Почувствовал, что его закачало, вцепился в край раковины, чтобы не упасть. Он никогда не видел шерстяного темно-синего свитера, который сейчас обтягивал его торс. У джинсов был другой покрой. Тело стало более сухим, вытянутым, кости ключиц торчали, а на шее проступили сухожилия. Пятясь, он отступил назад, совершенно оглушенный, чуть было не полез искать свои волосы в мусорной корзине или в стоке душа, что было верхом глупости. Где он побрил себе череп? Зачем? Что случилось с его телом? Он невольно снова подошел к зеркалу, натянул кожу лица, прогоняя морщины. Эти миндалевидные глаза и рот с бледно-розовыми губами, безусловно, его. Ему ничего не привиделось. Все было слишком реалистичным, он находился в ясном сознании. Он, безусловно, не спал, и человек, смотревший на него из зеркала, был он сам. Голова закружилась. Он закатал свитер, посмотрел на свой живот, выступающие мослы, чуть растянувшуюся кожу в области желудка. Собственная анатомия ужаснула его. На шее он заметил черный шнурок, на котором висел тяжелый ключ со сложной резьбой. Он ощупал его, пытаясь вспомнить, по какой причине ключ болтается у него на груди. Пустота. В панике выскочил в коридор, вцепился в мужчину, который толкал перед собой тележку, набитую постельным бельем: — Вы убирались в двадцать девятом номере? Там оставались мои блокнот, мобильник и жандармская парка с документами в кармане. Мужчина, лет сорока, казалось, растерялся. У него был лысеющий череп и гладкий, как сковородка, лоб. Плечи и бицепсы регбиста заросли на редкость густыми волосами. На белой майке красовалось красно-белое изображение электрической гитары. Он уставился на Габриэля, приоткрыв рот, отчего обнажились его передние зубы. — Что за игру ты затеял? — Мы знакомы? Ростом не ниже Габриэля, но более кряжистый, мужчина бросил взгляд на босые ноги собеседника, затем снова вернулся к его лицу. Глаза гиганта казались двумя черными тучами на грозовом небе. В конце концов он повернул голову и сверился со своим рабочим списком: — Да, мы были неплохо знакомы. Ты меня удивляешь. И нет, я не был в двадцать девятом, сегодня ночью его никто не занимал. Сутулясь, он удалился со своей тележкой, не добавив больше ни слова, и исчез за одной из дверей, бросив на Габриэля последний взгляд. Почему так странно вспыхнули его глаза и откуда этот горький укоряющий тон? Мужчина сказал: «Мы были неплохо знакомы». В прошедшем времени. Габриэль спустился в тот номер, где проснулся, и порылся в спортивной сумке. Трусы, носки, одноцветная синяя майка, туалетные принадлежности, ничего больше. В одном из карманов кожаной куртки зажигалка с выгравированной волчьей головой; в другом — чехол, застегивающийся на кнопку, для брелока автосигнализации, на цепочке которого болтались три ключа, один из них от машины. Немецкая марка. Он наклонился к сапогам. Сорок четвертый размер. Почти его — он носил сорок третий. Дрожащей рукой взялся за очки. Они идеально подошли, но никак не повлияли на зрение: он прекрасно видел что с ними, что без них. Полная бессмыслица. Габриэлю пришлось присесть. Сейчас он проснется и вырвется из этого длинного, бесконечного бредового туннеля. Он бродил по какому-то про́клятому месту, словно в каком-то плохом фильме ужасов. В реальности не было никакого дождя из птиц. Может, даже дочь никуда не исчезала. Она ждет его дома. Они поиграют в шахматы или поедут вместе кататься на велосипедах по горным тропинкам и по лесу. Он попытался дозвониться до своего коллеги Поля, потом до жены. «Номер не существует». Ну конечно. Это входило в набор «полный бред». Но и дальше ходить босиком по этим коридорам глупо. Он достал из сумки носки, натянул их, потом — жуткие, но удобные сапоги. Тяжелая кожаная куртка была немного велика, но в целом села неплохо. Он отдаст эти шмотки владельцу, когда все прояснится. Минуту спустя, с комом в горле и двумя ключами в кулаке, он плелся к регистрационной стойке. — Отыскали в конце концов свои вещи? — спросила администраторша. — Уолтер Гаффин так и не появился? — Нет. — Мне нужно поговорить с Ромуальдом Таншоном. — Сожалею, но он на весь день уехал в Лион, у него встреча с партнерами по поводу единой системы онлайн-резервирования. Должны же мы ориентироваться и на другую клиентуру, кроме как на семьи заключенных. Я знаю, Сагас — гнилой городишко, но окрестности-то красивые. Еще бы лыжные баз… — Послушайте, — прервал он женщину, — я лейтенант Габриэль Москато, жандарм из Сагаса. Я знаю мсье Таншона, моя дочь работала в этом заведении два лета подряд. Я приехал сюда вчера вечером, взял на время журнал регистрации клиентов и… — Габриэль Москато? Вы… вы отец малышки, которую так и не нашли? — Мы мобилизовали все наши силы, поиски продолжаются. Еще и месяца не прошло, мы найдем ее. Женщина покачала головой и посмотрела на него с удивлением: — Месяц? Но… Какое, по-вашему, сегодня число? — Девятое… может, десятое… Да, десятое апреля. Сегодня четверг, десятое апреля. — Десятое апреля? А какого года? — Две тысячи восьмого. Она долго смотрела на него, не моргая, и наконец ответила голосом, который резанул уши Габриэля с жесткостью алмаза: — Но сегодня шестое ноября две тысячи двадцатого. Прошло двенадцать лет с тех пор, как исчезла ваша дочь. 4 Птиц было не объехать, как ни сбрасывай скорость и какие зигзаги ни выписывай. Под низким цементного цвета небом машина жандармерии припарковалась на обширном грунтовом участке между очистной станцией, обслуживающей несколько коммун, и заводом по переработке отходов, который было видно с дороги, если глянуть вниз. Бурые, охряные и серые насыпи, похожие на гигантские песчаные груди, выстроились преградой перед рядами сосен и редкой ольхи, вросшими в берега Арва. На заднем плане тучи спускались с горных вершин, растекаясь по обрывистым склонам густыми полосами с металлическим отливом. Возникало ощущение, будто до неба рукой подать, но пропадала надежда на погожий день. В Сагасе солнце иногда не показывалось неделями. Жители называли это затянувшееся отсутствие света «черной смертью». Черная смерть подтачивала моральный дух и приводила к резкому росту числа самоубийств, особенно осенью. Официальная статистика это подтверждала. Капитан Поль Лакруа вышел из машины вместе с Луизой, женщиной-жандармом, которая была моложе его на четверть века. Они огляделись вокруг, заметили бесчисленные трупы пернатых. — Орнитологи говорят, что колонию скворцов что-то напугало глубокой ночью, — пояснил Поль. — Если верить полученной информации, эти птицы в темноте почти ничего не видят. Сотни тысяч особей в панике снялись со своих ветвей и начали сталкиваться друг с другом в открытом небе, причем на площади в несколько гектаров. По свидетельствам очевидцев, это произошло где-то в десять-двадцать минут третьего. Они присоединились к аджюдану[2] Мартини, заместителю командира группы. Тот ждал их, сложив руки на груди и дрожа. С кончика носа у него капала вода. Ветер и ноябрьская сырость хлестали по лицам, пробирались под многослойную одежду. Они пожали друг другу руки, и пятидесятидвухлетний Бенжамен Мартини, со своей растрепанной курчавой шевелюрой отдаленно напоминавший Тома Хэнкса, указал на заросли: — Тело нашли там. Идите за мной. У него был глухой голос и кожа воскового оттенка, как и у большинства жителей долины. Трое жандармов обогнули насыпи и двинулись между деревьями в медленном темпе, приноравливаясь к капитану, который сильно хромал на правую ногу. Тот достал бумажный носовой платок и протянул Луизе: — У тебя на левом локте помет скворца. — Быть не может… Вот гадость! Он смотрел, как она с отвращением оттирает белое пятно. — Ты уверена, что все будет нормально? Я могу избавить тебя от остального, понимаешь? Луиза свернула платок в комочек и засунула в карман парки. — Зато потом будет считаться, что я прошла боевое крещение. Молодая женщина обогнала его солдатским шагом. Походкой, выправкой и гордо вздернутым подбородком она демонстрировала свою решимость. Поль воспользовался тем, что оказался в одиночестве, чтобы помассировать правое колено, прежде чем пойти дальше. Суставы болели до чертиков, стоило воздуху насытиться влагой. То есть почти все время. Мартини протянул им латексные перчатки. — Некая байдарочница по имени Изабель Давини заметила тело в девять пятьдесят. Она с Альбиона. Спускалась по течению Арва, фотографируя мертвых птиц на берегах. Когда увидела труп, тут же связалась с бригадой. Мы с Брюне и Тардьё приехали в десять двадцать и сразу позвонили тебе. Чуть ниже по течению Поль заметил байдарку, вытащенную на берег: — И где эта Изабель Давини? — Ее начало тошнить еще на воде, а потом ей стало совсем нехорошо. Тардьё повез ее в бригаду. Пройдя по усыпанной еловыми иголками земле, они зашагали по гальке и камням левого берега Арва. Повсюду валялись мертвые скворцы, и Полю показалось, что он попал в постапокалиптический фильм. Он поднял глаза. В трехстах метрах над ними, прямо под тучами, ужасающие геометрические фигуры заполняли небо. Как если бы невидимый рот дул на гигантские горсти черного песка, взвивая его вихрями. Несмотря на ночное смертоубийство, при свете дня скворцы продолжили свой невероятный балет. Поль вглядывался в детали окружающего пространства. В этом месте ледяной голубизны река разливалась широко и бурно. Стремнины привлекали многих байдарочников. Пешком на берег можно было без труда выйти либо через завод, либо по дороге, которая несколько километров тянулась вдоль потока. Они продвигались в сторону Брюне. Жандарм фотографировал местность на свой мобильник и тщательно избегал приближаться к трупу. 11:19. Смартфон Поля зазвонил. Неизвестный номер. Он быстро отключил неуместную мелодию «I Will Survive»[3], не ответив на звонок, и оставил между собой и трупом лишь предписанный правилами шаг. Луиза держалась на расстоянии. Капитан присел на корточки. Начинался один из тех дней, о которых в Сагасе будут еще долго говорить. Ливень из скворцов… Жестокое преступление, оставившее наполовину раздетую жертву на берегу реки… Будет чем поживиться толстяку Шамарлену, местному журналисту, который наверняка скоро объявится со своим блокнотом. В маленьких городах новости распространяются мгновенно. Поль осмотрел труп, стараясь сохранять хладнокровие. Вместе с Мартини они разбирали уже множество дел о самоубийствах, неясных смертях, но редко явно уголовных. Он заставил себя дышать ровнее, включил в телефоне диктофон и приступил к фиксации предварительных результатов осмотра. Позже в присутствии криминалистов он повторит свои выводы еще раз, но ему казался важным этот первый, по горячим следам, контакт с жертвой. — Время осмотра: одиннадцать часов двадцать две минуты, шестое ноября две тысячи двадцатого года. Тело женщины белой расы неопределенного возраста, но, я бы сказал, ей между тридцатью и сорока годами, среднего телосложения, обнаружено Изабель Давини с плато Альбион во время байдарочного спуска по реке. Метеоусловия: повышенная влажность, утром шел мелкий дождь. Жертва находится в лежачем положении, на спине, на левом берегу Арва, вдоль северо-южной оси, на уровне… очистной станции и стремнин, в двух километрах к югу от города. Он еще ниже склонился над телом: — Левая рука в плече вывернута и образует угол в девяносто градусов по отношению к телу. Скворец частично лежит на правом бедре жертвы, в крови от удара при падении. Возможно, жертва погибла до дождя из птиц этой ночью… Он отступил на шаг: — На пальцах левой руки в районе ногтей следы крови. Волосы темно-русого цвета, длиной около тридцати сантиметров. Кровоподтеки не позволяют различить черты лица. На первый взгляд правая надбровная дуга рассечена, скулы, возможно, сломаны, что вызвало вздутие. Нос вдавлен… Учитывая повреждения, по лицу, скорее всего, был нанесен удар одним из крупных булыжников или камней, которые во множестве лежат вокруг. Во рту погибшей кляп из черной ткани. Похоже на носки, что отчасти подтверждается тем фактом, что жертва босая. Капитан бросил взгляд на Луизу. Взмахом ресниц та дала понять, что с ней все в порядке. С блокнотом в руке девушка вела подробную запись. Поль продолжил: — В непосредственной близости от тела отсутствуют следы обуви. На своде стопы многочисленные порезы. Правая стопа образует с ногой такой угол, что наводит на предположение о переломе лодыжки. Джинсы и трусики жертвы спущены до колен. Кровоподтеки в верхней части бедер с внутренней стороны и, хм, возможное вагинальное кровотечение… Он нажал на кнопку, поставив диктофон на паузу. Эта женщина наверняка была изнасилована, а потом убита. Он постарался отвлечься от мрачных мыслей и, сделав глубокий вдох, снова включил запись: — На жертве осталась ее парка, молния застегнута до шеи. На куртке как минимум два отверстия в области груди, характерные для применения огнестрельного оружия. Ожидаем криминалистов и ребят из похоронного бюро, чтобы раздеть тело на месте и сделать его описание перед отправкой в морг. Он остановил запись и на мгновение застыл лицом к лицу с несчастной. Ее бросили здесь, у воды, как обычный мусор. Какое животное могло так ее изувечить и убить с такой жестокостью? Он выпрямился с гримасой боли, тяжело опираясь на бедра. Пятьдесят два года, а полное ощущение, что его замуровали в теле старика. Он повернулся к Мартини, говорившему по мобильнику, потом — к Луизе: