– Я не желаю иметь ничего общего с кланом, Джеральд, – сказал отец. – И никогда не стал бы поджигать кресты. По-моему, это удел трусов. Услышав это, мистер Харджисон тихонько усмехнулся, из его полуоткрытого рта выскользнул клубочек дыма. – Не знаю, есть ли вообще в Зефире клан, – отозвался он. – Но кое о чем я недавно слышал. – Что именно? – Да… просто всякие разговоры. У меня такая работа, что волей-неволей услышишь много всякой болтовни. Люди говорят, что ребята из клана поступили храбро, решив: пора Леди предупредить. Потому что, Том, многим кажется, что настало время выставить ее отсюда, пока она не перевернула все в Зефире вверх дном. – Леди живет здесь с незапамятных времен, и до сих пор ничего с Зефиром не случилось. – До сих пор она помалкивала. А теперь обнаглела и качает права. Цветные и белые должны купаться в одном бассейне, только представь себе! Знаешь что, Том? По-моему, этот размазня мэр Своуп склонен пойти ей на уступки – позволить все, что она только потребует. – Ну, – отозвался отец, – времена меняются. Раньше или позже перемены неизбежны. – Господи, Том! – воскликнул мистер Харджисон. – Уж не заодно ли ты с ней? На чьей ты стороне? – Я ни на чьей стороне, Джеральд. Единственное, что я хотел сказать: нам тут в Зефире не нужны ни овчарки, ни брандспойты, ни бомбы террористов. Дни Булла Коннора[14] давно миновали. Я ничего не имею против того, что времена меняются, – таково положение вещей в этом мире. – Отец пожал плечами. – Перед будущим мы бессильны, Джеральд. Оно придет и нас не спросит. Ничего тут не попишешь. – Уверен, что ребята из клана могут тут с тобой поспорить. У них совсем другая точка зрения. – Может быть. Но их дни сочтены. А ненависть всегда порождала только еще большую ненависть. Мистер Харджисон несколько минут сидел молча. Его взгляд был устремлен на крыши Брутона, но что он пытался там увидеть, трудно было понять. Наконец он поднялся и, подхватив свою сумку с письмами, закинул ее на плечо. – Раньше ты казался мне разумным парнем, Том, – сказал он на прощание и двинулся к своему грузовичку. – Эй, Джеральд! Погоди-ка минутку. Вернись, прошу тебя! – крикнул вслед мистеру Харджисону отец, но тот даже не оглянулся. Отец и мистер Харджисон учились в школе Адамс-Вэлли в одном классе, и, хотя никогда не были близкими друзьями, оба прошли одни и те же дороги юности. Отец рассказывал, что мистер Харджисон играл в футбольной команде и его имя, выбитое на серебряной табличке, висит теперь на стене почета школы. – Эй, Большой Медведь! – снова позвал отец, вспомнив школьное прозвище мистера Харджисона. Но тот молча бросил окурок сигары в канаву, завел свой грузовичок и укатил. Настал день моего рождения. Я пригласил Джонни, Дэви Рэя и Бена на мороженое и торт, украшенный двенадцатью свечами. Пока мы угощались тортом в гостиной, отец положил праздничный подарок на мой письменный стол. Еще до того, как я его обнаружил, Джонни пришлось уйти домой. Его все еще иногда мучили головные боли и приступы головокружения. Джонни подарил мне два отличных белых наконечника от стрел из своей коллекции. Дэви Рэй принес мне модель Мумии, а Бен подарил пакетик маленьких пластмассовых динозавров. А в комнате на моем столе стояла пишущая машинка «Ройял», серая, как линкор, и в ее каретку был вставлен белоснежный лист бумаги. Пробег этой машины составлял уже немало миль. Часть клавиш оказалась вытерта, на боку, прямо на краске, было выцарапано «П. Б. З.». Позже я узнал, что это значит «публичная библиотека Зефира»: машинку приобрели на распродаже старого имущества. Буква «е» застревала, точка над «i» отсутствовала. И вот вечером, в сгущающихся сумерках, я сел за свой письменный стол, отодвинул в сторону жестянку с карандашами «тикондерога» и с колотящимся сердцем старательно напечатал на листе бумаги собственное имя. Так я вступил в эру высоких технологий. Довольно скоро я понял, что печатание на машинке – дело нелегкое. Мои пальцы оказались очень неловкими – придется их тренировать. Этим я и занялся, просидев над машинкой до глубокой ночи, пока мама не велела мне ложиться спать. КОРИ ДЖЭТ МАККЕНСОН. ДЭВИ РЕЙ КАЛКАН. ДЖОНМИ КВИЛСОН. БЕМ СИРС. БУНТАРЬ. СТАРЫЙ МОСИС. ЛЕДИ. ГОРЯЩИЙ КРЕСТ. БРЕМКИНСЫ. ШЛЯПА С ЗЕЛЕНЫМ ПЕРОМ. ЗИФИР. ЗЭФИР. ЗЕФИР. Мне предстояло пройти очень долгий путь к совершенству, но я уже чувствовал энтузиазм героев вестернов и храбрых индейцев, мощь воинских подразделений, полчищ детективов и отрядов монстров, которые возникали в моем воображении, изо всех сил стремясь появиться на свет и излиться на бумагу. Однажды днем я катался на Ракете, радуясь свежести воздуха после дождя, и внезапно обнаружил, что нахожусь у дома Немо Керлисса. Сам он гулял во дворе – подбрасывал бейсбольный мяч в воздух и ловко ловил его, когда тот со свистом мчался вниз. Я поставил Ракету на подножку и предложил Немо немного покидать мячик. На самом деле мне просто хотелось еще раз увидеть Немо в деле. Мальчик с совершенной рукой, какой бы хрупкой она ни выглядела, воистину был осенен десницей Господней. Довольно скоро я пристал к нему, чтобы он попал мячом в дупло дуба, находившегося через улицу. Немо запулил мяч точно в требуемую цель, да не один, а целых три раза, и я едва не упал на колени, готовый чуть ли не боготворить его. Потом зазвенел колокольчик, и открылась входная дверь. На крыльце появилась мама Немо. Я заметил, как под стеклами очков глаза Немо дрогнули, словно в ожидании удара. – Немо! – позвала его мама голосом, напомнившим мне жужжание выпускающей жало осы. – Я, кажется, запретила тебе бросать мяч? Я все видела через окно, молодой человек! Мама Немо сбежала по ступенькам крыльца и обрушилась на нас как ураган. У нее были длинные темно-каштановые волосы; вероятно, когда-то ее называли миловидной, но теперь в ее лице появилась какая-то жесткость. У нее были пронзительные карие глаза с глубокими морщинками в углах и густо наложенный макияж в оранжевых тонах. Одежду ее составляли обтягивающие черные бриджи и белая блузка с узором в крупный красный горошек, на руках – желтые резиновые перчатки. Помада на ее губах выглядела настолько красной, что я поразился, увидев рот такого цвета. Слишком причудливый вид для домохозяйки. – Подожди, вот отец узнает! – добавила она. «Узнает очем?» – удивился я. Ведь Немо ничего плохого не сделал, просто играл на улице около дома. – Я ведь не упал, – сказал Немо. – Но тымог упасть! – резко бросила его мама. – Ты же знаешь, какие хрупкие у тебя кости! Если ты упадешь и сломаешь себе что-нибудь, что мы будем делать? Где найдем деньги на лечение? Честное слово, Немо, иногда мне кажется, что у тебя не все в порядке с головой! И тут ее глаза обратились на меня, их свет напомнил мне сияние тюремных прожекторов. – Аты кто такой? – Это Кори, – проговорил Немо. – Мой друг. – Друг. Ага. Миссис Керлисс осмотрела меня с головы до ног. По тому, как поджались ее губы и сморщился нос, мне показалось, что она приняла меня за прокаженного. – Какой такой Кори? – Маккенсон, – ответил я ей. – Твой отец покупает у нас рубашки? – Нет, мэм. – Друг. –Суровый взгляд миссис Керлисс снова обратился к Немо. – Ведь я же просила тебя не перегреваться на солнце, Немо. И не играть в мяч. – Я не перегрелша, мама. Я прошто… – Ты просто не слушаешься меня, вот и все, – оборвала его мама. – Господи боже мой, настанет ли в этой семье когда-нибудь порядок! Должен же быть хоть какой-то порядок, какие-топравила! Твоего отца целый день нет дома. Когда он возвращается, то тратит денег больше, чем может себе позволить, а ты так и норовишь сломать руку или ногу и сводишь меня с ума! Тонкая кожа на лице миссис Керлисс туго обтянула кости, в глазах появился нестерпимый блеск. – Разве я не напоминаю тебе постоянно, что тыболезненный мальчик? Достаточно сильного порыва ветра, чтобы сломать тебе руку! – Шо мной вше в порядке, мама, – отозвался Немо. Его голос звучал очень тихо, и сам он выглядел жалко. На его затылке выступил пот. – Чештно. – Ты будешь твердить это, пока тебя не принесут домой с сердечным приступом. Или пока не упадешь и не выбьешь себе зуб. Кто, скажи на милость, будет оплачивать счет дантиста – наверно, не отец твоего дружка? Миссис Керлисс вновь смерила меня презрительным взглядом: – Поразительно, неужели в этом городке никто не носит хорошие рубашки? Умело сшитые белые рубашки, неужели они тут никому не нужны? – Нет, мэм, – чистосердечно признался я. – Думаю, что никому. – Понятно, мой маленький денди, –проговорила она. В голосе миссис Керлисс не было и намека на веселье. Ее ухмылка выглядела раскаленной докрасна, как полуденное солнце, и на нее было так же больно смотреть. – Вас что, еще не коснулась цивилизация? Она схватила Немо за плечо затянутой в желтую перчатку рукой. – Давай-ка в дом! – приказала она ему. – Сию же минуту! Мама Немо поволокла его к крыльцу, и он оглянулся на меня с выражением печали и сожаления на лице. Я должен был спросить ее о том, о чем давно хотел. Просто обязан… – Миссис Керлисс, может быть, вы разрешите Немо играть за младшую лигу? Поначалу я думал, что она собирается уйти, не ответив, не обратив на меня внимания. Но она неожиданно остановилась у ступеней крыльца и резко повернулась ко мне. Ее глаза от ярости превратились в щелки. – Что ты сказал? – Я… спросил вас… почему бы вам не позволить Немо играть за младшую лигу. Я хотел сказать… у него совершенная ру… – Мой сын –хрупкое создание, неужели ты еще не уяснил? Ты вообще понимаешь, что означает это слово? Не дав мне раскрыть рта, она начала кричать: – Это означает, что у него слабые и хрупкие кости! Это означает, что он не может бегать и безобразничать с другими детьми. Он недикарь, как другие мальчишки! – Да, мэм, но… – Немо не такой, как вы все! Он другой породы, как вы этого не поймете? Он воспитанный и цивилизованный мальчик и не станет, как вы, валяться в грязи, словно дикий зверь! – Но мне казалось, что ему… может понравиться… – Послушай, мальчик! – снова прервала меня миссис Керлисс, похоже готовая сорваться на визг. – До каких пор ты будешь стоять на моей лужайке и объяснять мне, что хорошо и что плохо для моего сына? Ведь не ты сходил по ночам с ума, когда Немо было три года и он чуть не умер от пневмонии. А где находился его отец, ты знаешь? Его отец, как обычно, находился в дороге, пытался продать свой товар, чтобы мы могли удержаться на плаву! Но мы все равно лишились нашего дома, прекрасного дома с цветами на окнах! И никто не помог нам! Никто из добродетельных прихожан не помог нам! Ни один человек, можешь себе представить? Мы потеряли наш замечательный дом, где на заднем дворе была похоронена моя собака! Лицо миссис Керлисс задрожало, и на мгновение под маской раздражения и гнева я заметил отблеск настоящего, разрывающего сердце отчаяния и горькой обиды. Она говорила все это, ни на секунду не отпуская плечо Немо. Потом маска снова восстановила свою целостность, и миссис Керлисс презрительно рассмеялась. – Я знаю, что ты за мальчик! Я много таких перевидала во всех городках, где нам приходилось жить! Вы только и думаете, как бы обидеть Немо, а сами смеетесь за его спиной! Вы испытываете радость, когда он падает и разбивает себе коленку, вам нравится слышать, как он шепелявит, – это кажется вам смешным. Так знайте: вам придется поискать другой объект для издевательств, потому что мой сын не станет с вами водиться!