Я стояла возле окна и смотрела на спящий клематис и розы, примерзшие к подпоркам. – Люси, тебе надо научиться быть несколько мягче и тактичнее. Нельзя просто вот так выпаливать все, что у тебя на уме. – Как забавно это от тебя слышать. Ты ведь всегда говорила мне, как ненавидишь ложь и лицемерие. – Нужно щадить чувства людей. – Ты права. Но у меня ведь тоже есть чувства, – сказала она. – Я чем-то тебя обидела? – А как ты думаешь? – Боюсь, что я чего-то не понимаю. – Потому что ты совсем обо мне не думала. Поэтому ты и не понимаешь. – Я всегда о тебе думаю. – Это все равно что сказать: я богата, но я не дам тебе ни цента. Какая мне разница, о чем ты там втайне от меня думала? Я не знала, что сказать. – Ты мне больше не звонишь. Ты ни разу не приехала ко мне с тех пор, как он погиб. – В ее голосе звучала давно копившаяся боль. – Я писала тебе, но ты никогда не отвечала на мои письма. И вдруг вчера ты звонишь мне и просишь меня приехать, потому что тебе что-то понадобилось. – Я не хотела, чтобы это выглядело именно так. – С мамой то же самое. Я закрыла глаза и прислонилась лбом к холодному стеклу. – Ты переоценивала меня, Люси. Я далека от совершенства. – Я не идеализировала тебя. Но я думала, что ты другая. – Я не знаю, как мне защищаться, когда ты говоришь мне такое. – А ты и не можешь защититься! Я смотрела, как серая белка прыгала по забору моего двора. Птицы клевали зернышки среди травы. – Тетя Кей? Когда я, повернувшись, посмотрела ей в глаза, я впервые увидела в них горечь. – Почему мужчины всегда важнее меня? – Нет, Люси. Это не так, – прошептала я. – Поверь мне. На обед моей племяннице захотелось салата из тунца и кофе с молоком. Пока я сидела возле огня и редактировала статью для журнала, она копалась у меня в шкафу и в ящиках комода. Я старалась не думать о том, что кто-то берет мои вещи, складывает их не так, как я, и вешает мою куртку не на те плечики, на которых она висела. Люси обладала даром заставлять меня чувствовать себя в роли Железного Дровосека, ржавеющего в лесу. Неужели я становилась такой косной, серьезной, «взрослой», какую невзлюбила бы сама, будь я в ее возрасте? – Ну, как тебе? – спросила она, появившись из моей спальни в половине первого. На ней был один из моих теннисных тренировочных костюмов. – Мне кажется, у тебя ушло слишком много времени, чтобы найти себе только это. Однако он сидит на тебе превосходно. – Я нашла еще кое-какие неплохие вещички, но в основном вся твоя одежда чересчур тяжеловата. Все какие-то официальные костюмы или темно-синего, или черного цвета, серый шелк в едва заметную полоску, хаки с кашемиром и белые блузки. У тебя, должно быть, штук двадцать белых блузок и примерно столько же галстуков. Кстати, тебе не стоит носить коричневое. А вот красного я у тебя что-то почти и не видела, хотя красный тебе идет, к твоим голубым глазам и светло-серым волосам. – Пепельным, – поправила я. – Пепел бывает серым и белым. Посмотри на огонь. А размер обуви у нас разный, дело не в том, что я ношу только «Коул-Хаан» или «Феррагамо». Зато я нашла черную кожаную куртку – блеск! Ты, случайно, в своей прошлой жизни не была мотоциклисткой? – Это называется дубленка, и мне приятно, что ты с удовольствием будешь ее носить. – А как насчет твоей парфюмерии и жемчугов? А джинсы у тебя есть? – Из парфюмерии выбирай сама что хочешь. – Я рассмеялась. – И джинсы у меня, кажется, где-то есть. Наверное, в гараже. – Покупки в магазине я хочу взять на себя, тетя Кей. – Должно быть, я схожу с ума. – Пожалуйста. – Ну, ладно, посмотрим. – Если ты не против, я бы хотела пойти в твой клуб и немного размяться. Я что-то все никак не отойду после самолета. – Если ты здесь хочешь поиграть в теннис, я узнаю, сможет ли Тед найти время, чтобы поиграть с тобой. Мои ракетки лежат в стенном шкафу слева. Я как раз недавно начала играть новым Уилсоном. Мяч летит со скоростью сто миль в час. Тебе понравится. – Нет, спасибо. Я лучше позанимаюсь на тренажерах или побегаю. А почему бы тебе не поиграть с Тедом, пока я буду заниматься, и мы бы могли поехать вместе? Я послушно взяла телефон и набрала номер спортклуба «Уэствуд». У Теда было все расписано до десяти часов. Я дала Люси наставления и ключи от машины и после ее ухода, немного почитав возле огня, уснула. Когда я открыла глаза, я услышала шорох углей в камине и тихий звон качаемых ветром колокольчиков за раздвижными стеклянными дверями. Медленно, большими хлопьями падал снег, небо было серо-черного цвета. Во дворе зажглись огни, в доме стояла такая тишина, что я слышала тиканье настенных часов. Было начало пятого, а Люси еще не вернулась из клуба. Я набрала телефон своей машины, но никто не ответил. Ей же никогда не приходилось ездить по снегу, с тревогой подумала я. Мне нужно было сходить в магазин купить на ужин рыбу. Я могла бы позвонить в клуб и попросить, чтобы ее позвали к телефону. Однако тут же я решила, что это было бы нелепо. Люси отсутствовала едва ли два часа. Она уже не ребенок. В половине пятого я вновь набрала номер телефона своей машины. В пять я позвонила в клуб, но ее не нашли. Я запаниковала. – Вы уверены, что она не на тренажерах или не в женской раздевалке под душем? – переспросила я у женщины из клуба. – Мы вызывали ее четыре раза, доктор Скарпетта. И я сама ходила искать. Я еще посмотрю. Если найду, я скажу ей, чтобы она немедленно вам позвонила. – А вы не знаете, была ли она там вообще? Она должна была приехать в районе двух часов. – Я сама приехала только в четыре. Я не знаю. Я вновь набрала телефон своей машины. – Набранный вами телефон не отвечает... Я попыталась дозвониться до Марино, но его не было ни дома, ни на службе. Я вновь попыталась его найти в шесть часов. Я стояла на кухне возле окна. В бледном свете уличных фонарей медленно падал снег. Бродя по комнатам и продолжая набирать телефон машины, я чувствовала, как у меня сильно бьется сердце. В половине седьмого, когда я уже собиралась сообщать в полицию об исчезновении человека, зазвонил телефон. Вбежав к себе в кабинет, я уже потянулась к трубке и тут увидела, как на экранчике определителя номера зловеще высветились знакомые цифры. Те звонки прекратились после казни Уоддела. С тех пор я про них забыла. В замешательстве я застыла на месте, ожидая, что сейчас, после записанного на автоответчик моего сообщения, вызов, как обычно, прекратится. Но я была ошеломлена еще больше, когда узнала раздавшийся голос. – Мне очень неприятно говорить вам это, док. Схватив трубку и откашлявшись, я в полном недоумении воскликнула: – Марино? – Да, – ответил он. – У меня плохие новости. Глава 4 – Где вы? – тут же спросила я, не отрывая глаз от номера на экранчике. – В Ист-Энде, и снег тут сыплет как окаянный, – ответил Марино. – У нас труп. Женщина, белая. На вид обыкновенное самоубийство при помощи угарного газа, машина в гараже, шланг прикреплен к выхлопной трубе. Однако кое-какие детали кажутся весьма странными. Я считаю, вам хорошо бы подъехать. – Откуда вы звоните? – спросила я настолько требовательно, что он, похоже, несколько растерялся. Я чувствовала, что он удивлен. – Из дома покойной. Только что вошел. И тут еще кое-что. Дом открыт. Задняя дверь не заперта. Я услышала стук гаражной двери. – О Господи. Марино, не кладите трубку, – сказала я, вздохнув с облегчением. Вслед за стуком закрывшейся кухонной двери я услышала хруст бумажных пакетов. Прикрыв рукой трубку, я крикнула: – Люси, это ты? – Нет, снежная баба. Ты только посмотри, какой валит снег. Жуть! Взяв ручку– с бумагой, я сказала Марино: – Имя покойной и адрес? – Дженнифер Дейтон. Два-один-семь, Юинг. Имя мне ничего не говорило. Юинг находился неподалеку от Уильямсбург-роуд, в сторону аэропорта, в незнакомом мне районе. Люси вошла в мой кабинет уже в тот момент, когда я собиралась положить трубку. У нее было румяное от мороза лицо, радостно искрящиеся глаза.