игрушки, то и дело оглашая гостиную обиженным ревом. Святослав, отпущенный из Сотни ради такого случая, хвалился брату и сестре новой книгой, то и дело стукая их по рукам, когда они тянулись, чтобы самостоятельно перелистнуть страницу. Он никому не доверял свое сокровище. Восьмилетняя Умила и шестилетний Берислав читали бегло, и тоже впились взглядом в страницу, шевеля от усердия губами. Берислав был домашним ребенком, выросшим под присмотром сонма нянек и служанок. Он ни разу в жизни не ночевал в деревянной избе, а потому поглядывал на мозолистые руки брата, украшенные короткими обкусанными ногтями с черной каемкой, не скрывая своего неодобрения.
Старая княгиня, которой сын подарил кресло-качалку, радовалась, как ребенок. Она не могла отвести взгляд от новой лампы со стеклянным плафоном, которую служанки заправили какой-то вонючей дрянью. Милица частенько вставала и подкручивала фитиль, то делая ярче, то, наоборот, приглушая льющийся из нее свет, и через слово поминала Дажьбога. Новая лампа сломала все ее представления о мире. Впрочем, в Братиславе она такая была не одна.
Обе княгини, не сговариваясь, садились на разные диваны, закрепив их за собой молчаливым соглашением. Никто из них не смел язвить и устраивать пикировки, эти вечера были священны. Обе женщины сидели с любезными улыбками на лице и ревниво наблюдали за возней детей на ковре. Дети то и дело дрались, но даже это сегодня не вело к ссорам. Испортить князю вечер в кругу семьи никому из его женщин и в голову бы не пришло. Они молча оттаскивали детей друг от друга, успокаивая их ласковым шепотом.
— До чего Святослав хорош стал, — вздохнула вдруг Мария. — Настоящий воин. Ведь достанется же кому-то такой жених!
— Я не хочу жениться! — поднял на нее удивленный взгляд Святослав. — Я воевать хочу!
— Так у тебя же невеста есть! — в притворном недоумении посмотрела на него Мария.
— Какая еще невеста? — недовольно спросил Святослав. Он что-то слышал об этом, но давно позабыл за ненадобностью. — А как ее зовут?
— Не знаем, — виновато пожала плечами Людмила. — Ты, как в положенный возраст войдешь, женишься на одной из дочерей хана Кубрата, из болгарских степей.
— Я не хочу! — надулся Святослав.
— Таков договор, сын, — повернулся к нему Самослав. — У всех твоих братьев и сестер есть пара. И даже у Владимира уже есть невеста. Он возьмет за себя женщину из дома Фриульских герцогов. Чем ты хуже маленького брата? Ты будущий князь, у тебя есть долг перед страной.
— Было бы неплохо привезти ее сюда заранее, — задумчиво сказала Мария. — Она научится нашему языку, хорошим манерам и нашим порядкам. На это уйдет не один год. Не думаю, что Святославу понравится чумазая дикарка, от которой за сотню шагов разит конским потом. Я слышала, что все степняки кривоногие, а вшей на них больше, чем звезд на небе. Нелегко будет найти среди них подходящую невесту.
— Да, в этом есть смысл, — задумался князь. Это не было чем-то необычным, скорее наоборот, такое случалось довольно часто.
— Я могу сам выбрать себе жену? — Святослав поднял глаза на отца. В них светилась застарелая обида и упрямство. И Самослав медленно кивнул головой, понимая, что отказ еще больше отдалит его от сына. Да и чувство вины все еще грызло его, лишая покоя.
— Если хочешь, пойдете на новом корабле, — добавил он. — Весной на Дунае спустят на воду первый дромон. Он пойдет до самого устья, а потом в Тергестум. В устье вы и встретитесь с Кубратом, я пошлю к нему гонца. Ты и твои друзья поплывете на нем. Потом вернетесь через Фриуль и Солеград.
— Да! — заорал Святослав в восторге. — Хочу! Спасибо, отец!
— Но вы не будете там гостями, — предупредил его князь. — Будет паруса ставить, грести и палубу драить, как матросы.
— Да чем ты меня пугаешь! — хмыкнул Святослав. — Я только вчера воз дров переколол.
— Хочешь, я поеду с тобой, — заговорщицки посмотрела на него Мария. — Ты присмотришь кого-нибудь, а потом я поболтаю с ней по-свойски, по девичьи. Вдруг, она притворяется. Женщины бывают очень коварны, Святослав.
— Я сама поеду, — ревниво сказала Людмила. — Не хватало еще, чтобы моему сыну… — она замолчала, подыскивая приличный эпитет, — посторонняя женщина невесту подыскивала.
— Как хочешь, княгинюшка, как хочешь, — ласково сказала Мария. — Я всего лишь свою помощь хотела предложить. Конечно же, ты лучше меня с этим справишься.
— Нужно уже гонца слать, — задумчиво сказал Самослав. — Через Железные Ворота на Дунае большой корабль не каждый месяц пройдет. Только по высокой воде.
Дети на ковре снова подрались, и матери растащили их в очередной раз. Мария взяла ревущую дочь на руки и жарко зашептала ей в ушко:
— Радегунда, сокровище мое! Не плачь, ты сама виновата! Разве приличествует пани драться с мужиками? Это они должны были передраться и принести тебе в зубах то, что ты хочешь. Ну, ничего, мамочка тебя всему научит. Мамочке до безумия надоела одна глупая курица, и теперь она не будет ее видеть минимум полгода. А если повезет, эта дурища приедет, обожженная солнцем до волдырей и с задницей, сбитой в кровь. Вот мамочка тогда порадуется!
— Неужто я правнуков своих увижу! — смахнула непрошеную слезу Милица, и снова выкрутила на максимум фитиль лампы. Ее глаза светились невероятным восторгом. — Ведь сколько лет я молилась, чтобы мои сыновья живы остались. Может, боги дадут, я и Ратко с Никшей увижу. Где же они, мои мальчики?
— Насколько я знаю Ратко, матушка, — хмыкнул Самослав, — он сейчас лопает нежнейшего ягненка, сдобренного индийскими специями. Он же в Аравии, там знают в этом толк. А Ратко у нас большой любитель вкусно пожрать. Так что не беспокойся, матушка, именно этим он и занимается.
* * *
В то же самое время. Страна Ямама.
Финики, сыр и сушеное мясо надоели Стефану до чертиков. Он снова похудел и почернел от солнца, напоминая скорее пастуха, чем сдобного, как булка, слугу василевса. Он уже сроднился со своим верблюдом, научившись спать и есть на ходу. Победоносная армия мусульман шла по землям Аравии, словно копье через стог сена. Семь тысяч отступников было убито на поле боя, еще столько же в Саду Смерти, и еще столько же в карательных походах, которые Халид ибн аль-Валид обрушил на бану Ханифа. Многие роды сдавались, и их прощали. Открыл ворота и город Ямама, который выдал коней, все доспехи и оружие. Он тоже был прощен. А вот некоторые роды бились до последнего человека. Эти воины так и не приняли веру нового Пророка, и были уничтожены. Их женщины и дети пошли в далекую Медину как рабы.
Отдельные корпуса мусульман сражались в южной Сирии, Бахрейне и Омане. Грандиозное восстание против сборщиков налогов из Медины вспыхнуло и в Йемене, но войска халифа медленно, шаг за шагом давили очаги сопротивления, один за другим. И хуже всех приходилось тем племенам, где во время восстания убивали мусульман. Им платили той же монетой.
— Ну, что же, — Халид ибн аль-Валид с удовлетворением осмотрел шеренгу понурых мужчин, стоявших перед ним на коленях со связанными руками. — Суд окончен, и ваша вина доказана. Вы все виновны, и приговариваетесь к смерти.
В толпе людей раздались женские крики и детский плач. Обвиняемые покаялись и поклялись соблюдать законы ислама. В таких случаях мусульмане обычно проявляли милосердие. Но только не сегодня. Суровый судья не собирался щадить тех, кто обагрил свои руки кровью его единоверцев. Стефан стоял тут же, в толпе воинов. После боя в лагере он стал почти своим, и даже получил долю в добыче. Его одобрительно похлопывали по плечу, не забывая пошутить насчет глубоко спрятанных яиц. Каждый из воинов считал, что именно он придумал эту шутку первым и веселился, как ребенок. Впрочем, свирепые бойцы и так напоминали детей, ведь они, с точки зрения дворцового чиновника, были необыкновенно просты и доверчивы.
— Ты! Ты! Ты! И ты! — по знаку Халида вытащили четырех приговоренных. — Вы забили мусульманина камнями. И вас самих ждет та же участь. — Он отдал команду. — Приступайте!
Толпа вздрогнула, когда взгляд эмира мусульман обратился на нее.
— Чего смотрите на меня, как бараны? — рыкнул он. — Вы поклялись, что являетесь добрыми мусульманами, так исполняйте закон или становитесь с ними рядом. Ну! Или вы тоже отступники?
Люди несмело подбирали камни с земли и стояли, пряча друг от друга глаза. По короткой команде эмира камни полетели в приговоренных. Сначала несмело, падая у ног казнимых, но после зуботычин, которые щедро раздали воины, камни полетели густо и в полную силу. Бросали камни даже соседи и родня, пораженные ужасом в самое сердце. Через несколько минут забитые по полусмерти отступники были оставлены умирать на земле.
— Та-а-ак! — удовлетворенный Халид ибн аль-Валид снова подошел к пленникам. — Вы трое сожгли двух мусульман заживо! Да воздастся вам той же мерой!
Столбы, обложенные сухими ветками, были уже готовы, и упирающихся пленников подтащили к ним и привязали крепко-накрепко. Страх в их глазах уступил место обреченности. Они уже не надеялись ни на что, только издали дикий крик, когда пламя стало облизывать их ноги. А правосудие все продолжалось, и закончилось лишь тогда, когда пятерых расстреляли из луков, и еще десяток бросили со скалы. Эти люди умерли так же, как и мусульмане, казненные ими.
— Добрые люди! — Халид повернулся к жителям городка. — Правосудие свершилось. Вы все правоверные мусульмане, а потому находитесь под защитой закона. Ни одну женщину не тронут, и ни в один дом не войдут. Ваше имущество и ваши жизни в безопасности. Мир вам! Можете идти домой! Славьте Бога и нашего Пророка, да благословит его Аллах и приветствует!
Жители, которых все еще трясло от пережитого ужаса, разбрелись по своим домам, а Халид повернулся к Стефану, который стоял неподалеку.
— Мы уходим в Ирак. Халиф повелел нам взять Хиру[28]. Ты пойдешь с нами или останешься здесь?
— Пойду, — пожал плечами Стефан. — Мне не добраться до Медины самостоятельно. С тобой, Халид, мне как-то спокойнее. Ну, почти всегда… Да и брата моего тут все равно нет. Может быть, он на севере?
— Да, мы пройдем через земли бану Тамим, — кивнул Халид. — Я разошлю гонцов и, если он там, мы его найдем.
book-ads2