Возникла неловкая пауза. Индия смущенно разглядывала запыленные носки своих ботинок. – Представляю, какими наивными показались вам наши рассуждения, – сказала она, подняв глаза на Фиону. – Наша с Эллой сила – медицина, а не деньги. Мы хотим создать больницу, где ни одной женщине, ни одному ребенку не откажут в помощи. Многие люди этого попросту не понимают. Даже мой дорогой двоюродный брат понимает с трудом, – добавила она, улыбнувшись Уишу. – А вы понимаете? – Лучше, чем вы думаете, – ответила Фиона. Ей вспомнились события двенадцатилетней давности. Поздний вечер. Темная улица, куда выбежала ее отчаявшаяся мать с малышкой Айлин на руках. Матерью владела одна мысль: поскорее принести ребенка к врачу. – Когда-то я жила в нескольких улицах от этого места. Мы были очень бедны. Практически нищие. Моя маленькая сестренка серьезно заболела, и мать, невзирая на поздний час, побежала с ней к врачу… – Фиона осеклась. Как похоже на историю Сида, подумала Индия. – Вашей маме удалось найти врача? Фиона покачала головой: – Нет. Не удалось. Было слишком поздно… для всех нас. Я потеряла и мать, и сестру. – Какая ужасная история, – сказала Индия. – Ужаснее, чем вы думаете. Фиона недоумевала и даже злилась на себя. Спрашивается, зачем она рассказывает о глубоко личных событиях почти незнакомым людям? И в то же время она хотела показать Индии, что понимает и разделяет идею больницы. – Доктор Джонс, занимайтесь и дальше медициной. У вас это получается намного лучше. А мы с вашим братом подумаем над денежной стороной. Вас не затруднит зайти завтра ко мне в контору? – спросила Уиша Фиона. – Я подготовлю чек. – И я смогу уговорить вас на двадцать фунтов? – спросил Уиш, хватаясь за представившуюся возможность. Фиона улыбалась, но продолжала смотреть на Индию. В этой женщине что-то было. Очень сдержанная, умеющая владеть собой. А внутри – огонь, бесстрашие и спокойное противостояние жизненным трудностям. Индия Селвин Джонс обязательно откроет свою больницу. В этом Фиона не сомневалась. С чужой помощью или самостоятельно, но обязательно откроет, даже если каждый пенс ей придется зарабатывать самой и на это уйдет пятьдесят лет. – Нет, мистер Селвин Джонс, – ответила Уишу Фиона. – Уговорить меня на двадцать фунтов вы не сможете. Только на тысячу. Глава 33 – А ты знаешь, что дядя Санни однажды застрелил таксу? – спросил Бингэм, щурясь от солнца. – Боже, за что? Неужели собака на него бросилась? – удивилась Индия. – Нет, по ошибке. Принял ее за куропатку. Это было в поле. Такса принадлежала дядиной приятельнице. Та очень горевала. И дядя нашел выход из положения. Он велел изготовить из таксы чучело и преподнес бедной женщине в качестве подарка. – Бинг, такого просто не могло быть! – Представь себе, было. Этот жуткий человек имел свои представления о заботе и сострадании. Санни говорил, что несчастная хозяйка таксы проплакала целую неделю. История была жуткая, однако Индия не смогла удержаться от смеха. – Наконец-то я слышу, как старая землеройка смеется, – улыбнулся Бинг. – А то ходишь с угрюмым видом. У тебя что-то случилось? «Случилось, – мысленно ответила Индия. – Через несколько недель я стану женой твоего брата, но люблю другого». – Нет, Бинг. Ровным счетом ничего. Тебе показалось, – весело ответила она вслух. – Ты уверена? – Честное слово, – соврала Индия, натягивая невидимые поводья своих чувств столь же крепко, как и поводья лошади, на которой сидела. Они с Бингэмом находились в Бленхеймском дворце, загородном поместье Санни Черчилля, герцога Мальборо и давнего друга Бинга. Он пригласил на выходные Бинга, Фредди, Мод, Уиша и Индию. Сегодня была суббота. Санни объявил, что они непременно должны поохотиться на лису. Уиш, вынужденный задержаться из-за какого-то званого обеда, приехал сегодня утром. Сейчас они с Фредди ускакали вперед. Индия с Бингэмом отстали. Оба поднялись на гребень холма, надеясь оттуда увидеть азартных охотников, но ничего не увидели. За спиной высилась громада Бленхейма, построенного из темно-желтого известняка. Впереди простирались поля и перелески, но нигде не мелькали рединготы охотников, силуэты их лошадей и мчащиеся пятна гончих. Индии не терпелось возобновить погоню за лисой. Волнение и беспокойство, владевшие ею, требовали движения. Быстрого. Стремительного. Чтобы не думать ни о чем, кроме очередного холма или живой изгороди. Это состояние передалось и ее жеребцу. Недовольный остановкой, конь уныло тряс головой и ударял копытами. – Инди, а знаешь, что я больше всего люблю в Бленхейме, да и в Лонгмарше тоже? – спросил Бингэм. – Нет. И что же? – спросила она, изображая любопытство. – Средство для полировки мебели. – Шутка? – Знаю, это звучит безумно. Пруст обожал печенье «Мадлен». А я обалдеваю от полироля «Годдард». Я люблю постоять в столовой, когда служанки только-только протерли мебель, и дышать этим запахом. Он улетучивается не сразу. Ты замечала? Запах остается. Утром он смешивается с запахом селедки и бекона, вечером – с запахом фазаньего мяса и грибов. Я очень люблю этот запах. Аромат моих школьных каникул, рождественских и новогодних праздников. Если какая-нибудь женщина вздумает меня приручить, ей достаточно слегка помазать у себя за ушами полиролем «Годдард» – и я ее раб. – Бинг замолчал; Индия решила, что этим все и ограничится, но он добавил: – Инди, пусть это длится вечно. Сегодняшний день. Это мгновение. Пусть время исчезнет. Останется только здесь и сейчас. И все мы. Не хочу ни назад, ни вперед. – И я бы не отказалась. Целую вечность наслаждаться клубникой со сливками на лужайках Бленхейма. Вранье. Она не хотела ни клубники, ни сливок, ни здешних лужаек, ни этой дурацкой охоты на лису. Ей хотелось сидеть где-нибудь в Уайтчепеле и пить портер. С Сидом. Говорить о чем-то, что касалось Уайтчепела – места, к которому она все больше проникалась любовью. И с человеком, которого она не смела любить. – Крокет на лужайке. Долгие прогулки в сумерках. Все женщины в белом, с розами в волосах. Их походка очаровывает. Рай – ничто в сравнении с августом в Англии… Но не бывать тому, – вздохнул Бинг и его улыбка померкла. – Чему не бывать? – спросила Индия, пропустившая его слова мимо ушей. – Это не продлится. – Лето? – Лето. Мы. Эта жизнь, – пожал плечами Бингэм. Удивленная грустным тоном, Индия повернулась к нему: – Бинг, что с тобой? Откуда такое уныние? – Времена меняются, Инди. Несколько лет назад… да что там, всего год назад Фредди с легкостью выиграл бы представительство от Тауэр-Хамлетс. Сама мысль о каких-то лейбористах, способных оказать эффективное противодействие, показалась бы смехотворной. Слова Бингэма выбили Индию из потока ее мыслей, заставив прислушаться. – Бинг, ты, никак, думаешь, что Фредди может проиграть выборы? – Увы, да. Тори умело используют скандал с ограблением «Крепости». И потом, Фредди недооценил Джо Бристоу. Пресса обожает этого человека. Газеты почти ежедневно пишут о нем, а ведь дата выборов еще официально не объявлена. Нас ждет гонка троих участников. Исход пока неясен, но, если делать ставки, я бы поставил на Бристоу. Он говорит с рабочими на их языке, чего ни Фредди, ни Дикки Ламберт делать не умеют. – Бингэм кивнул в сторону Бленхейма, чьи стены золотило послеполуденное солнце. – Дни прежней эпохи сочтены. И так слишком долго горстка людей владела несметными богатствами. – Вы из-за этого вчера поспорили? – спросила Индия. – В том числе, – ответил Бингэм. – Фредди хватил лишку, и понеслось. Его злость в сочетании с хмелем – жуткая смесь. Санни он назвал глупцом, который ничего не желает знать, кроме охоты на лис, а Уиша – вульгарным типом, одержимым погоней за деньгами. Индия вздрогнула: – Это его не красит. Хорошо, что Уиша вчера не было. Надеюсь, Фредди хотя бы тебя пощадил. Бингэм покачал головой: – Фредди не свойственно кого-то щадить. Меня он обвинил в трусости. Дескать, я зарываюсь в свои исследования творчества Байрона и Лонгфелло, а радикалы и социалисты тем временем захватывают страну. – Боже мой, Бинг, это он сгоряча! Он так не думает. Нас сейчас давят со всех сторон. – Нет, он правильно думает. Я не обижаюсь. Фредди – лучший из нас. Единственный, кому хватает мужества нырять в гущу жизни. Фредди вчера был сильно не в духе. Индия это знала. И выпил больше, чем следовало, что усугубило его состояние. Он осмелел и, когда все расходились по комнатам, шепнул ей: – Дорогая, не запирай дверь. Но дверь она все-таки заперла и потом сидела в темноте на постели, не в силах уснуть. Она слышала, как Фредди дергает дверь, потом раздался негромкий стук. Особо шуметь он не решался – могли услышать. Утром он дулся на Индию и высказал свое недовольство. Индия сослалась на привычку. Живя одна в Лондоне, она привыкла запирать дверь. Вот и здесь она машинально повернула ключ, потом быстро уснула и не слышала его появления. Объяснение выглядело вполне правдоподобным. Фредди поверил ей и перестал дуться. Но дважды такой номер не пройдет. Индия не представляла, как ей вывернуться сегодня. Фредди жаждал близости. Ничего удивительного, ведь он ее жених. Она сама должна была сгорать от желания. Но Индия была холодна. Она желала другого мужчину, желала его прикосновений. Однако неделю назад тот мужчина сказал, что больше не хочет ее видеть. – Эгеееей! Инди! Бинг! Где остальные? Индия обернулась, увидела подъезжающую Мод и даже обрадовалась. Появление сестры оборвало поток ее мучительных мыслей. – Мод, ты, никак, с лошади падала? Одежда Мод, руки и даже лицо были забрызганы грязью. Шляпа исчезла, а из волос торчали прутики и листья. – Я пыталась не отставать от мужчин. Мы перемахнули через высокую стену и оказались в болоте. Грязь там была по колено. Они погнали дальше. Я решила, что с меня хватит. – Ты не падала?