Лилиан закрыла глаза. — Иногда мне хочется совершить самый нелепый поступок. Сделать что-нибудь такое, что разобьет эту стеклянную клетку. Кинуться куда-нибудь, не знаю куда. — Мне тоже, — сказал Волков. Она открыла глаза. — Тебе? Волков кивнул: — Всем этого хочется, душка. — Почему же ты ничего не делаешь? — Потому что все осталось бы по-прежнему. Я бы только еще сильнее почувствовал, что сижу в клетке. — Я знаю, Борис. Я ведь тоже только так говорю. Сам понимаешь почему. Боюсь рентгена и не хочу этого показать. Она услышала шум мотора раньше, чем его услышал Борис. Машина Клерфэ взбиралась по петлям дороги вверх, потом она остановилась, и мотор заглох. — Почему, собственно, ты его терпеть не можешь? Волков немного помолчал. Его голова и чуть согнутые плечи темным пятном выделялись на фоне серебристого неба. Он вертел в руках стакан, в котором свет преломлялся так, словно стакан был хрустальный. Потом Волков улыбнулся. — Может быть, потому, что когда-то я был похож на него. — Разве это причина? — А почему нет? Не хочу, чтобы мне напоминали о тех временах. Когда он уезжает? — Не знаю. Думаю, что завтра. — Люди оттуда всегда приносят с собой беспокойство. Лилиан закрыла глаза. — Хочешь спать? — спросил Волков. — Да. Водка нагоняет сон. Водка и ветер. Сквозь полуопущенные веки Лилиан увидела, как он прошел мимо шезлонга. На секунду большая фигура заслонила свет, а потом Волков двинулся дальше, и свет, казалось, стал еще ярче. Лилиан была взволнована, она не могла заснуть. Лежать и читать ей тоже не хотелось. «Это от водки», — подумала она. Немного погодя она встала и сошла вниз. * * * К ее удивлению, Клерфэ оказался один. Она ожидала, что с ним Хольман. Клерфэ сидел на скамье у входа. — Где же ваша машина? — спросила она. — Я ведь слышала, как вы приехали. — Машину я оставил на дороге. Я не доехал до верха. — Из-за Хольмана? — Да, — сказал Клерфэ. — Где он? В эту секунду послышался рев мотора. — Там, — сказал Клерфэ, — он испытывает «Джузеппе». Лилиан встала и подошла к краю площадки перед входом в санаторий. Она увидела несколько елок, а за ними машину, которая медленно продвигалась вперед по ближайшему завитку дороги. — Он едет! — крикнула она Клерфэ. — Задержите его! — Зачем? Он еще не разучился вести машину. — Да не потому! Он может схватить воспаление легких. — Он тепло одет. — Но не для открытой спортивной машины. Задержите его! Поднявшись вверх по крутому виражу, машина миновала санаторий. — Задержите его! — кричала Лилиан. — Он сейчас помчится как бешеный! Это может плохо кончиться. Она выбежала на середину дороги. — Он вас задавит, — сказал Клерфэ, оттаскивая ее в сторону. Через секунду машина вынырнула из-за санатория и с ревом помчалась вниз с горы. Хольман махал им рукой и смеялся. — Вы опоздали, — сказал Клерфэ, отпуская Лилиан. — Надо было остановить его! Почему вы этого не сделали? — Вы видели, чтобы Хольман хоть раз смеялся здесь так, как он смеялся сейчас? Я не видел. — Вечером ему будет не до смеха. У него подымется температура. — Я верю в пользу запретного. Это тоже терапия, — сказал Клерфэ. — А вы не верите? — Для других не верю. Клерфэ засмеялся. — Хольман не такой уж твердокаменный, как вы полагаете, и он отнюдь не образец дисциплинированности. Вчера вечером он вовсе не лег в постель. Это он только так говорил. Он удрал вслед за нами, забрался в гараж, где мыли «Джузеппе». Там он сел в машину и, видимо, устроил гонки на месте. Мне рассказал это парень, работающий в гараже. А когда он вышел из машины, то у него, по словам парня, был очень несчастный вид, и он брел, как лунатик. Поэтому я привел сегодня утром «Джузеппе» и сказал Хольману, что он может прокатиться разок. — Значит, вы сами толкнули его на это? — Я дал ему ключи и сказал, где стоит «Джузеппе», — ответил Клерфэ. — Большего не потребовалось. Клерфэ высоко поднял Лилиан и посадил ее рядом с собой на скамейку. — Хотите подождать, пока он вернется? Это может быть не скоро. Лилиан не ответила; но она и не уходила. Клерфэ посмотрел на нее. «Как она молода, — подумал он. — Вечером она выглядела лет на пять старше. Странно, обычно бывает как раз наоборот». — Дисциплинированность — похвальное качество, — сказал Клерфэ. — Но иногда на ней можно споткнуться. А когда спотыкается этакий твердокаменный субъект — это смешно; надо проявить в нужный момент немного человечности. Пусть Хольман рискнет и получит насморк, но зато снова поверит в себя. Это лучше, чем быть осторожным и считать себя калекой. Неужели вы не согласны со мной? Лилиан почувствовала вдруг, как в ней закипает ненависть к Клерфэ. — Насморки здесь смертельны, — сказала она в бешенстве. — Но это вас не волнует! Вы скажете, конечно, что смерть для него была счастьем, ведь он поездил на машине и уверовал в то, что станет великим гонщиком. Произнеся эти слова, она почувствовала раскаяние. Клерфэ молчал. Они опять услышали шум мотора и вслед за тем увидели машину. Темная и очень маленькая, она стрелой пронеслась позади деревни к шоссе, которое вело на перевал. — Как бы вы поступили на его месте? — спросила Лилиан. Клерфэ повернулся к ней. — Я? Думаю, что я не вернулся бы обратно. Я бы поехал дальше, через перевал вниз… Она пристально посмотрела на него.