— Хотя это уже и так выходной, — заметил Бекке. — Тогда назовем его великим днем Бекке и Майи! — предложила Майя. Потом они занялись любовью в пропахшей бензином каюте, и вскоре уснули под плеск волн. Идеальный летний день, прямо живая реклама острова Уруст, думала Майя. Или реклама любви, той самой, в которую она никогда не верила. Боясь нарушить очарование, оба они избегали упоминания Адама. И смерти. * * * Отношения между Майей и Бекке с каждым днем становились глубже. Она проводила все больше времени у него дома, на его вполне зимней перестроенной даче, которую он приобрел двадцать лет назад. Места им обоим хватало, у Майи даже был свой кабинет. Сейчас они сидели на солнышке у дома, с подветренной стороны, откуда открывался вид на дорожную развязку и два пастбища для коров, пили кофе, прикрыв глаза, и время от времени лениво обменивались репликами. — Как тут красиво, — сказала Майя. — Шведская глушь во всей ее красе. Они обвели глазами пейзаж и констатировали, что соседские пчелы кружат возле дуба в саду другого соседа. Наверное, пчел лучше не заводить, у них свои недостатки. Тогда, может быть, овец? Он уже давно об этом подумывал. — Я слышала, они тоже норовят сбежать, — заметила Майя. — Столько возни с ограждениями и прочим. — Тогда, возможно, курочек, — предложил Бекке. — Мне кажется, к курам я готов. — Боже мой, неужели можно быть готовым к курицам? — воскликнула Майя. Через четверть часа они снова принялись за работу. Бекке вернулся в сарай. Майя продолжила писать тексты и отмечать идеи в записной книжке, ее водный проект близился к концу, и на середине предложения вдруг перестала писать ручка. Она отправилась на кухню поискать похожую, но там лежали только карандаши и перьевые ручки. Тогда Майя продолжила поиски на письменном столе в гостиной, за которым никто никогда не сидел. В одном из ящиков она нашла черный фломастер и вернулась к работе. Не успела она написать и трех фраз, как ее словно током пронзило. Что-то было в этом фломастере, в том, как он писал, словно в два слоя, оставляя след, похожий на лыжню. И тут время остановилось, она сама удивилась такой сильной реакции, но тело почуяло что-то еще до того, как подключился мозг, жгучая волна узнавания пронзила ее с головы до ног. Где-то она это раньше видела, причем при каких-то важных обстоятельствах, но никак не могла вспомнить где. Она посмотрела на стержень фломастера. Он раздваивался. Тогда Майя начала писать, держа фломастер под углом. Кончик стержня сжался и вывел одну линию. Чувство узнавания становилось все сильнее, оно сопровождалось отторжением, страшным отторжением, грохочущим внутри и вызывающим тошноту, при этом Майя все не могла вспомнить, в чем дело, просто знала, что это очень важно. И тут ее озарило, с такой силой, что она чуть не раскололась пополам. Письма. Письмо, которое кто-то опустил в почтовый ящик Мартина. Последнее предупреждение. Она заметила, что первые буквы были написаны фломастером с раздвоенным кончиком. То же самое с письмом, полученным клубом гидроциклистов — его Майе показывала на компьютере сотрудница полиции. Тут нет повода для волнений, подумала Майя. Просто совпадение. А может быть, все старые фломастеры так пишут? Майя вернулась к письменному столу и снова выдвинула ящики. В одном вперемешку лежали канцелярские принадлежности: скрепки, скобы для степлера, карандаши, точилки. Во втором — два картриджа для лазерного принтера. А в третьем… Майе даже плохо стало, когда она это увидела. В третьем ящике лежали обычные белые листы бумаги, а еще — тетрадь в линейку формата А5. И в придачу стопка конвертов светло-голубого цвета. Майя пошатнулась, схватилась за стол, словно ее ударили в солнечное сплетение, начала задыхаться, ища опоры, объяснений. «Помоги мне, — пронеслось в голове. — Спаси меня. Я этого не вынесу». И тут он появился в дверях. Сделал несколько шагов вперед, заполнив собой весь прямоугольник света, превратился в одну сплошную наползающую тьму. Голова у Майи кружилась, в глазах потемнело, по всему телу выступил холодный пот. — Эй, как дела? — услышала она его вопрос. Он приближался к ней, словно живая гора, сейчас он действительно был горой, а она озером, высохшим озерцом, пятнышком, фактически ничем. Она почувствовала, как его руки обвили ее талию, как он поднял ее и положил на диван. Потом вышел и вернулся с чем-то мокрым и холодным, положил это ей на лоб. — Майя? — Прости, — выдавила она из себя. — Я… потеряла сознание. Наверное, слишком поспешно встала. У меня низкое давление. Он погладил ее по волосам, по руке. Она видела, как он косится на пол, куда она уронила фломастер, на открытый ящик стола, где виднеются тетрадь и конверты. — Ты что-то искала в столе? — спросил он. Кажется, у него изменился голос, куда девалась вся его мягкость? — Я… — произнесла она слабым голосом, переходя на шепот. — Я не помню. Мне надо отдохнуть. — Ты уверена, что нормально себя чувствуешь? — Вроде да. — Я принесу воды. Бекке вернулся со стаканом, поставил его на стол. Затем сел в кресло, просто сидел и смотрел на Майю. — Как ты меня напугала, — сказал он. Она не ответила. Приподнялась и сделала глоток воды. — Извини, я не нарочно. Он снова взглянул на стол. Встал, поднял фломастер с пола, положил его на место и задвинул ящик. Опять сел. Они долго молчали. — Пойду приготовлю ланч, — произнес он наконец и вышел на кухню. Майя задумалась, где лежат ее вещи и что ей нужно взять. Пришла к выводу, что тут нет ничего такого, без чего ей не обойтись, хотелось просто уйти, сбежать отсюда как можно скорее. Она встала с дивана и направилась в прихожую. — Поеду домой, — сказала она, обуваясь. — Прямо сейчас? — Да. Мне надо. У меня там лекарство, которое я принимаю, — соврала она. — Но… не можешь же ты сесть за руль. Ты только что упала в обморок. — Не упала. Чуть не упала. Он подошел к ней, обнял и притянул к себе. Все его тепло куда-то улетучилось, тело казалось деревянным. — Что-то случилось? Ты не такая, как всегда. Майя помотала головой. — Просто меня… все это немного выбило из колеи. Я хочу поехать домой и отдохнуть. — Хорошо. Он произнес это сухо, совершенно бесцветным голосом.