Часть 2 из 46 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Обычно человек тонет не из-за неких объективных причин — обычно он тонет от собственных паники, суеты и отчаяния. (Еще раз приношу извинения близким утонувших: список исключений огромен, но я сам тонул не один раз и знаю, о чем говорю.)
Французский врач Ален Бомбар на основе своих масштабных наблюдений заявил, что жертвы кораблекрушений гибнут в основном от страха, — и доказал это, первым в истории переплыв Атлантику не просто в одиночку, но без воды и еды.
Страх, паника, безволие убивают нас далеко не только в реках, озерах и морях, — прежде всего, хотя и чуть по-иному, они убивают нас в повседневной жизни.
А паника и вовсе заразна.
Недаром это единственное воинское преступление (кроме разве что перехода на сторону врага с оружием в руках), за которое расстреливают без суда, на месте.
А для Вашей семьи кризис, — по крайней мере, такой глубокий и долгий, как тот, в который мы погружаемся, — это почти война.
И Вы — на войне.
Хотя по ряду обстоятельств Вы не имеете возможности водрузить над рейхстагом Знамя Победы — и не можете даже мечтать об этом.
Ваша задача на порядок более скромна и проста, но не менее важна: выжить самому и обеспечить материальное благосостояние и психологически нормальную жизнь своей семьи.
Я пишу эту книгу, чтобы помочь Вам лучше осознать эту задачу и решить ее с меньшими потерями времени, сил и денег.
Я не буду писать в ней о том, кто виноват: кто и зачем развязал эту войну, кто и зачем столкнул нас в этот кризис, кто и как надеется нажиться на нашей общей беде.
Это интересные вопросы, и на них есть ответы, но они в других моих книгах, а эта книга не о них — эта книга о Вас.
О том, как преодолевать этот кризис Вам лично — и о том, как преодолеть его.
Многие советы покажутся Вам примитивными и самоочевидными, так как я исхожу из опыта выступлений перед самыми разными аудиториями: сегодня даже необходимость чистить зубы дважды в день становится открытием для ощутимой части вроде бы интеллигентной аудитории и вызывает отчаянные протесты в стиле «это вредно, так как вредит экологии и стирает эмаль»[2].
Многие советы покажутся Вам странными. Это прекрасно: значит, у Вас нет соответствующих проблем, распространенных в нашем обществе, и именно эти советы к Вам не относятся.
Многие советы покажутся Вам не относящимися именно к кризису, а претендующими на универсализм. Это правда: ведь наиболее важное заключается не в конкретных мерах, какими бы полезными они ни были, но в общем настрое, в более внимательном и тщательном отношении к собственной жизни, — а она, какой бы обыденной и скудной ни была, заслуживает этого и вне кризисов.
Главное, что вынудило меня взяться за эту книгу, — отчаяние людей в относительно благоприятных условиях, с которым я постоянно сталкиваюсь, отчаяние немотивированное, вызванное растерянностью и упадком сил, а не объективной безысходностью положения, отчаяние, убивающее без видимых причин — «на ровном месте».
За более чем 33 года национального предательства мы как народ в целом утратили уверенность в себе, — а без нее в войнах не побеждают и в кризисах не выживают.
Я пишу эту книгу и для того, чтобы Вы обрели уверенность в своих силах.
Ибо, какими бы ничтожными они ни были, они у Вас есть.
И, если Вы правильно распорядитесь ими, Вы не утонете.
И потом, адаптировавшись к новому миру, который сейчас обрушивается нам на головы, мы вместе от всей души посмеемся над большинством этих наивных советов.
Но только после того, как они нас спасут.
Предисловие.
Депрессия: всерьез и надолго
1. «Хорошо» уже было
Добрая половина ответов на связанные с кризисом вопросы — причем с любым кризисом и на любые вопросы — содержит внятные, обоснованные и вполне логичные указания на конкретные сроки его завершения и возобновления уверенного экономического роста.
Это добротная реклама соответствующих корпоративных и государственных властей, — но не более. Потому что нынешний кризис всерьез и надолго.
И всякий, имеющий представление о времени его завершения, ошибается.
Собственно, «кризисом» происходящее в мире можно называть только с обыденной, повседневной точки зрения. И, поскольку эта книга написана именно с точки зрения обыденной жизни и для повседневной пользы, в ней для удобства будет употребляться именно этот термин.
Везде, кроме настоящего параграфа, — потому что он посвящен описанию происходящего с точки зрения экономической науки, на языке которой развивающиеся сейчас процессы называются «депрессией» (не путать с психологическим термином, означающим угнетенное состояние духа).
В рамках экономической науки разница между двумя терминами принципиальна: в условиях кризиса Вы погружаетесь на некое «дно», — и, достигнув его, всплываете.
Это происходит потому, что, достигнув дна, Вы (или тот субъект экономики, который приходит Вам на смену) решаете свои проблемы, реструктуризируете ставшие ненужными производства, и тем самым восстанавливаете утраченную было конкурентоспособность.
Поясню на примере. Допустим, Вы производили карандаши, — и прозевали момент, когда мир стал писать шариковыми ручками. И Вы сталкиваетесь с падающим спросом на карандаши. Вы пытаетесь активизировать маркетинговую политику, расширяете номенклатуру выпуска, делаете сувенирные и гламурные серии, пытаетесь продавать карандаши в качестве памятных подарков и пролоббировать запрет использовать шариковые ручки в самолетах и местах лишения свободы, — но этого недостаточно, и потребление карандашей неумолимо сокращается. Мир переходит на шариковые ручки, а Вы погружаетесь в пучину кризиса. Вам приходится свертывать производство, увольнять рабочих, и в какой-то момент Вы оказываетесь на грани банкротства или даже полностью разоряетесь.
Это «дно» кризиса.
Но дальше начинается восстановление — ибо мир не перестал писать и рисовать: просто теперь он делает это по-другому. И либо Вы сами, либо пришедший Вам на смену более расторопный предприниматель находит деньги, переоборудует Вашу фабрику, обучает Ваших рабочих (а точнее, их часть, ибо производительность труда повышается) и начинает производить востребованные рынком шариковые ручки.
И все (кроме рабочих мест) восстанавливается.
Естественно, в масштабах страны и тем более мира процессы развиваются намного сложнее, чем в масштабах отдельной фабрики, но принцип тот же. Как только управляющая система перестает спасать отжившее производство и начинает организовывать производство новых, востребованных рынком товаров (а с началом глобализации на смену им приходят услуги), — кризис преодолевается, экономика начинает восстанавливаться, отталкивается от «дна» и начинает всплывать.
Однако наше нынешнее состояние, — депрессия, — принципиально отличается от кризиса: глубина и масштаб диспропорций настолько серьезны, что экономика просто не имеет источников спроса, на который можно переориентироваться.
Легко начать производить авторучки вместо карандашей, сигареты вместо папирос, компьютеры вместо арифмометров.
А за что браться, если спроса нет вообще — как такового?
При кризисе Вы достигаете «дна», отталкиваетесь от него и всплываете; при депрессии Вы достигаете «дна» (причем не с одной попытки) и ложитесь на него — и, если не вытащите сами себя оттуда за волосы, останетесь на нем, пока не захлебнетесь.
В этом принципиальное отличие депрессии от кризиса: она надолго. Великая Депрессия, начавшись в 1929 году, продолжалась десятилетие — до начала Второй мировой войны; Япония, рухнув в депрессию в начале 90-х, так и не смогла выкарабкаться из нее до сих пор.
Мы не знаем, сколько продлится Глобальная депрессия, в которую мир входит сейчас; хотя бы поэтому каждому из нас стоит относиться к ней всерьез и воспринимать разговоры о том, что через год-полтора-два «начнется восстановление», как безответственную пропаганду, ориентированную на школьников, журналистов и членов правительства.
В отличие от них, на нас лежит реальная ответственность: ответственность за наши семьи.
Поэтому хорошо, конечно, если официальная пропаганда монополий и государств вдруг не соврет нам (в конце концов, ну хоть когда-то они должны перестать лгать?), — но не стоит забывать, что неожиданность имеет право быть только приятной.
Стремление к лучшему и надежда на него, в том числе вопреки рассудку, заложена в природе человека.
Мы отчаянно хотим поверить в то, что неприятности вот-вот закончатся, это закон психологии, — но ориентироваться должны не на лучший, а на худший из возможных вариантов и не ждать, когда вдруг наступит вожделенное «хорошо», а вслед за армянским радио брежневской эпохи исходить из того, что это «хорошо» уже было.
2. Почему в этот раз не рассосется
В 2008 году самые разные деятели и в России, и за рубежом глушили разум истериками о том, что мы-де переживаем исключительно «ипотечный американский», а ни в коем случае не «глобальный финансовый» кризис. Сегодня они так же смешны, как российские либеральные чинуши, запрещавшие употреблять само слово «кризис».
Впрочем, как сказано выше, сейчас они отчасти правы: мир погружается не в кризис, а в депрессию.
Концентрирующиеся на среднесрочных, а то и текущих процессах упускают главное: ее фундаментальный характер. Ведь такие всеобъемлющие явления, как мировая депрессия, имеют столь же всеобъемлющие причины.
Главная из них — то, что после победы над нами в «холодной войне» и уничтожения Советского Союза западные монополии переустроили захваченный ими мир (почти весь «мир социализма» и большинство ориентировавшихся на него развивающихся стран) в соответствии со своими эгоистическими интересами. Винить их в этом нельзя: бизнес — не более чем машина для извлечения из окружающего мира прибыли, от которой смешно ожидать заботы о будущем, пусть даже собственном.
Как говорил Рузвельт, капитализм исключительно устойчив: революционеры бессильны перед ним. Уничтожить его может лишь свобода самих капиталистов.
И в 90-е годы благодаря разрушению Советского Союза они эту самоубийственную свободу обрели.
Исключая угрозу появления конкурентов на осваиваемом ими постсоциалистическом пространстве, западные монополии руками либеральных «реформаторов отечественной сборки» лишили большинство наших стран и народов возможности полноценного развития. Они достигал и этой цели всеми мерами — от выгодных для себя норм государственной политики, включая пресловутый «Вашингтонский консенсус», до прямого вмешательства во внутренние дела, включая государственные перевороты, террор и убийства.
Уже к концу 90-х невозможность нормального развития для стран, колонизированных западными монополиями, породила глобальную напряженность, массовое бегство на Запад, международный терроризм. Ведь жители неразвитого мира осознали, что при навязанных им «правилах игры» ни они, ни их дети и внуки гарантированно не смогут добиться уровня потребления, который навязывала им в качестве естественного глобальная реклама.
Но первый удар западные корпорации, выросшие в глобальные монополии, получили сразу — уже в середине 90-х.
Блокировав полноценное развитие захватываемого ими мира из страха конкуренции, они ограничили свой рынок сбыта — и загнали себя в естественный для злоупотребляющих своим положением монополий кризис перепроизводства.
Сначала выход был найден в необузданном кредитовании потребителя, то есть неразвитых стран. Поскольку оно было направлено не на решение их проблем, но лишь на поддержание их спроса на продукцию глобальных монополий, оно быстро стало чрезмерным, непосильным и привело к долговому кризису 1997–1999 годов, охватившему почти весь неразвитый мир.
Когда этот кризис был преодолен, выяснилось, что источник проблем — нехватка спроса и, соответственно, кризис перепроизводства, вызванный злоупотреблениями глобальных монополий — никуда не делся.
book-ads2