– Да, кожаных ремней, вероятно, имеющихся на электрическом стуле. – Вы сказали, возможно. Возможно, от ремней? – Именно так я и сказала. – То есть вы не можете сказать это с уверенностью, доктор Скарпетта? – В нашей жизни не так много вещей, о которых можно говорить с уверенностью, мистер Грумэн. – То есть можно допустить, что ссадины являются следствием чего-то иного? Например, их могли оставить и руки человека? – Эти ссадины по своим признакам не соответствуют повреждениям, нанесенным руками человека – сказала я. – И соответствуют повреждениям, причиненным электрическим стулом? Вероятно, имеющимися на нем ремнями, так? – На мой взгляд, возможно. – На ваш взгляд, доктор Скарпетта? – Я не изучала конструкцию электрического стула, – резко ответила я. Последовала длинная пауза, которыми Николас Грумэн был известен в свое время, – любил подчеркнуть молчанием полную несостоятельность студента. Я представляла, как он словно зависает надо мной, заложив руки за спину с абсолютно безучастным лицом, под тиканье висевших на стене часов. Как-то раз я подверглась такой двухминутной молчаливой экзекуции, помню, мои ничего не видящие глаза судорожно бегали по раскрытому передо мной учебнику. И сейчас я сидела за своим массивным ореховым столом почти двадцать лет спустя, в ранге главного судмедэксперта, имея столько дипломов и свидетельств, что ими можно было оклеить стену, и чувствовала, как начинает пылать мое лицо от давнего ощущения униженности и негодования. Сьюзан вошла в офис именно в тот момент, когда Грумэн, неожиданно сказав «всего доброго», закончил разговор. – Поступило тело Эдди Хита. – Ее чистый халат был сзади расстегнут, лицо выражало некоторую растерянность. – Он может подождать до утра? – Нет, – ответила я, – не может. * * * На холодном стальном столе мальчик казался еще меньше, чем на ярких простынях больничной койки. В этом помещении не было радуги на стенах, и окна не были украшены разноцветными картинками, которые должны были радовать сердце ребенка. Эдди Хит лежал голый с внутривенными иглами, катетером и повязками. Они казались последними печальными свидетельствами того, что удерживало его в этом мире, неожиданно отсеченном, словно ниточка от шарика, который уже одиноко летит высоко в небе. Почти целый час я составляла список повреждений на его теле, а Сьюзан фотографировала и отвечала на телефонные звонки. Мы заперли двери в секционный зал, и мне было слышно, как за ними люди выходили из лифта и направлялись домой в быстро спускающиеся сумерки. У входа дважды раздавался звонок – похоронная служба привозила или увозила чье-то тело. Раны Эдди на плече и в паху были сухими, гладкими, темно-красного цвета. – Господи, – увидев их, воскликнула Сьюзан, – да кто же такое мог сделать? А эти мелкие порезы по краям... Словно кто-то вначале все исцарапал, а потом отрезал кусок кожи полностью. – Именно это я и подозреваю. – Вы думаете, кто-то пытался вырезать что-то вроде фигуры? – Думаю, кто-то пытался что-то уничтожить. А когда не получилось, просто отрезал кожу. – Что уничтожить? – Ничего такого, что могло уже там быть, – сказала я. – У него в этих местах не было ни татуировок, ни родимых пятен, ни шрамов. Раз там ничего не было, значит, вероятно, что-то появилось, и это «что-то» необходимо было устранить, так как оно могло стать потенциальной уликой. – Например, следы укусов. – Да, – подтвердила я. Окоченение еще не наступило, и тело оставалось слегка теплым, когда я начала протирать тампоном отдельные его участки. Я осмотрела подмышечные впадины, ягодичные складки, уши снаружи и внутри, пупок. Я постригла ногти в чистые белые конверты и осмотрела волосы. Сьюзан наблюдала за мной, и я чувствовала, как она напряжена. Наконец она не выдержала: – Вы ищете что-нибудь конкретное? – Например, сухие следы семенной жидкости, – ответила я. – В подмышечной впадине? – И там, и в любой складке, в любом отверстии, где угодно. – Вы обычно не осматриваете все с такой тщательностью. – Я обычно не ищу зебр. – Что? – У нас в медицинском институте была поговорка: слышишь стук копыт – ищи лошадей. Но в данном случае, думаю, нам следует искать зебр, – сказала я. Я стала через лупу рассматривать каждый дюйм тела. Когда дело дошло до запястий, я медленно поворачивала его руки то в одну сторону, то в другую и так долго осматривала их, что Сьюзан отвлеклась от того, чем занималась. Я обратилась к своим записям, где были перечислены повреждения на теле. – Где его карта? – спросила я, оглядываясь вокруг. – Здесь. Сьюзан подала мне бумаги. Я начала просматривать страницу за страницей, останавливаясь на записях, сделанных в центре «скорой помощи», и на отчете спасательной бригады. Нигде не говорилось о том, что у Эдди Хита были связаны руки. Я попыталась вспомнить, что сказал мне детектив Трент, описывая найденное тело. Кажется, Трент упоминал, что Эдди обнаружили с опущенными вниз руками. – Что-нибудь нашли? – спросила наконец Сьюзан. – Можно увидеть только через лупу. Вот здесь. Внутренняя сторона запястья, на левой руке, слева от кости. Видите остатки чего-то клейкого? Следы клейкой ленты? Похоже на какую-то сероватую грязь. – Да-да, еле видно. И словно какие-то волоски прилипли, – глядя в лупу, Сьюзан прижалась к моему плечу. – И кожа здесь гладкая, – продолжала я. – Волос меньше, чем здесь и здесь. – Потому что волосы вырвали, когда отлепляли клейкую ленту. – Именно. Возьмем образцы волос на запястье. Можно будет сравнить клей и волосы, если это действительно лента. А если найдется лента, которой были связаны его руки, возможно, найдется и катушка с оставшейся лентой. – Не понимаю, – выпрямившись, Сьюзан посмотрела на меня. – Внутривенные иглы были зафиксированы лейкопластырем. Вы считаете, это не объяснение? – В этих местах на его запястьях нет следов игл, – сказала я. – И когда он поступил, вы сами видели, что было приклеено лейкопластырем. Так что это не объясняет следов клейкой ленты здесь. – Действительно. – Давайте все это сфотографируем, а потом я отдам остатки клея «следопытам» – посмотрим, что им удастся найти. – Его тело нашли возле мусорного контейнера. Похоже, для них это окажется следо-"пыткой". – Это зависит от того, остался ли след клея на асфальте. – Я начала аккуратно соскребать клей скальпелем. – Думаю, там не пылесосили. – Уверена, что нет. Но, мне кажется, если хорошенько попросить, там подметут. Попытка – не пытка. Я продолжила осмотр худеньких рук Эдди Хита в поисках ушибов или ссадин, которые могла не заметить. Но ничего не нашла. – Лодыжки на вид нормальные, – сказала Сьюзан, стоя с противоположного края стола. – Я здесь не вижу ни клея, ни участков кожи без волос. Никаких повреждений. Похоже, ноги ему не связывали. Только руки. Я припоминала лишь считанные случаи, когда на коже связанных жертв не оставалось следов. Клейкая лента, несомненно, соприкасалась с кожей Эдди. Он, должно быть, шевелил руками из-за ощутимого неудобства и нарушенного кровообращения. Но не сопротивлялся. Не дергался и не извивался, пытаясь освободиться. Я подумала о каплях крови на плече его куртки, о саже и точечках на воротнике. Я вновь осмотрела его рот язык и пробежала глазами его карту. Если ему и затыкали рот, то сейчас свидетельства тому не было – ни ссадин, ни кровоподтеков, ни следов клея. Я представила себе его, прислоненного к мусорному контейнеру, голого на таком холоде; его одежду, лежавшую рядом, не то чтобы аккуратно сложенную, но и не раскиданную, как свидетельствовало данное мне описание. Когда я попыталась определить эмоциональную окраску преступления, я не могла уловить гнева, паники или страха. – Он ведь сначала выстрелил в него, да? – В глазах Сьюзан была такая же испуганная настороженность, какую можно увидеть в глазах одинокого прохожего на темной пустынной улице. – Тот, кто все это сделал, связал ему руки уже после того, как выстрелил? – Думаю, да. – Это не укладывается в голове, – произнесла она. – Зачем связывать того, кому ты только что выстрелил в голову. – Трудно сказать, что у этого типа было на уме. У меня началась острая головная боль, я чувствовала себя совершенно разбитой. Глаза слезились, и череп словно раза в два сжался. Сьюзан вытянула из удлинителя толстый электрошнур и подключила пилу. Она вставила новые лезвия в скальпели и проверила ножи на хирургическом столике. Затем, исчезнув в рентген-кабинете, сразу же вернулась с пленками Эдди. И тут с ней произошло то, чего никогда не бывало. Резко повернувшись, она налетела на хирургический столик, который сама только что поставила, и столкнула два литровых сосуда с формалином на пол. Я бросилась к ней, когда она, отпрыгнув назад и едва не упав, сдерживая дыхание, замахала руками, чтобы отогнать пары от лица. – В лицо не попало? – Схватив за руку, я потащила ее к раздевалке.