– Конечно. Однако придется раскрыть наше инкогнито. Не рано? Пока народ расслаблен, есть шанс увидеть то, что хотели бы скрыть. Тут выяснилось, что с дороги мы сбились, умудрившись не там свернуть. И вместо площади оказались на небольшой улице, ведущей к лесу. – Вернемся? – предложила я, Вадим пожал плечами. – Прогуляемся. Надеюсь, там есть дорога. Куда-нибудь она нас выведет. Мы отправились дальше и вскоре убедились: дорога обрывается возле крайнего дома. Зато есть тропа, она ведет в лес. Возвращаться не хотелось, и мы пошли по кромке картофельного поля, впереди между деревьев виднелись крыши домов, на них мы и ориентировались. Местность здесь холмистая, пришлось идти под гору, не скажу, что это была приятная прогулка. И тут взгляд мой упал влево, где в зарослях терновника стоял дом. Я вдруг сбилась с шага и замерла. – Ты чего? – спросил идущий за мной Вадим. – Дом, – сказала я, кивнув на заросли. – Хочешь взглянуть? – Не знаю, хочу ли, – честно ответила я. – Что-то с ним не так. – Тем более стоит взглянуть, – усмехнулся он и взял меня за руку. Идти пришлось по картофельному полю. Когда мы смогли добраться до дома, выяснилось, что к нему снизу вела неплохая дорога, посыпанная щебенкой. Вряд ли дорогой часто пользовались, но она была, возле дома делала плавный поворот и уходила к водонапорной башне, которую, судя по ее виду, давно забросили. Дом оказался нежилым. Железо на крыше успело проржаветь, окна заколочены, двустворчатые двери, выходившие на широкое крыльцо, тоже заколотили досками крест-накрест. Ограда палисадника завалилась. Вокруг буйство крапивы. Таких домов в русских селениях воз и маленькая тележка, но этот мне упорно не нравился. Вадим стоял рядом, с любопытством на меня поглядывая. Подходить близко к дому мы не стали из-за крапивы, которая доставала мне до пояса. Да и не было у меня желания подходить ближе. – Что подсказывает тебе внутренний голос? – не удержался Вадим. – Он молчит. А твой? – Мой вообще не разговорчивый, а на твой я надеялся. – Место скверное, – буркнула я. – Надо у Ключникова поинтересоваться, что это за дом. – А на что похоже? – На что? – Я попыталась разобраться со своими ощущениями. – Страдания, боль, издевательства. И вместе с тем какая-то буйная радость. И все это связано с детьми. – Папаша-алкаш измывался над домочадцами? – предположил Вадим. – Может, и папаша. Дом давно заколочен, следовательно, к нашему расследованию отношения не имеет. Идем отсюда, у меня от него мороз по коже. Мы отправились по дороге, вскоре она вывела нас на площадь. Пора было навестить художника. Плетнева мы застали в саду; сидя в пластиковом кресле, он пил пиво прямо из бутылки и любовался открывающимся отсюда видом: церковь на пригорке, река с живописными берегами, в общем, наслаждался жизнью. – А вот и мы! – крикнула я, войдя в калитку, и радостно помахала ему рукой. – Хотите пива? – спросил он, когда мы подошли ближе. – Я бы лучше на картины взглянула, – ответила я, а Вадим сказал: – А я от пива не откажусь. – Что ж, тогда прошу в дом. Мастерскую Плетнев устроил в просторной комнате, где было два окна до пола, распахнутых настежь. Оба выходили в сад, старые яблоневые деревья росли почти вплотную к дому, создавая уютный тенистый уголок. Но в мастерской все равно было много света. Три стены завешаны картинами, в основном пейзажами. Некоторые места вполне узнаваемы. Церковь была представлена в трех ракурсах и в разное время суток: раннее утро, полдень и ночь. Купол и крест в лунном свете отливали серебром. – Как красиво, – ахнула я. Плетнев, снисходительно улыбаясь, ненадолго отлучился. Вернулся он с тремя бутылками пива, уже открытыми. Они с Вадимом устроились на скамье, застеленной потертым ковром, а я продолжала короткие перебежки от одной картины к другой, бормоча с восторгом что-то невнятное. – Она реально тащится от всех этих художеств, – заявил Вадим, по обыкновению изображая состоятельного дебила. – Я-то, если честно, в картинах мало смыслю, но, если ей нравится, значит, можно не сомневаться: своего бабла это стоит. Я успела переместиться к стеллажу, где были свалены наброски, кисти и несколько холстов без подрамников. – Можно? – спросила, демонстрируя обуревавший меня восторг. – Конечно. Почти сразу обнаружилось кое-что любопытное: наброски будущего портрета. Людмилу я узнала без труда. Выходит, дамочка ему позировала… Ага, вот и сам Ключников, а это, надо полагать, его дочь Настя. Семейный портрет? – Взгляни, – продемонстрировала я набросок Вадиму. – Узнаешь? – Павел Аркадьевич? – отозвался Вадим. – Похож. Вы в самом деле художник, – решив не церемониться, обратился он к Плетневу. – А то некоторые такое понарисуют… в приличном доме не повесишь. – Вы знакомы с Павлом Аркадьевичем? – насторожился Плетнев. – Замутили пару общих проектов… головастый мужик, скажу я тебе… – Писали их портреты? – влезла я. – Да… прошлым летом Людмила Борисовна увидела мои картины и заказала семейный портрет. Я жил у них почти месяц, пока работал. За это время успел влюбиться в здешние места, а тут, кстати, этот дом сдали на лето… Вот, работаю. – Портрет закончили? – Висит в каминном зале… – Мы пока дальше гостиной не продвинулись, живем в гостевом доме. Но сегодня непременно взгляну. – Кстати, нам обедать не пора? – спросил Вадим, поставив пустую бутылку на пол. – Искусство – это хорошо, но им сыт не будешь. – Если не возражаете, мы еще зайдем, – сказала я, подхватив Вадима под руку. – Попробуйте его вовремя не накормить, и он становится невыносим… – Заходите в любое время, – сказал Плетнев и проводил нас до калитки. Обедали мы с хозяевами все на той же веранде. Выждав время, я сказала, обращаясь к Ключникову: – Сегодня во время прогулки обратили внимание на заколоченный дом по дороге к водонапорной башне. – Понятия не имею, что это за дом, – пожал он плечами. – А чем он вас заинтересовал? – Очень живописно расположен. Кстати, мы познакомились с художником. Встретили его возле реки. При этих словах Людмила едва заметно нахмурилась и отвела взгляд. – Иван Плетнев, – продолжила я. – Я видела его картины на выставке. – Моя жена тоже видела, к сожалению. Ей взбрело в голову заказать ему семейный портрет, в результате мы целый месяц по три часа в день сидели в очень неудобных позах… – Портрет получился отличный, – заметила Людмила. – Меня бы вполне устроила фотография. – Глупости. – Вовсе нет, учитывая, сколько пришлось заплатить. – С каждым годом портрет растет в цене, если уж на то пошло. – Ты думаешь его продать? Кажется, назревала семейная ссора, Людмила поспешно сменила тему. – Зайка звонила. У нее все отлично. Завтра едут в Толедо, она вся в предвкушении… – А ты когда к ней собираешься? – Я же сказала, мне надо закончить дела. – У тебя есть дела? – Представь себе. Такое впечатление, что тебе не терпится от нас избавиться. Сначала от дочери, теперь вот от меня. Ключников ничего не ответил. Обед закончили в молчании. После того как мы встали из-за стола, я попросила Людмилу показать мне портрет. Мы прошли в каминный зал, просторную комнату с мраморным камином, в котором при желании могло уместиться все семейство с гостями. Вокруг были расставлены диваны и кресла, а над камином висел тот самый портрет. Глава семейства рядом с дочерью, Людмила в красном платье держит руки на их плечах. Художник ей польстил, сбросив с десяток лет, выделил достоинства и сгладил недостатки так, что теперь выходило: их и вовсе нет. С Настей и Ключниковым решил не церемониться, девочка выглядела утомленной и капризной одновременно, Ключников – больным стариком, должно быть, на контрасте с женой. – У вас чудесная дочь.