– Я не про такой холод. Я подразумеваю… – Знаю, что ты подразумеваешь. Ты ошибаешься. Сид взялся за пояс ее юбки и сбросил юбку на пол, после чего снял нижнюю юбку. Затем расшнуровал и снял с нее ботинки и чулки. Он любовался обнаженной Индией, пил ее, как редкое вино. Покраснев под его взглядом, она подняла юбку и попыталась прикрыться. – Не надо. – Сид отнял у нее юбку. – Я хочу тебя видеть, Индия. Ты красивая. Очень красивая. Ты это знаешь? Он перенес Индию на кровать и лег рядом с ней. Он целовал ее губы, наслаждаясь нежностью ее кожи. Ему хотелось только эту ночь. Эту комнату. Эту женщину. Он целовал ее груди, мягкий плоский живот, изгиб бедер. Добравшись до лобка, он пощекотал волосы. Индия хихикнула. Сид повторил, пока она не засмеялась громко и не попросила прекратить. Сид просто жаждал слушать, как она смеется. Это были звуки ее удовольствия, ее счастья. Вопреки просьбам, он снова пощекотал ее и, когда она зашлась смехом, раздвинул ей ноги и стал целовать там. Сид ласкал ее лоно, пока там не стало мокро и дыхание Индии не сделалось сбивчивым. – Возьми меня, Сид, – прошептала она. – Я хочу тебя. Он осторожно вошел в нее, продолжая ласкать, пока Индия не раздвинула ноги шире. Тогда он обхватил ее ягодицы и проник глубже. Ему до боли хотелось Индию. Он перехватил ее испытующий взгляд. Потом Индия закрыла глаза и стала двигаться в одном ритме. Поначалу медленно. – Как прекрасно, – бормотала Индия. – Как прекрасно… Она искала его губы. Ее пальцы запутались в его волосах. Сид чувствовал, что ее движения становятся сильнее и требовательнее. Ее тело делалось все жарче, покрываясь липким потом. Сид ощущал приближающийся оргазм, который ему никак не удержать. В это мгновение Индия вздрогнула и выкрикнула его имя. Сид закрыл глаза и уже не противился оргазму. Он растворился в ощущениях, звуках и запахах Индии. Когда все кончилось, Сид продолжал обнимать Индию. Она дрожала. Сид прикрыл ее своей рубашкой. – Я люблю тебя, Сид. Я очень тебя люблю, – прошептала она, ненадолго приоткрыв глаза. Потом она снова закрыла глаза и прижалась к нему, положив голову на его руку. Сид расправил мокрые от пота локоны, прилипшие к ее щеке. Через несколько минут ее дыхание выровнялось и стало медленнее. Индия погрузилась в сон. Сид смотрел на мерцающие угли в камине. Он хотел остаться с ней на всю ночь, а когда наступит утро, снова заняться с ней любовью. Потом увезти ее куда-нибудь. Туда, где светло и красиво. На берег моря. Индия шевельнулась в его руках и тихо вздохнула. Сид смотрел на нее, на ее прекрасное лицо и спрашивал себя, не совершил ли он самое худшее преступление в своей поломанной жизни. Часть вторая Лондон, сентябрь 1900 года Глава 48 – Джентльмены! Джентльмены! Где мы находимся? В Утопии? Или в Уайтчепеле? – кричал Фредди Литтон, обращаясь к мужской аудитории: грузчикам, фабричным рабочим и строителям, до отказа набившимся в прокуренный зал паба «Десять колоколов». – Мы бы и хотели жить в идеальном мире, только мы там не живем. А живем мы в реальном мире, где вынуждены сталкиваться с реальными фактами и делать реальный выбор. Голосовать за лейбористов – все равно что бросать голоса в помойку. У лейбористской партии нет никаких шансов. Любой здравомыслящий человек это понимает. Мы должны сплотиться и одолеть настоящего врага – тори, возглавляемых Солсбери. Сидящие кивали с серьезным видом. Стоящие задумчиво почесывали подбородки. В целом слова Литтона были встречены жиденькими возгласами. Не успели они отзвучать, как в атаку ринулся Джо Бристоу. – В восемьдесят восьмом они говорили то же самое работницам спичечных фабрик! – крикнул он с другого конца зала. – Политики, газетчики, фабриканты. Словом, все, имевшие власть, утверждали, что у рабочего движения нет шансов на успех. Это говорилось накануне забастовки работниц, требовавших повысить безопасность труда. Как известно, забастовка закончилась победой. А в восемьдесят девятом власть пыталась запугать грузчиков, требовавших повышения жалованья, и опять накануне их забастовки. Как мы знаем, грузчики тоже одержали победу. Их запугивали. Говорили: «Не надейтесь. Не смейте роптать. И не мечтайте». Сегодня я вам говорю: не слушайте их. Пусть ваша солидарность будет посланием Вестминстеру и всему миру. Я говорю вам: надейтесь. Набирайтесь смелости. Верьте. Верьте в лейбористскую партию. Верьте в меня. Но, что еще важнее, верьте в самих себя. На сей раз одобрительных возгласов было намного больше. Они перемежались со свистом и выкриками, но Джо едва слушал их, продолжая говорить и полемизировать с Фредди. Парламент распустили неделю назад, а на двадцать четвертое октября были назначены всеобщие выборы. Для кандидатов в палату общин наступил жаркий месяц. По всей стране они выступали с предвыборными заявлениями, вели дебаты с соперниками, сражались с критиками всех мастей. Предвыборная лихорадка охватила всю Британию, но нигде словесные поединки не вызывали такого жгучего общественного интереса, как битва за представительство от Тауэр-Хамлетс. Время близилось к десяти вечера. Джо выступал в местном отделении профсоюза, когда ему сообщили, что буквально в двух шагах отсюда, в пабе, находится Фредди Литтон, сопровождаемый газетчиками. Сторонники Джо, жаждавшие дебатов, подхватили его на руки и перенесли в «Десять колоколов». Невзирая на усталость и охрипший голос, он не колебался. Внутри Джо бурлил гнев. Гнева было столько, что казалось, тот никогда не иссякнет. Гнев не покидал Джо ни днем ни ночью. Никогда еще он не был настолько зол, как сейчас. Гнев служил его движущей силой, заставляя стучаться в двери, говорить с избирателями, давать интервью и произносить речи. Другие на его месте давно бы рухнули от измождения. Джо злился на Восточный Лондон и на всегдашних спутников жителей этой части столицы: лишения, высокий уровень преступности, отчаяние и беспросветную, бесконечную нищету. Он давно уже не дрожал от холода в заплатанной куртке, и его отец давно уже не отказывался от завтрака, чтобы им с братом и сестрами досталось побольше. Джо и Фиона были богаты. Они ушли от бедности, но сейчас ему открылась горькая истина: бедность от них никуда не ушла. Бедность разрушала семьи. И как бы далеко ты от нее ни ушел, она сумеет тебя догнать. В этом печальном факте Джо убедился на примере собственной семьи. Они с Фионой теперь жили порознь. Три недели назад он ушел из дому и нынче жил в «Коннахте», а Фиона с Кейти остались на Гросвенор-сквер. И причиной всему был Сид Мэлоун, брат Фионы. Двенадцать лет назад этот парень, не выдержав бедности и отчаяния, сломался. Сида затянул преступный мир, изменив до неузнаваемости, но Фиона так и не смогла с этим смириться. Джо хотелось искоренить бедность. Сокрушить с той же яростью, с какой жестокое наследие бедности сокрушало его, вынуждая день за днем проводить вдали от тех, кого он любил больше всего на свете, – жены и дочери. – Все это прекрасные, высокопарные слова! – насмешливо воскликнул Фредди, когда Джо закончил говорить. – Но слова стоят недорого. В правительстве ценится опыт. Умение работать в рамках государственной системы и решать вопросы. – Опыт? – переспросил Джо. – Что ж, приятель, я расскажу вам и остальным о своем опыте. У меня достаточно опыта по части голода, холода и работы по шестнадцать часов в день при любой погоде. А каков ваш опыт, Фредди? Вам когда-нибудь приходилось работать на голодный желудок? Вам знаком холод, пробирающий до костей? Разумеется, нет! – Давайте не уклоняться от насущных тем! – вспыхнул Фредди. – Я думал, что как раз говорю на очень насущную тему, – парировал Джо, рассчитывая вызвать смех собравшихся. – Тогда расскажите этим добрым людям о ваших планах по сдерживанию ужасающей преступности в Уайтчепеле. Да и есть ли у вас какие-либо планы? – Представьте себе, есть. Я планирую построить больше школ. – Школ? – театрально расхохотался Фредди. – Нам не нужны школы. Уж если что нам и нужно, так это… – Что? Тюрьмы? Больше тюрем? – Я так не говорил… – начал было Фредди, но Джо не оставил ему шансов закончить. Джо подгонял Литтона, стремясь направить разговор в нужное русло, но достигнуть желаемого результата не мог. Пока не мог. – Рассказать вам, почему мистер Литтон считает тюрьмы важнее школ? – спросил он. – Потому что он скорее предпочтет упрятать вас за решетку, чем обучать! Образованные люди задают слишком много вопросов. Вы вдруг захотите узнать, почему вкалываете по четырнадцать часов ежедневно, зарабатывая лишь фунт в неделю. Или почему ваши дети отправляются на фабрики, в шахты или мыть посуду и полы в пабах, тогда как другие слои общества посылают своих детей в Оксфорд и Кембридж. – Это всего-навсего типичная марксистская трескотня! – крикнул взбешенный Фредди. – Если правительство решит, что Уайтчепелу нужно больше школ, они появятся. Обязательно появятся. Я вам обещаю, что… Фредди распалялся все сильнее, и впервые за вечер Джо улыбнулся. Он повернулся к газетчику, сидевшему рядом. Тот торопливо строчил в блокноте. – Вы записываете все? – спросил Джо. – Каждое слово, – ответил репортер, продолжая писать. Все газеты освещали сражение за представительство от Тауэр-Хамлетс, публикуя каждое колкое и оскорбительное словцо, которым обменивались кандидаты, а также все их обещания. В глубине души Джо сомневался, что ему удастся собственными глазами увидеть зал заседаний Вестминстера. Но, когда пройдут выборы, он вменит себе в обязанность следить, чтобы каждое обещание, данное победителем и запечатленное газетами, непременно было выполнено. Быть может, на следующий год, уже при новом правительстве, в Уайтчепеле появятся новые школы, станет больше патронажных сестер, а число обветшалых домов и отчаявшихся людей уменьшится. Кто-то протянул ему пинту пива. Джо сделал большой глоток. Портер был как бальзам для его воспаленного горла. Облизав с губ пену, Джо стал дожидаться шанса снова включиться в дебаты и потребовать от соперника изыскать средства на строительство новых больниц, благотворительных кухонь, сиротских приютов и вдовьих домов. В отличие от Фредди, Джо сражался за нечто большее, чем представительство от Тауэр-Хамлетс и привилегию заседать в парламенте. За нечто большее, чем собственная карьера в политике. Он сражался за справедливость для жителей Восточного Лондона. За их права и возможности. За окончание эпохи бедности и невежества. Эпохи беспросветности и безнадежности. Джо сражался единственным оставшимся у него способом за воссоединение с семьей. Глава 49 В сгущающихся сумерках Сид увидел ее. Индию. Теперь его Индию. Она шла впереди, вверх по Ричмонд-Хилл. Одной рукой она придерживала шляпу, в другой – у нее была дорожная сумка, из которой выглядывала бутылка вина. Индия пыталась идти шагом, но постоянно сбивалась на бег. Вскоре она свернула на Арден-стрит и вошла в небольшой трехэтажный дом. Квартиру здесь они сняли по настоянию Сида – подальше от мест, где жили. То был единственный способ видеться с Индией. Его люди не пронюхают об этом месте, а значит, ничто не будет угрожать ее безопасности. Достав ключ, Сид открыл дверь и вошел в узкую парадную. Индия уже поднималась на третий этаж. Он слышал, как на втором она поздоровалась с престарелой соседкой! – Здравствуйте, миссис Энсли. Как поживаете? – Спасибо, дорогая, замечательно. А как мистер Бакстер? Мистер Бакстер. Услышав эту фамилию, Сид улыбнулся. Так он представился домовладелице, когда они впервые зашли в этот дом узнать насчет квартиры. – Меня зовут Альфред Бакстер, а это моя жена Теодора. Фамилию он позаимствовал, увидев на стенке омнибуса рекламу какао Бакстера. Хозяйке он назвался коммивояжером и сообщил, что бо́льшую часть времени проводит в разъездах, а жена не любит оставаться одна и потому уезжает к матери в провинцию. В Лондоне они будут появляться нечасто и готовы заплатить вперед. Плата за год устроит? Изумленная неожиданной удачей, домовладелица тут же сдала им квартиру, не задавая вопросов. Сид слышал, как Индия простилась с миссис Энсли, взбежала на последний марш лестницы и отперла дверь. Он поднялся следом. Бросив плащ и сумку в передней, Индия пошла по квартире, окликая Сида. Он закрыл глаза, наслаждаясь звуком собственного имени в ее устах. Искренностью голоса. Счастьем. Сид знал: очень скоро она убедится, что его в квартире нет. Снятое жилище было скромным: большая открытая гостиная с таким же большим окном от пола до потолка, спальня, кухонька и уборная. Квартира сдавалась с минимальным набором мебели. Ковры и занавески Индия купила сама. Сид тихонечко закрыл дверь. Индия успела обследовать спальню. Выскочив оттуда и увидев его, она застыла на месте. – Добрый вечер, миссис Бакстер, – улыбнулся Сид, протянув ей букет белых роз. – Выходил за ними. Думал, успею вернуться раньше тебя, но… Не дав Сиду договорить, Индия бросилась к нему, обняла за шею и принялась страстно целовать. – Я так волновалась, – призналась она. – Увидела, что тебя нет дома. Подумала: а вдруг ты не придешь? Сид ответил поцелуем, затем отстранился, торопясь сменить тему. Этой любви было для него слишком много. Так и утонуть недолго. – Проголодалась? – спросил он. – Должно быть, проработала весь день. Я принес еду. Сид сходил на кухню и вернулся с корзиной и парой бокалов. Корзину он поставил на стол под окном и начал вынимать из нее снедь.