* * * Джихун помешал в тарелке кальби ччим[69] – толстые куски говядины и картошка в водовороте вязкого коричневого остро-сладкого соуса. Выловив из гущи жареный каштан, тут же уронил его обратно на морковку. Рядом, стуча хвостом по полу, сидела Дубу. При хальмони выпрашивать еду она бы не стала, но все равно надеялась на кусочек. Однако Джихун был так погружен в свои мысли, что даже не заметил ее. Он украдкой взглянул на бабушку, потом уткнулся в тарелку. Наконец после третьего такого взгляда хальмони спросила: – Ан Джихун, хватит смотреть на меня. Что ты натворил? – Ничего. По крайней мере, в последнее время, – он усмехнулся. – Я вот что среди грязных вещей нашла. – Хальмони достала ярко-желтый пуджок. – Его вообще-то надо при себе носить. Джихун нахмурился. Ему вспомнилась ночь в лесу. Тот токкэби применил талисман против Миён. Парень медленно протянул руку и взял бумажку. – Хальмони, а помнишь те сказки, которые ты мне в детстве рассказывала? – Да? – Бабушка отложила палочки и сложила руки перед собой, обратив все внимание на внука. – Почему кумихо считают злыми существами? – Чего это ты о них вспомнил? Хальмони откинулась назад, приготовившись к интересному разговору. Они сидели в гостиной, на полу перед низким столиком. Прямо за бабушкой стоял диван, на который она иногда облокачивалась. Джихун сидел напротив, скрестив ноги, и осторожно подбирал слова: – Да просто интересно. Вспомнилась история с доброй лисицей, которая помогла монаху найти просветление. Мне интересно, почему они вдруг стали злыми. – Все не так просто. – Хальмони включила нравоучительный тон. – Лисица – такое же животное, как ты и я. Она не выбирает между добром и злом, когда приходит в мир. Джихун внимательно кивал. Хальмони всегда весьма витиевато излагала свои мысли, но он любил ее истории. – Изначально, в ранних легендах, кумихо считали доброжелательными существами. – А потом? – нетерпеливо допытывался Джихун. – А потом люди по своему обыкновению нашли, кого винить во всех грехах, – горько ответила Хальмони. – Мужчины влюблялись в кумихо за красоту, но вместо того, чтобы признать собственные ошибки и измены, они возложили вину на кумихо. Один влюбился, второй – и вот уже все считают, что кумихо уводят мужей у жен. И кумихо считают злом, хотя они ни в чем не виноваты. А если все вокруг считают тебя злобной отщепенкой, волей-неволей начнешь вести себя соответствующе. Джихун уткнулся мрачным взглядом в рис. Неужели Миён такая же? Она вроде не была уж очень плохой. В конце концов, она его спасла. Но он собственными глазами видел, как к девушке относятся окружающие, хотя она им ничего не сделала. Могут ли их грубые слова ожесточить ее и превратить в чудовище? Не превратили ли уже? – А про печень? – поднял он глаза на бабушку. – Про печень истории откуда взялись? Хальмони пожала плечами и взяла палочками горстку риса. – Вот тут уж не знаю. Может быть, придумали, чтобы мужчины много не пили? Решили двух зайцев одним ударом убить. Джихун улыбнулся этой плохой шутке, но бабушка взяла его за руку, и улыбка мигом поблекла. – Джихун-а, я не думаю, что кумихо всегда были злыми. Однако это не значит, что сейчас они добрые. Всегда помни, с кем имеешь дело, и не дай себя укусить. Юноша медленно кивнул, стараясь найти в бабушкином зловещем предупреждении скрытый подтекст. Глаза хальмони осветила улыбка. Она ласково погладила внука по руке и вернулась к ужину. Всю оставшуюся ночь Джихун вспоминал легенды и сказки. Сколькому они учили людей – и чем пришлось заплатить за эти уроки? 12 Миён не нравилось оставаться дома одной. И хотя Йена говорила, что так и должно быть, сама она редко сидела в четырех стенах. Возможно, ей, как полноценной кумихо, хотелось побольше побыть на природе. А может быть, она просто избегала неловких разговоров с дочерью. Прошлым вечером, когда они в тишине ужинали, Миён не выдержала и полюбопытствовала: – Мама, а что ты делаешь, чтобы развеяться? – Развеяться? – В устах матери это слово прозвучало как какая-то болезнь. – Ага. Ты вяжешь? Играешь? Читаешь?.. – Слова замерли на губах под ледяным взглядом Йены. – Странный вопрос. Что на тебя такое нашло в последнее время? – презрительно фыркнула мать. – Устала, наверное. После этого разговора Миён извинилась и ушла к себе в комнату. Может быть, по этой причине сегодня Йена написала, что не придет на ужин. Не хотела, чтобы Миён снова задавала «странные» вопросы. А без нее дома было совсем пусто – не считая, конечно, коллекции экспонатов. Миён всегда чувствовала себя одиноко. Именно поэтому она и пристрастилась к дорамам. У нее в комнате вечно был включен телевизор. По выходным показывали обычные семейные мелодрамы, но вечером сериалы были куда интереснее. Некоторые даже пользовались огромной популярностью: когда Миён была младше, одну дораму постоянно крутили по кругу. Главной героиней была влюбившаяся девятихвостая лисица. Миён очень хотелось показать эту дораму матери. Девушке казалось, что она смотрит сериал о своих родителях – человеческий мальчишка влюбляется в кумихо… Миён не знала, как познакомились ее родители, и заполнила этот пробел в сердце милыми и нежными любовными сценами между главными героями. Она записала первый эпизод и, когда Йена вернулась домой, показала его матери. Но та разбила телевизор вдребезги. Сказала, что, раз Миён тратит дни на эту чепуху, телевизор им точно не нужен. Ночью, когда Миён в слезах лежала на кровати, к ней зашла Йена, чтобы извиниться. – Я очень удивилась, – объяснила она. – Там все неправильно. Я не хочу, чтобы ты забивала себе этим голову. Даже не думай, что такое возможно в реальной жизни. Это опасно. – Но ты же познакомилась с отцом. Влюбилась в него! – И очень об этом жалею. Все было совсем не как в сериале. Он – мужчина, а мужчинам от нас только одно и нужно. Я думала, что он другой, но ошиблась. В конце концов он нас бросил. Даже ради собственной дочери не остался! Я не хочу, чтобы ты повторила мою ошибку. Больше Йена никогда не обсуждала с Миён ее отца. Сегодня никаких интересных сериалов не было. Миён посмотрела на часы. Еду должны были уже доставить. Она бросила взгляд на измятое меню, которое нашла в почтовом ящике. Обычно Миён ничего не заказывала, но в холодильнике было пусто, а ей очень хотелось есть. Девушка потерла живот. Внутри все крутило и сводило – почти до боли, хотя нельзя сказать, чтобы она давно не ела. По крайней мере, обычную еду. Раздался звонок в дверь; Миён подскочила. Открыв нараспашку дверь, она потянулась было за едой, но на полпути остановилась. Перед ней стоял Джихун с пластиковым контейнером в руках. – А ты что здесь делаешь? – выпалила девушка, хотя ответ был очевиден – прямо за парнем стоял скутер для доставки. – Работаю, – он кивнул на контейнер между ними. Миён резко выхватила еду у Джихуна из рук и точно бы расплескала суп, не будь металлические миски плотно завернуты. Она поставила еду на пол и протянула юноше несколько купюр. Но он не обратил на нее внимания. Вытянув шею, Джихун глядел девушке за спину – на гостиную со сводчатым потолком. Потом восхищенно присвистнул: – Никогда не видел, как тут внутри все обставлено. Боялся даже заглянуть. – Может, прекратишь мямлить и возьмешь деньги? – перебила его Миён. – Говорят, здесь живут духи. Джихун шагнул внутрь, но Миён преградила ему дорогу. – И что это ты делаешь? – ледяным тоном спросила она. Таким говорила Йена, когда ей что-то не нравилось. – Да ладно тебе, мне просто любопытно, – Джихун широко улыбнулся, демонстрируя ямочки на щеках. – Об этом доме болтали, сколько я себя помню. Когда-то здесь жила старая ведьма – ее возлюбленный сбежал, и она прокляла дом, чтобы никто из живущих в нем не узнал любви. Миён закатила глаза, но, почувствовав какой-то странный холодок, обхватила себя руками. – И какой дурак в эти россказни поверит? – А какой дурак поверит в кумихо и токкэби? – непринужденно рассмеялся Джихун – пожалуй, слишком непринужденно. Похоже, по-хорошему он уходить не хотел. Девушка сдалась – чего зря время на споры тратить? – Хорошо. Если я дам тебе заглянуть внутрь, ты уйдешь? – Ага. Джихун проскользнул внутрь и сбросил ботинки. Молча подхватив с пола контейнер, он поставил его на низенький кофейный столик в гостиной. Миён тут же переставила его на обеденный стол. – Ого, круто, – Джихун посмотрел на бронзовую лисицу за стеклом, а потом одарил Миён озорной улыбкой. – Твоя родственница? Миён еле сдержалась, чтоб не огрызнуться. Йена любила повторять, что самоконтроль – лучшее средство в их арсенале.