Папа повернулся ко мне. – Это правда? Гарри Фэрхерст не осмеливался дышать в течение всего промежутка между папиным вопросом и моим ответом. Мама отступила на шаг от Фэрхерста, в ее глазах было что-то дикое, чего я не мог прочесть – не просто беспокойство. Она была ошеломлена. Я не мог так поступить с ними, не тогда, когда я знал, что у Гарри все еще была салфетка с этой слизью в нагрудном кармане. – Да, – наконец ответил я. – Я хотел посмотреть, что случилось. – Ты можешь сказать нам правду, – тихо сказала мама. У нее был такой взгляд, будто она собиралась заплакать. – Так и есть, – усмехнулся я. – Я говорю правду. В тот день я сделал два удивительных открытия: 1. У меня была возможность уничтожить своих родителей. Все, что мне было нужно, – это сказать им правду. Чувство вины и перспектива того, что я буду в полном дерьме из-за этого, сделают все остальное. 2. Я бы скорее умер, чем уничтожил их. Однако Гарри Фэрхерст был прав в одном пророчестве. Я стал похож на Тутанхамона. В девятнадцать лет у меня больше не билось сердце. Я носил маску смерти везде, куда бы ни шел, и жаждал мести. Ради его крови. Существовала только одна маленькая проблема, о которой я не мог знать заранее. А именно его племянница, Ленора, которая засунула сердце обратно мне в грудь. Теперь, когда оно снова начало биться, я не знал, что с этим делать. * * * Фэрхерст оскорбил меня еще два раза. В следующий раз это случилось спустя несколько лет после инцидента в галерее – во время того отпуска на юге Франции, когда я подарил Леноре пирожное. В туалете на частном пляже. Я вышел из кабинки как раз в тот момент, когда он в нее вошел. Мы оба были в плавках. Гарри схватил меня за руку, сжал ее и улыбнулся. Я подумал, что он, наверное, был благодарен мне за то, что я никому не рассказал о произошедшем. В конце концов, много лет назад, в галерее, он выглядел так, словно был готов обоссаться, когда вошли мои родители и он понял, кто я на самом деле такой. Но теперь, когда он знал, что я не собираюсь доносить на него, я вскоре понял, что он задавался вопросом, сойдет ли ему это с рук во второй раз. – Как поживаешь, Тутанхамон? – Его большой палец скользнул по моей щеке. Бессердечный принц, подразумевал он. Мумия с пустой грудью. Я высвободил руку, поворачивая лицо в другую сторону. Меня больше не заботило, что он разговаривал и обращался со мной, как со взрослым. Он был тем же самым придурком, который угрожал рассказать моим родителям, что я сделал то, чего не делал. Я двинулся к двери, каждая клеточка моего тела дрожала от ярости. – О, Вонни-бой, я бы на твоем месте этого не делал, мой дорогой мальчик. Я остановился, но не обернулся. Безусловно, я изменился за годы, прошедшие с тех пор, как он потребовал, чтобы я сделал то, что произошло на выставке. Изменения во мне происходили постепенно, но неумолимо. Я перестал чувствовать все: ревность, любовь, сострадание, счастье, – и поэтому мне нужно было больше страдать. Я начал затевать драки в школе. Меня трижды отстраняли от учебы. Я делал порезы на теле, где никто не мог их увидеть – верхняя часть бедер, живот, грудь. Это позволяло мне что-то чувствовать, а чувствовать хоть что-то было лучше, чем не чувствовать ничего. Так уж получилось, что мне нравилось истекать кровью, а Лен нравился вкус крови. Мы, даже не подозревая об этом, отлично подходили друг другу, в худшем и лучшем из возможных вариантов. Все это время Найт подшучивал над моими выходками и черствостью, но я знал, что ни круг общения, ни девушки, готовые ради меня на многое, не могли скрыть тот очевидный факт, что я не могу ничего почувствовать. – Отвали, – сказал я, не оборачиваясь, чтобы посмотреть на Фэрхерста. Я сделал еще один шаг к выходу из ванной, но его следующие слова заставили меня остановиться. – Твоя мать будет очень разочарована, если узнает, что я внес ее в черный список всех своих галерей и отказался с ней работать – особенно сейчас, когда она готовится к важной сделке, ведь такой шанс выпадает раз в жизни. Я обернулся и ошеломленно уставился на него. К этому времени я уже прекрасно понимал, что моя мать обожала землю, по которой он ходил. По ее мнению, он был невероятно талантлив – как и по мнению многих людей. Это придавало ему неприкасаемый блеск, которого для меня не существовало. – Я расскажу им о том, что ты заставил меня сделать, – сказал я низким и ровным голосом. На самом деле я не решился бы на это. Он улыбнулся, поправляя пояс своих плавок, намекая. Он и сам немного повзрослел за последние несколько лет. Его эксцентричный стиль сменился типичным обликом миллионера, который добился всего сам. – Я бы хотел посмотреть, как ты попытаешься, особенно спустя два года после того, как это произошло. Тем более сейчас твоя мама пытается записать тебя в Подготовительную школу Карлайл на летнюю сессию. Будет очень напоминать мальчика, который кричал «Волки!», – он театрально надул губы. – Меня это не волнует. – Но ты все же заботишься о своей семье? Об их репутации? На этот раз единственное, о чем он попросил, – это чтобы я разделся перед ним в одной из кабинок. Он не прикасался ко мне, но, казалось, проделывал такое уже не в первый раз. Развернув меня к стене, он дрочил за моей спиной. Интересно, со сколькими парнями он так поступал в Карлайле? В последний раз, в тринадцать лет, это случилось в фотолаборатории. Как раз в это время Лен и поймала нас с поличным, а я желал умереть, потому что из всех учеников всех тех школ, в которых я когда-либо учился, она была единственным человеком, от которого я не хотел никакой жалости. Она вошла именно в тот момент, когда его губы обхватили мой член. Я никак не мог уговорить свой вялый член хоть немного напрячься, чтобы наконец покончить с этим. Мы с Гарри прятались в тени комнаты, моя рука упиралась в стену. Я не был тверд, когда она вошла. Но, когда она выбежала, это сразу случилось. Я представил, что Гарри – это она, схватил его за волосы и безжалостно трахнул в рот. Я был безумен до такой степени, что все, что я видел, казалось красным. Он принял это с тихими, беспомощными, радостными стонами, и я дал ему пощечину, заставив его замолчать, чтобы я мог притвориться, что он – Ленора. Он кончил вместе со мной. В тот раз Фэрхерст пообещал мне стажировку в Подготовительной школе Карлайл, когда я окончу среднюю школу. На тот момент я уже знал, что хочу с ним сделать, когда придет время. Тогда я был слишком мал, чтобы осуществить мой план, но я поклялся, что вернусь и отомщу за то зло, что он причинил мне. За то, что он сделал со всеми другими. Я заметил, что эта темная комната была занята каждую ночь. Мальчики из Подготовительной школы Карлайл всегда выглядели усталыми, разбитыми, с покрасневшими глазами. Привидениями. Призраками. В отличие от меня. Я планировал убить этого ублюдка и убедиться, что он больше никогда никого не тронет. Но когда его губы обхватили меня, я подумал о Леноре Асталис. О девушке, которая подглядывала за мной каждый день во время летней сессии и не замечала, что я тоже украдкой слежу за ней, просто мне лучше удавалось это скрывать. Вот чего я никогда не говорил Лен. Того, что она была единственной причиной, по которой я позволял другим девушкам делать себе минет. Потому что эти моменты напомнили мне о том дне, и это был неудачный способ отомстить за то, что она увидела. За то, что она, должно быть, подумала обо мне. Милая, красивая девушка, занимавшая мои мысли с нашей встречи на юге Франции, отрастила острые дьявольские рога, и меня это вполне устраивало. Если я ненавидел ее, мне было все равно, что она обо мне думает. Все просто. Я провел остаток своих подростковых лет, пытаясь доказать всем и самому себе, что меня не пугают человеческие прикосновения. Что я был натуралом. Что я осознаю и принимаю свою сексуальность. Мне делали публичные минеты, и я постоянно говорил о сексе. Никто не мог представить себе невозможную правду. Что я был девственником. Что я вообще не хотел заниматься сексом. Что каждый раз, когда у меня твердел член, мне на ум приходило только одно – начиная с той ночи в темной комнате. Убийство Гарри Фэрхерста. Глава 23 Ленора