Индия открыла глаза. Элла вернулась, принеся тарелку с жареным хлебом и вазочку с джемом, и села напротив. – Ну и ночка была. Врагу не пожелаешь, – зевнула медсестра. – Самое смешное, что через девять месяцев мы снова окажемся в том доме. – Тогда нам придется захватить с собой прозектора, – мрачно ответила Индия, вспомнив прощальный разговор с матерью новорожденного. – Миссис Стокс, вам ни в коем случае нельзя больше рожать. Вы должны прекратить интимные отношения с мужем. – Каким это образом? – оторопела миссис Стокс. – Объясните ему, что новая беременность вас погубит, и скажите «нет». Миссис Стокс посмотрела на нее как на сумасшедшую: – Миссус, а вы пробовали сказать «нет» каменщику, который весит пятнадцать стоунов? Элла пришла ей на помощь, посоветовав миссис Стокс воспользоваться половинкой выжатого лимона или небольшой губкой, смоченной в уксусе. Оказалось, женщина пробовала и то и другое. А чем закончилось? Беременностью. Тогда Индия предложила ей поискать в аптеках противозачаточные колпачки. Миссис Стокс лишь покачала головой: – Сразу видно, вы не из наших мест. Ну, найду я такого аптекаря. А вы знаете, сколько они стоят? Мне они не по карману. И никому из здешних. Одна такая штучка-дрючка стоит два шиллинга и три пенса. Индия растерянно смотрела на бедную женщину. На младенца, требующего молока, которое истощенный организм его матери мог выработать намного меньше, чем требовалось. Она смотрела на проснувшихся детей, во все глаза разглядывавших новорожденного брата, и понимала: нужно найти способ помочь миссис Стокс. Но как? – Элла, мы должны что-то сделать для нее, – сказала Индия, подливая себе чая. – Просто обязаны. – Согласна. Но что? – Снабдить противозачаточными средствами, – сделав несколько глотков, ответила Индия. – Я вам уже говорила: это очень опасная затея. – Но я последовала вашему совету. – Моему? – Да. Вашему. Вчера вы посоветовали мне… оставить моральные принципы дома и просто помогать людям. Помните? Элла покачала головой: – Не очень-то обращайте внимание на мои слова. У меня язык без костей. – Но ваши слова врезались мне в память. Заставили задуматься. – Это ж надо! – Да. Я думала о миссис Стокс и таких, как она. О том, что видела и слышала, пока училась в медицинской школе. Нам показывали младенцев, которых задушили собственные матери, обезумев от постоянного крика. В морге я видела тело девочки-подростка. Узнав о беременности, отец забил ее до смерти. А сколько женщин превратились в развалин из-за нескончаемых беременностей! – Ой, дорогуша, вы прямо как луч солнца на хмуром утреннем небе. – Элла, мы должны что-то сделать. С чего-то начать. – Но я могу хотя бы позавтракать? Тяжело спасать мир на голодное брюхо. – Элла, я вполне серьезно. – И я тоже, Индия. Ну что мы можем сделать вдвоем? Ничего. – Кое-что можем. – И что же? – Оказывать бесплатную медицинскую помощь женщинам и детям Уайтчепела. Элла чуть не подавилась ломтиком жареного хлеба. – Всего-навсего? А я-то думала, это будет сложно. Серые глаза Индии буравили Эллу. Она была знакома с медсестрой менее суток, но чувствовала родственную душу. Возможно, причиной была доброта Эллы, которую Индия видела в темных глазах этой женщины, теплых и таких не похожих на ее собственные. Может, их сблизила новая жизнь, которой они вместе помогли прийти в этот мир. Возможно, причина была в чрезмерной усталости, но Индия почему-то чувствовала, что может рассказать Элле все. – Элла, я хочу открыть больницу. Для бедных. Лечить нуждающихся… и не только. Я замахиваюсь на большее. Вы знаете, что лучший вид медицины – превентивная, а не лечебная. Если мы охватим своим вниманием детей, пока они еще очень малы, а лучше – пока они еще находятся в утробе матери, то сможем разорвать порочный круг. С утробы надо и начинать. Заботиться о здоровье беременных женщин и новорожденных, обучать молодых матерей принципам личной гигиены и рационального питания. Помогать им ограничивать численность семьи… Индия так увлеклась перспективами, что не заметила, как Элла, перестав есть, достала из сумки книжечку и подвинула ей. То была книга, написанная Флоренс Найтингейл: «Вводные заметки об устройстве родильных домов». – Эту книгу я знаю наизусть! – воскликнула Индия, ее глаза вспыхнули. – Я особенно поддерживаю утверждение мисс Найтингейл, что на каждую пациентку родильного дома должно приходиться две тысячи триста кубических футов пространства плюс одно окно. – Когда мне не спится, я лежу и мечтаю: вот бы стать сестрой-распорядительницей в таком родильном доме. Чистом, современном, с новой системой водопровода и канализации, – призналась Элла. – Добавим к этому качественную санитарию, надлежащую вентиляцию и стерилизацию постельного белья, – подхватила Индия. – А также полноценное питание и свежее молоко. – И достаточный штат патронажных сестер. Хорошо подготовленных, чтобы все матери и дети, выписанные из родильного дома, находились под постоянным наблюдением. – В больнице должно быть отделение женских болезней. И такое же детское. – Современная операционная, где соблюдаются требования Листера относительно антисептики. – Операционная, черт побери! – вздохнула Элла, приваливаясь к спинке стула. – Честолюбивые у вас замыслы. – Возможно, – согласилась Индия. – Может, с операционной придется подождать. Начинать все равно придется с небольшой больницы. – Даже небольшая больница стоит кучу денег, – заметила Элла. – Они у вас есть? – Да. Я организовала фонд. – И сколько же в нем? – деловито спросила Элла. – Пятьдесят фунтов. Премиальные, которые я получила на выпускной церемонии. – И только? – разочарованно протянула Элла. – С такими деньгами даже фруктовый лоток не откроешь. – Я собираюсь регулярно делать отчисления от своего жалованья. – Вы пока еще ничего не заработали! – Заработаю. Элла, я хочу это осуществить. Я намерена попробовать. Элла закатила глаза, но ответить ей помешало появление матери. Та подлетела к столу с двумя порциями яичницы, подрумяненного картофеля и печеными яблоками. Шумно поставив все это на стол, она порывисто обняла дочь и поцеловала в лоб. Столь эмоциональное поведение было бы простительно, если бы мать и дочь встретились после десятилетней разлуки. Но Индия чувствовала, что миссис Московиц устраивает Элле такую встречу каждый день. Индия стыдливо отвернулась. Она не помнила, чтобы мать или отец когда-нибудь целовали ее так. Правда, в раннем детстве ей позволялось целовать мать в щеку, но только если она пообещает не помять материнское платье. Миссис Московиц присела к столу. Элла познакомила ее с Индией. Мать взглянула на Индию, затем на дочь и спросила: – А что у вас обеих такие вытянутые физиономии? Элла рассказала, что у них с Индией нашлась общая мечта – открыть больницу. Но пока дальше мечтаний они не двинулись. Мать цокнула языком: – Чем хандрить, возьмитесь за дело. Начните с малого. Как известно, Бог помогает тем… – Ох, мамэлэ![7] – …кто сам себе помогает, – закончила она, погрозив дочери пальцем. – И без «ох, мамэлэ», Элла. Ты же знаешь, что я права. Эй, мистер Московиц! – крикнула она, махнув мужу. – Ты в подвал собрался? Дорогуша, принеси мне яиц. Ее муж, поглощенный беседой, сидел у самовара и не собирался ни в какой подвал, а потому посмотрел в ее сторону и удивленно заморгал. – Три дюжины. Мистер Московиц вздохнул и поднялся со стула. Миссис Московиц обернулась назад и прищурилась, увидев двоих парней за столом. – Янки, Арон, почему вы еще здесь? – Мама, ты спрашиваешь в философском смысле? – Не строй из себя умника, господин учащийся ешивы, которому мамочка до сих пор хлеб маслом намазывает. Доедай и иди, не то опоздаешь. Арон, а ты подойди сюда. Когда ты в последний раз мылся? В твоих ушах картошку можно выращивать. – Мама!