Глава 3 Ленора У нас с сестрой был очень разный опыт в американской средней школе, и это соорудило между нами невидимый барьер. Поппи по уши влюбилась в своего парня, квотербэка, суперзвезду Найта Коула. Найт был золотым мальчиком, многообещающим и безрассудным, всегда находящимся на краю пропасти. Он возглавлял школьную стаю, так что Поппи временно заняла место на троне рядом с королем. Что, полагаю, делало меня шутом. Я имела право проводить время при дворе королевства крутых детей, но только в качестве предмета для насмешек. Поппи никогда не делала мне ничего плохого, но она была слишком одержима своим положением, чтобы отвлечься и заметить, когда надо мной насмехались. В любом случае по большей части это не имело значения. Язвительный комментарий здесь, замечание о Друзилле там. Я могла это принять. Это укрепило меня, и я даже чувствовала себя в приподнятом настроении, будто была выше всех этих подростковых проблем. Главными преступницами являлись Арабелла и Элис. У Элис была платиновая стрижка пикси, ореховые глаза и огромные импланты, которые Арабелла любила называть «в стиле девяностых». Арабелла была загорелой, с голубыми глазами и длинными, угольно-черными волосами, свисавшими ниже поясницы. Они обе ненавидели меня. Если подумать, все меня ненавидели. Мой первый семестр в старших классах Школы Всех Святых оказался катастрофой. Я ожидала, что так оно и будет. Я провела большую часть своего детства и юности, бегая с призраками и гоняясь за демонами в Подготовительной школе Карлайл. У меня был лучший друг Рафферти Поуп и другие дети, с которыми я могла играть. В Англии я всегда чувствовала себя желанной и ценной. Но не здесь, в Калифорнии. Черный камуфляж, который я приспособила, чтобы прогнать Вона и показать ему, что я не боюсь, заставил людей называть меня уродом и изгоем. Никто, кроме Поппи, публично меня не признавал. Девушки ненавидели меня за то, как я одевалась, за то, что я всегда держала в руках толстую книгу, и за то, что отвечала Вону, Хантеру и Найту, когда они дразнили меня. Найт и Хантер в шутку, Вон более злобно. Они назвали меня мусором и чудачкой за то, что я постояла за себя. Несмотря на то, что в первые несколько недель ко мне подходили слегка заинтересованные парни из альтернативной и готической среды, их внимание угасло, как только они понимали, что Вон Спенсер считает меня отталкивающей. Что было буквально тем словом, которое он использовал. Отталкивающая. Это случилось в кафетерии через несколько недель после того, как в моей американской средней школе произошла катастрофа. Обычно я выбирала скамейку и ела в одиночестве с книгой, но на этот раз Поппи настояла, чтобы я села с ней. Она иногда так делала – испытывала приступ вины и заставляла меня тусоваться с ее приятелями. И я соглашалась, чувствуя себя обязанной. Я сидела с ней и ее друзьями Хантером, Арабеллой и Стейси, которые изо всех сил старались не обращать на меня внимания, когда вошел Вон и сел прямо между Поппи и Найтом, прямо передо мной. Пластиковая посуда с тихим стуком упала на подносы, и люди оживленно зашептались. Вон никогда не приходил в кафетерий. Я слышала все о его легендарных выходках. Мы, смертные, были недостаточно хороши, чтобы составить ему компанию, если не считать того, что он позволял избранным девушкам сосать его член, когда чувствовал себя щедрым. Притворившись, что не заметила его, я пролистывала «Ночной цирк»[12], откусывая кусочек от своей пиццы. Я была единственной во всем кафетерии, кто купил кусок жирной пиццы. В Тодос-Сантосе люди относились к углеводам так, будто они военные преступники, а к сахару – как к яду. С самого детства у меня были резкие линии, с небольшими намеками на изгибы, поэтому я не особо заботилась о потере фигуры. Красивые вещи требовали ухода, а у меня не было желания быть очередной красоткой. Я не понимала одержимости красотой. Мы все стареем. У всех нас появляются морщины. Жизнь коротка. Съешь эту пиццу. Выпей это вино. Заткни этого подонка, который тебя мучает. Мудрые слова, которые ты должна сказать себе, Ленни. – Вон! Почему ты не ешь? – промурлыкала моя сестра, заискивая перед самим сатаной. Я не рассказала ей о его визите в наш дом на днях. Она была полной противоположностью мне. Если смерть мамы сделала меня злым, непримиримым подростком, Поппи взяла за правило становиться самой милой, самой приятной Мэри Сью на свете – как будто быть идеальной и милой помешает людям уйти. От смерти. Да, когда-то давно я была хорошей девочкой. Из-за этого у меня появился заклятый враг. Мне следовало кусать и пинать его, когда у меня был шанс, а не позволять ему задавать тон нашим больным отношениям. – Вот, возьми мой салат «Цезарь». Я так наелась от того зеленого коктейля, что у меня было это доброе утро. – Поппи пододвинула к нему свой поднос. Даже когда я перевернула страницу и попыталась сосредоточиться на книге, я могла сказать, что он смотрел на меня. Я его не понимала. Он пришел в мой дом – вломился в него – и пригрозил, чтобы я не делилась его секретом. Я подчинилась без сопротивления. Несмотря на то что я вела себя хладнокровно, я была оскорблена тем, что он наблюдал за мной совершенно голой. Я не разговаривала ни с одной душой в Школе Всех Святых. Ни о его тайне, ни о нашей истории, и вообще ни о чем. Он вызвал меня на войну, которой я не хотела, но не собиралась избегать любой ценой. Вон не ответил Поппи. А Найту хватило здравого смысла не задирать меня, раз уж он хотел залезть в трусики моей сестры. Нахмурившись, он ударил Вона локтем под ребра. – Скажите спасибо, лорд МакКантсон. Поппи вела себя вежливо. – Я не голоден, – сказал он со своей хорошо отработанной ледяной скукой. Мой желудок скрутило в смертельные узлы. Я чувствовала холод его бледно-голубых глаз везде, где они останавливались на мне, и подавляла сильную дрожь, покалывающую мою кожу. – Как так вышло? – Арабелла соблазнительно потянулась, не ощущая общего настроения. – Я нахожу некоторые вещи до отвращения непривлекательными. Краем глаза я заметила его взгляд, скользнувший по моим губам. Пальцами он пролез в дыру на колене в своих черных узких джинсах. Его колено было слегка загорелым, с золотистыми волосами – совсем не таким, как в детстве, когда его кожа казалась болезненной из-за бледно-голубого оттенка. Сейчас его тело выглядело гладким, мускулистым и несправедливо совершенным. В этом и заключалась трагедия Вона Спенсера. Он был само совершенство. Холодный шок от его красоты выбил из меня дух, подобно сверхновой звезде. С пухлыми рубиновыми губами, дикими голубыми глазами, обрамленными густыми мужественными бровями, и скулами прямо из комиксов. Он был великолепен, а я – нет. Он был популярным, а я – изгоем. Он был всем, а я… Жар поднялся по моей шее, но я не сводила глаз с той же строки той же страницы, которую начала до того, как он подошел к столу. Я подумала о том, что не так давно прочитала, как мир ломает всех, но в результате их сломанные места становятся сильнее. Эрнест Хемингуэй сказал это, и я надеялась, что это правда. Я проигнорировала то, что футбольная команда хихикнула и пожала плечами, указывая на меня. Поппи уставилась на Вона, открыв рот, в ярости, но, как подобает леди, не стала устраивать сцены. – Вон находит жизнь отвратительной. Не принимай это на свой счет. – Найт бросил жареную картошку по-французски в Спенсера, смеясь, чтобы поднять настроение. Я чувствовала на себе взгляд Арабеллы – оценивающий, насмешливый, выжидающий. Она никогда не могла смотреть на меня без того, чтобы не покраснеть. Иногда она точно так же смотрела на Поппи. Я знала, как она привязана к Найту, Вону и Хантеру – тройке амиго. Арабелла смотрела на них, как на какой-то невозможный приз. То, что они уделили мне внимание, растревожило что-то глубоко у нее внутри. – Да. В тебе нет ничего отталкивающего. Я бы трахнул тебя, и не только анально. С удовольствием смотрел бы на твое лицо, когда погружаюсь в тебя. – Хантер схватил мою банку диетической колы и одним глотком опустошил ее. Если Найта считали золотым мальчиком, а Вона – плохишом, то Хантер был смесью их обоих, с волосами цвета пшеницы и хитрой улыбкой, которой даже его мать не могла доверять. – Я бы смотрел в твои глаза, поедая тебя, как Del Taco[13] в дороге. Противно, но оно того стоит, – воскликнул один из спортсменов, подмигнув мне. – Я буду насаживать тебя, глядя в глаза, и цитировать Аттикуса[14], пока трахаю твою матку. Но это будет стоить тебе кримпая[15], – бросил третий в мою сторону, многозначительно обмакивая указательный и средний пальцы в кекс на своем подносе. Вон откинулся на спинку стула с довольной ухмылкой на лице. Я зевнула и перевернула очередную страницу, не понимая ни одной строчки. Вон давил на меня. Я выполняла свою часть сделки между нами и держала рот на замке, но он намеренно раздражал меня. Все это не имело смысла. Вон не был сумасшедшим. Он был жесток, когда с ним связывались, но если ты держался на расстоянии, ты находился в безопасности. Почему я не была в безопасности? – Спасибо за захватывающие мысленные образы, придурки. – Вон встал, оглядываясь по сторонам. – Где Элис Хэмлин? Мне бы сейчас не помешал минет. Господи. – Она со своим новым парнем. – Арабелла тряхнула волосами, излишне усердно посасывая соломинку своего зеленого коктейля. – Хорошо. Он может наблюдать, – отрезал Вон, поворачиваясь и направляясь прямиком к дверям. Я почти с облегчением вздохнула – почти – когда он остановился и обернулся, как будто что-то забыл. – Ленора. Мое имя казалось хлыстом, скручивающимся у него на языке. Поппи поморщилась. У меня не было выбора, кроме как посмотреть вверх. Я слегка улыбнулась своими черными губами, просто чтобы убедиться, что он знает, что я не впечатлена. – Ты девственница, не так ли? – Он склонил голову набок, еще одна из его покровительственных ухмылок метнулась в мою сторону. – Да, если только Люцифер не был в отчаянии… – фыркнула Арабелла, притворяясь, что рассматривает свои ярко-розовые ногти. Еще больше смеха прокатилось по кафетерию. – Хватит, – прошипел Найт, толкая свой поднос, пока он не ударился о пресс самодовольного спортсмена.