– Нет, это не опасно. Останется лишь немного зернистого осадка – как соль после высыхания воды, – объяснила я. – Но мы постараемся все за собой убрать. – Я не хочу при этом присутствовать, – заявил Поттер, нервно затягиваясь сигаретой. – Вы не могли бы мне сказать, сколько вам приблизительно понадобится времени? – Надеюсь, не больше двух часов. – Уэсли осматривал комнату, и, хотя его лицо было абсолютно непроницаемым, я могла предположить, о чем он думает. Я сняла с себя пальто и думала, куда бы его положить, пока Вэндер открывал коробку с пленкой. – Если вы закончите до моего возвращения, захлопните, пожалуйста, дверь и проверьте, чтобы она была закрыта. Сигнализации у меня нет, так что беспокоиться не о чем. Поттер удалился тем же путем через кухню, и вскоре во дворе, словно дизельный автобус, завелась его машина. – Вот уж жуть так жуть, – воскликнул Вэндер, вынимая из коробки две бутылки с химикатами. – Это мог быть такой красивый дом. Но внутри же здесь не лучше, чем в каких-то самых мрачных лачугах, где мне только пришлось побывать. Вы обратили внимание на омлет в сковородне на плите? Чего же здесь еще можно ждать? – Он сел на корточки. – Я не хочу это смешивать, пока у нас не будет все готово. – На мой взгляд, нам надо бы вынести отсюда как можно больше. Фотографии у тебя, Кей? – спросил Уэсли. Я вытащила фотографии Робин Нейсмит, сделанные на месте преступления. – Вы уже заметили, что наш друг профессор продолжает пользоваться ее мебелью, – сказала я. – Ну что ж, тогда оставим ее здесь, – отозвался Вэндер таким тоном, словно пользоваться мебелью, оставленной в доме, где десять лет назад произошло убийство, было в порядке вещей. – А вот ковер надо вынести. Я могу сказать, что он в этом доме не так давно. – Как так? – Уэсли посмотрел на красный с синим ковер, на котором стоял. Он был грязный и закручивался по краям. – Если поднимешь край, видно, что паркет под ним такой же грязный и обшарпанный, как и везде в комнатах. Ковер здесь недавно. Кроме этого, он не такого хорошего качества. Сомневаюсь, что он сохранился бы до сегодняшнего дня. Разложив на полу несколько фотографий, я вертела их до тех пор, пока не получила нужную перспективу, и мы поняли, что необходимо передвинуть, чтобы мебель стояла так же, как в момент совершения преступления. Мы стали по возможности воссоздавать прежнюю обстановку. – Так, фикус идет сюда, – сказала я, словно режиссер-постановщик. – Правильно, но диван нужно отодвинуть еще на пару футов, Нилз. И еще немного сюда. Дерево стояло сантиметрах в десяти от подлокотника. Поближе. Хорошо. – Нет, не хорошо. Ветки нависают над диваном. – Дерево сейчас просто немного разрослось. – Странно, что оно вообще живо. Удивительно, как что-то может жить рядом с профессором Поттером, кроме каких-нибудь микробов или бактерий. – А ковер убираем? – Уэсли снял куртку. – Да. У нее была небольшая дорожка возле входной двери и маленький коврик восточной работы под кофейным столиком. Основная часть пола оставалась открытой. Он встал на четвереньки и принялся скатывать ковер. Я подошла к телевизору и осмотрела стоявший на нем видеомагнитофон со всякими уходящими в стену шнурами. – Это должно стоять возле стены напротив дивана и входной двери. Кто-нибудь из вас, джентльмены, разбирается в видеомагнитофонах и шнурах со штекерами? – Нет, – ответили они почти в один голос. – Тогда придется мне самой разбираться. Сейчас. Я отсоединила шнуры от видеомагнитофона и вынула вилку телевизора из розетки, затем аккуратно перетащила все по пыльному полу. Посмотрев на фотографии, я подвинула все еще метра на полтора, пока телевизор не оказался прямо напротив входной двери. Затем я осмотрела стены. Поттер явно собирал картины, и ему нравился художник, чье имя я никак не могла разобрать, но, судя по всему, это был какой-то француз. На выполненных угольным карандашом картинах были женские формы со множеством изгибов, розовых пятен и треугольников. Сняв одну за другой все картины, я отнесла их в гостиную и прислонила к стене. Теперь комната была почти пустой, и у меня уже щекотало в носу от пыли. Уэсли вытер лоб рукой. – Ну что, почти все готово? – Он посмотрел на меня. – Пожалуй. Конечно, не совсем. Здесь у нее стояли три кресла с круглой спинкой. – Я показала место. – Они в спальнях, – сказал Вэндер. – Два – в одной и одно – в другой. Хотите, чтобы я принес? – Было бы неплохо. Они с Уэсли притащили кресла. – На той стене у нее висела картина, и еще другая – справа от двери в столовую. – Я показала рукой. – Натюрморт и английский пейзаж. Похоже, с ее вкусами в искусстве Поттер не мог примириться, а с остальным у него проблем не возникло. – Нужно пройти по дому и закрыть все шторы, занавески и жалюзи, – сказал Вэндер. – Если где-то проникает свет, оторвите кусок этой бумаги, – он показал на лежавший на полу рулон плотной коричневой бумаги, – и прилепите его к окну. В течение следующих пятнадцати минут в доме раздавались звуки шагов, опускавшихся жалюзи и ножниц, резавших бумагу. Время от времени кто-то громко чертыхался, когда кусок бумаги оказывался слишком коротким или клейкая лента склеивалась в руках. Я осталась в гостиной, чтобы закрыть стекло на входной двери и два окна, выходивших на улицу. Когда мы вновь собрались вместе и выключили свет, в доме была полная темнота. Я даже не видела поднесенную к лицу руку. – Отлично, – сказал Вэндер, включив верхний свет. Надев перчатки, он поставил на кофейный столик бутылки с дистиллированной водой, химикатами и две пластиковые бутылочки-пульверизаторы. – Действовать будем следующим образом, – сказал он. – Вы, доктор Скарпетта, брызгаете спреем, а я снимаю на видеокамеру, и, если в каком-то месте произойдет реакция, вы будете продолжать брызгать, пока я не скажу вам двигаться дальше. – А что делать мне? – поинтересовался Уэсли. – Не мешать. – А что здесь такое? – спросил он, когда Вэндер стал откручивать пробки на пузырьках с химикатами. – Да зачем это тебе знать? – спросила я. – Да скажи уж. – Этот реагент представляет из себя смесь пербората натрия, который Нилз смешивает с дистиллированной водой, и триаминофталгидразида с углекислым натрием, – ответила я, вынимая из своей сумочки пакет с перчатками. – И вы считаете, что он среагирует на такие старые пятна крови? – спросил Уэсли. – Старая кровь лучше, чем ее свежие пятна, реагирует с люминолом, потому что чем больше окисление, тем лучше. По мере старения пятна крови все больше окисляются. – Я думаю, что деревянные предметы здесь не обработаны солями, а? – Вэндер оглянулся вокруг. – Мне тоже так кажется. – Я решила объяснить Уэсли: – Проблема с люминолом заключается в псевдопозитивных результатах. С ним многое реагирует, например медь и никель и медные соли в обработанном солями дереве. – А еще он любит ржавчину, хлорный отбеливатель, йод и формалин, – добавил Вэндер. – Плюс к тому перекисные соединения в бананах, арбузах, цитрусовых и множестве овощей. И еще в редьке. Уэсли с улыбкой посмотрел на меня. Вэндер открыл какой-то конвертик и достал оттуда два квадратика фильтровальной бумаги с пятнами старой сухой разбавленной крови. Затем подлил смесь А в смесь В и сказал Уэсли выключить свет. Стоило пару раз нажать на пульверизатор, как на кофейном столике появился голубовато-белый неоновый свет. Он исчез так же быстро, как и появился. – Здесь, – сказал мне Вэндер. Я почувствовала, как моей руки коснулась бутылочка, и я взяла ее. Когда Вэндер включил видеокамеру, загорелась крошечная красная лампочка, потом белым засияла лампочка ночного видения, глядя в ту же сторону, что и он, своим люминесцентным глазом. – Где вы? – голос Вэндера раздался слева от меня. – Я в центре комнаты. Я чувствую ногой кофейный столик, – отозвалась я, словно мы, как дети, играли в темноте. – А я вообще черт знает куда забрел, чтобы не мешать. – Голос Уэсли доносился откуда-то из столовой. Белая лампочка Вэндера медленно направилась ко мне. Протянув руку, я дотронулась до его плеча. – Готово? – Я записываю. Начинайте и брызгайте до тех пор, пока я не скажу вам хватит. Я начала брызгать вокруг нас на пол, не снимая пальца с кнопочки, и видела, как вокруг меня образовался легкий туман, а под ногами стали складываться причудливые фигуры разных форм и конфигураций. В какой-то момент мне показалось, что я словно пролетаю в темноте над светящимся огнями далеким городом. Кровь, попавшая в щели между паркетинами, излучала бело-голубой свет, который появлялся и исчезал, едва глаза успевали его заметить. Я продолжала брызгать, не ориентируясь относительно других предметов, и по всей комнате видела следы ног. Я наткнулась на фикус, и на поддерживавшей его подставке появились бледные белые полосы. Справа от меня на стене возникли смазанные следы рук. – Свет, – сказал Вэндер. Уэсли включил верхний свет, и Вэндер установил фотоаппарат на штатив, чтобы обеспечить полную неподвижность. Единственным источником света должен был быть люминол, что требовало для съемки длительную выдержку. Я достала полную бутылочку люминола и, когда свет вновь потух, продолжила брызгать на смазанные следы рук на стене, в то время как камера снимала эти зловещие очертания на пленку. Потом мы двинулись дальше. Словно нехотя, на полу и на деревянной отделке стен появились бледные разводы, а неоновая решетка на кожаном диване нечетко очерчивала темные квадраты подушек. – Вы не могли бы их убрать? – попросил Вэндер. Одну за другой я сняла подушки на пол и обрызгала весь диван. Промежутки между подушками засветились. На спинке образовались многочисленные пятна и разводы, а потолок превратился в созвездие маленьких ярких звездочек. На старом телевизоре у нас получился первый пирофорный эффект «псевдопозитивов» – засиял металл на ручках и экран и штекеры проводов зажглись бледным бело-голубым светом. На телевизоре мы не обнаружили ничего существенного, кроме нескольких пятен, похожих на кровь, но пол перед ним просто вспыхнул. Кровь настолько въелась в пол, что мне были видны рисунок паркета и направление волокон дерева. Чуть поодаль от наиболее ярко светившегося участка возник очередной смазанный след, а рядом появился странный рисунок из нескольких кругов, оставленных круглым предметом диаметром немного меньше волейбольного мяча. Наши поиски не окончились гостиной. Мы пошли по следам. Время от времени нам приходилось включать свет, добавлять люминола и убирать с дороги раскиданные вещи, особенно на бумажной свалке в комнате, когда-то служившей спальней Робин, а теперь обиталищем профессора Поттера. Пол был на несколько сантиметров завален всевозможными бумагами, статьями, письменными работами и бесчисленными книжками на немецком, французском и итальянском языках. Одежда была разбросана так, словно ее разметал ворвавшийся в шкаф вихрь. Мы старались собрать ее, насколько это было возможно, складывая стопками на неубранной постели, и продолжали идти по кровавым следам Уоддела. Они привели меня и следовавшего за мной по пятам Вэндера в ванную. Пятна и следы ботинок были по всему полу, а возле ванны светились такие же круги, как мы видели в гостиной. Когда я начала брызгать стены, по обеим сторонам унитаза, приблизительно посередине между полом и потолком, появились два здоровенных отпечатка рук. Лампочка видеокамеры приблизилась. – Включите свет, – раздался взволнованный голос Вэндера. Туалетную комнату Поттер содержал, мягко говоря, с не меньшей небрежностью, чем все свое жилище. Вэндер чуть ли не носом водил по стене в том месте, где обнаружились отпечатки. – Вы их видите? – Гм. Едва ли. – Прищуриваясь, он наклонял голову то в одну, то в другую сторону. – Потрясающе. Рисунок на обоях такого темно-синего цвета, что вряд ли что можно разглядеть невооруженным глазом. Однако этот пластиковый или виниловый слой – замечательная поверхность для отпечатков. – О Боже, – воскликнул появившийся в дверях ванной Уэсли. – Похоже, в этом чертовом туалете никто не убирался с того времени, как Поттер сюда въехал. Дьявол, он, кажется, даже воду не спускает. – Но если бы он время от времени и протирал стены, следы крови полностью не смыть, – сказала я Вэндеру. – Например, на полу, покрытом линолеумом, все впитывается в пористую поверхность, и люминол это воссоздает.