– А я бы влез в окно, – ухмыльнулся он. – Шур, ну отстань, – попросила она жалобно. – Не отстану! У нас дел невпроворот! – Ну какие у нас могут быть дела?! – Дорожки расчищать! Ёлку наряжать! Блюда для новогоднего стола готовить! – Какие ещё блюда? – Как какие? Традиционные! – Он начал загибать пальцы: – Салат оливье, селёдку под шубой, холодец… – С ума сошёл! – Ничего подобного. Праздник есть праздник! Говорят же, как встретишь Новый год, так его и проведёшь. – Ничего я готовить не буду! – заявила Мирослава категорично. – Лентяйка! – Шура отбросил одеяло на кресло. Мирослава села на постели и сердито уставилась на него. – Ну чего уставилась? Одевайся, а я пойду завтрак сварганю. – Тиран! – Мирослава запустила в друга тапочек. Наполеонов увернулся, дошёл до двери и поглядел на неё: – Кстати, надо ещё уборку провести. – Какую ещё уборку? – Генеральную. Ты Рукавишникову отпустила на новогодние каникулы? – Отпустила. – Значит, убираться придётся самим. – У нас и так чисто! – Новый год нужно встречать в идеально убранном доме, – наставительно проговорил Наполеонов. И, прежде чем в него полетела вторая тапочка, успел скрыться за дверью. Мирослава тяжело вздохнула, взлохматила себе волосы, а потом шерсть Дону. – И чего ты мне посоветуешь? – спросила она кота. Тот встряхнулся, коротко мяукнул, спрыгнул с кровати и скрылся за дверью. – Ага, – сказала Мирослава, – и ты туда же. Умывшись и причесавшись, она спустилась вниз. Накормив её завтраком, Шура подвёл детектива к раковине. – Что это? – спросила она удивлённо. – Куриные лапки, – пояснил ей Наполеонов тоном, с которым взрослые объясняют малому ребёнку очевидные вещи. – А что они здесь делают?! – Мокнут. Мы будем использовать их при варке холодца вместо желатина. – С ума сошёл! – воскликнула Мирослава, рассматривая когти на куриных лапах. – Не спорь. Моя мама всегда так делает. – А Морис… – Вот и не надо было мужика под Новый год выпихивать из дома! – укорил её Наполеонов уже в который раз. – Я уже сто раз тебе говорила! – Слышал. – И что я должна с ними делать? – вздохнула Мирослава. – Очистить от чешуи и когтей. – А ты? – А я пойду ногу распилю. Через некоторое время Мирослава выглянула в окно. Шура пилил ножовкой на куски говяжьи ноги. «И за что мне это наказанье?» – подумала она и занялась куриными лапами. От вернувшегося с улицы Наполеонова пахло свежестью и чистотой. – Красота! – воскликнул он бодро. Мирослава, глядя на него, подобрела и не стала спорить с Наполеоновым, который, вероятно, вообразив себя барином, хозяином усадьбы, отправил её, как крестьянку-подёнщицу, на уборку дома. Правда, барин и сам трудился в поте лица. Пока Мирослава, неприлично ругаясь себе под нос, намывала лестницу, Наполеонов пылесосил во всех комнатах всё подряд. Теперь его весёлое посвистывание доносилось со второго этажа. – Не свисти тут! Деньги из дома выгонишь, – крикнула она, но за шумом пылесоса он её не услышал. И Мирослава стала мстительно представлять, как она хватает Наполеонова за шиворот и выбрасывает со второго этажа в сугроб. Она так увлеклась воображением картины мщения, что не заметила, как он появился наверху лестницы. – Всё ещё возишься? – крикнул он. – Заканчиваю, – ответила она. – Вот и прекрасно. Я помою пол, а ты нашинкуешь овощи, которые я сварил утром. – Во сколько ты встал? – Это неважно. А потом мы будем наряжать ёлку. – Мы наряжаем ёлку на улице. – Значит, будем наряжать на улице, – покладисто согласился Шура, а потом заметил: – Но хоть одну веточку для запаха надо принести в дом. Они нарядили ёлочку, что росла недалеко от дома, всевозможными игрушками и гирляндами. Она была не очень высокой, но, чтобы украсить верхушку, всё равно пришлось приставить лестницу. – А где срежем веточку? – спросил Наполеонов, когда они закончили украшать дерево. Мирослава опустилась на колени в снег и стала что-то шептать. Шура догадывался, что она просит у дерева разрешения срезать веточку, а потом прощения, но всё равно проворчал: – Начинается шаманство. А Мирослава взяла острый нож и отрезала наискосок совсем небольшую ветку в самом низу. Потом поклонилась дереву: – Спасибо тебе. Ветку они поставили в столовой в большую хрустальную вазу, нарядили небольшими шариками, барабанчиками, колокольчиками и обвили мишурой. Отошли от стола подальше и полюбовались своей работой. – Хорошо, – сказала Мирослава. – Хорошо, – подтвердил Шура. Дон запрыгнул на стул, посмотрел и одобрительно мяукнул. – Шур, – неожиданно спросила Мирослава, – а Софья Марковна не звала тебя с собой в Питер? – Звала, конечно. – А почему же ты не поехал? – Как же я мог оставить тебя одну? – искренне удивился он.