Он стоял и робко смотрел на нее, прядь светлых волос упала ему на лоб. — Ты этого хотела. Я знаю, что хотела, — сказал он. — Барбара, скоро я уеду в тренировочный лагерь. И может быть, мы больше никогда не увидимся. — И ты решил наскоро переспать с англичанкой? Что ж, только не со мной! Голос Барбары разнесся по всей церкви. Испуганные овцы вновь жалобно заблеяли. Берни шагнул к ней и закричал в ответ: — Ты знаешь, что это не так! Знаешь, как я отношусь к тебе, что чувствую! Или ты слепая? — Слепая в своих дурацких очках. — Разве ты не видишь, что я тебя люблю?! — проорал он. — Лжец! Она выбежала из церкви и понеслась прочь. В воротах поскользнулась на островке влажного снега и, всхлипывая, привалилась к каменной стене. Берни подошел к ней сзади, положил руку на плечо: — Почему же я лжец? Почему? Я люблю тебя. Ты чувствуешь то же, я это вижу. Отчего ты мне не веришь? Барбара повернулась к нему: — Потому что я некрасивая, неуклюжая и… Нет! Она закрыла лицо руками и разрыдалась. Мимо проходил маленький босоногий мальчик, который нес на руках поросенка, он остановился как вкопанный и уставился на Берни и Барбару. — За что ты ненавидишь себя? — мягко спросил Берни. Ей хотелось кричать. Она вытерла глаза, оттолкнула его и пошла по улице. Вдруг мальчик завопил: — Смотрите! Смотрите! Барбара оглянулась. Сунув визжащего поросенка под мышку, он свободной рукой взволнованно тыкал в небо. Один из немецких истребителей, сбитый, падал вниз. Невдалеке раздался грохот. Мальчишка радостно закричал. Берни бросил взгляд вверх и быстро догнал Барбару: — Погоди. — Он преградил ей дорогу. — Прошу тебя, послушай! Забудь о сексе, мне на это плевать, но я люблю тебя, правда люблю. — (Она замотала головой.) — Скажи, что ты не чувствуешь того же, и я сейчас же уйду. Перед глазами Барбары возникла картинка — десяток девчонок кричат ей на игровой площадке: «Конопатая, очкастая, волосы как морковка!» — Прости, это бесполезно. Я не могу… нет. — Ты не понимаешь, ты не видишь… Барбара повернулась к Берни, и ее сердце сжалось при виде боли и печали, отобразившихся на его лице. Потом она подскочила, услышав визг над головой, подняла взгляд. Второй немецкий истребитель камнем падал на них. За машиной тянулся длинный желто-красный хвост пламени. Барбара видела блестящие, как крылья насекомого, вращающиеся пропеллеры. Берни тоже смотрел вверх. Она оттолкнула его, и он шатнулся назад, воздух наполнился диким ревом, и высокая стена дома, рядом с которым они проходили, стала заваливаться на Барбару. Что-то сильно ударило ее по голове. На мгновение она потеряла сознание, а опомнившись, почувствовала острую боль. Она попыталась сообразить, что произошло, где она, затем открыла глаза и увидела склонившегося над ней Берни — смутно, так как очки куда-то подевались. Вокруг стояла пыль, валялась груда битого кирпича. Берни плакал. Она никогда не видела льющего слезы мужчину. — Барбара, Барбара, ты в порядке? О боже, я подумал, ты умерла! Я люблю тебя, я люблю тебя! Она позволила ему приподнять себя, уронила голову ему на грудь и заплакала. Они сидели посреди улицы, и оба рыдали. Раздались шаги, вокруг стали собираться люди из соседних домов. — Вы не пострадали? — крикнул кто-то. — Бог мой, глядите! — Я в порядке, — ответила Барбара. — Мои очки, где мои очки? — Вот они, — тихо сказал Берни, подавая их. Надев очки, Барбара увидела обрушившуюся ограду сада, которая чуть не завалила их с Берни, и усыпанную битым кирпичом дорогу. Вероятно, один из осколков и попал ей в голову. Из всех окон виллы выбивались языки пламени и валил густой дым, над пробитой крышей торчал хвост самолета. Черную свастику закрасили желтой краской, но она все равно проглядывала. Барбара поднесла пальцы к голове, а отняв их, увидела кровь. Старуха в черной шали положила руку ей на плечо: — Отделались царапиной, сеньорита. Это настоящее чудо. Барбара потянулась к Берни. Он держался здоровой рукой за раненую, сильно побледнев. Оба они были засыпаны пылью. — Ты в порядке? — спросила она. — Меня свалило с ног взрывной волной. Я немного ударил руку. Но боже, я думал, что ты погибла! Я люблю тебя, пожалуйста, поверь мне, теперь ты должна мне поверить! Берни снова заплакал. — Да, — сказала она. — Я верю. Прости меня, прости. Они обнялись. Рядом собралась небольшая толпа испанцев — беженцев, которые, вероятно, месяца три назад впервые в жизни покинули свои деревни. Потрясенные люди смотрели на сбитый самолет, торчавший из охваченной огнем виллы. Сидя на скамье и наблюдая за морскими львами, Барбара снова вспомнила тепло его рук. Как, наверное, больно было Берни поддерживать ее раненой рукой. Она посмотрела на миниатюрные часики фирмы «Диор», которые подарил ей Сэнди. Столько времени прошло, а она так ничего и не решила, только переживала из-за прошлого. Пора идти домой, а то Сэнди будет волноваться. Когда она вернулась, он уже был дома — его машина стояла внизу. Барбара сняла пальто. Пилар поднялась из цокольного этажа и молча стояла в холле, сложив на груди руки, как всегда делала при появлении хозяйки. — Мне ничего не нужно, Пилар. Спасибо. — Muy bien, señora[29]. Девушка сделала реверанс и снова ушла вниз, на кухню. Барбара скинула туфли, ноги у нее ныли от долгой ходьбы. Она поднялась в кабинет Сэнди. Он часто там работал, просматривал документы и кому-то звонил. Комната с небольшими окнами, пропускавшими мало света, находилась в дальней части дома. Сэнди украсил ее предметами искусства по своему вкусу. Главным среди них была освещенная бра экспрессионистская картина, изображавшая какого-то скрюченного человечка, который вел осла по фантастической пустыне. Сэнди сидел за столом, окруженный стопками бумаг, и водил карандашом по полям листа с колонкой чисел. Он не услышал, как Барбара вошла, и на его лице застыло выражение, появлявшееся обычно, когда он думал, что его никто не видит: напряженное, расчетливое, какое-то хищное. В другой руке он держал забытую сигарету с длинной палочкой пепла, грозившей вот-вот упасть. Барбара посмотрела на него критическим взором. Волосы зачесаны назад и смазаны бриолином так густо, что видны следы от расчески. Напомаженные волосы, как и маленькие прямые усы, были в моде среди фалангистов. Сэнди заметил ее и улыбнулся: — Привет, дорогая. Хороший был день? — Нормальный. Днем гуляла в Ретиро. Холодает. — Ты надела очки. — О Сэнди, я не могу ходить по улице без них. Я попаду под машину. Они мне нужны, не носить их просто глупо. Он мгновение смотрел на нее, потом снова улыбнулся: — Хорошо. У тебя щеки раскраснелись от ветра, сущие розы. — А ты как? Много работал? — Делал расчеты для моего горного проекта. — Он отодвинул бумаги, чтобы Барбара не смогла их разглядеть, и взял ее за руку. — У меня хорошие новости. Помнишь, ты говорила про волонтерскую работу? Сегодня я разговаривал с одним человеком из Еврейского комитета, его сестра — важная шишка в «Социальной помощи». Им нужны медсестры. Не хочешь поработать с детьми? — Я не знаю. Хоть какое-то занятие. «Чтобы отвлечься от мыслей о Берни, лагере в Куэнке и Луисе», — добавила про себя Барбара. — Женщина, с которой нам нужно поговорить, — маркиза, — сказал Сэнди, приподняв брови. Он изображал, что презирает чванливое преклонение перед аристократией, свойственное высшему классу в Испании не меньше, чем в Англии, но Барбара знала, что на самом деле Сэнди сам с удовольствием вращается среди этих людей. — Алисия, маркиза де Сеговия. В субботу она будет на концерте в оперном театре. Я достал нам билеты. Он улыбнулся и вынул две карточки с золотым тиснением. Барбару обдало стыдом. — О Сэнди, ты всегда обо мне думаешь. — Не знаю, что там за новая гитарная музыка, но будут исполнять и Бетховена. — Спасибо, Сэнди. От его заботы Барбаре стало не по себе. На глаза навернулись слезы, она поспешно встала: — Пойду скажу Пилар, чтобы начинала готовить обед. — Хорошо, любимая. Мне нужно еще часик поработать. Барбара спустилась, попутно надев туфли: негоже появляться перед служанкой босиком. Стены кухни были выкрашены в отвратительный горчичный цвет, а не в белый, как в остальном доме. Служанка сидела за столом рядом с огромной старой плитой. Она смотрела на какую-то фотографию, но при появлении хозяйки сунула ее под лиф платья и встала. Барбара успела заметить на снимке молодого человека в форме республиканцев. Носить при себе такую вещь было опасно. Если на улице какой-нибудь патрульный попросит у нее документы и найдет эту фотографию, ей начнут задавать вопросы. Барбара притворилась, что ничего не заметила. — Пилар, начинай готовить обед. Сегодня будет pollo al ajillo?[30] — Да, мадам.