– Черт возьми. На этот раз сумасшедшая сучка действительно сделала это! – Элис хлопнула себя по бедру. Однако она не помогла Сорену. Она просто стояла и смотрела на меня. Не обращая на нее внимания, я бросилась к бассейну и вытащила Поппи, сцепив руки под мышками. Я оттащила ее на траву рядом со стонущим Сореном и перевернула на четвереньки, хлопнув по спине. Она выкашливала струи воды, плача и хрипя. Как только Поппи развернулась и села на траву, я развернулась на каблуках, желая разобраться с ее так называемыми друзьями. – Что с тобой не так? – я толкнула Арабеллу в плечо. Когда Элис пришла ей на помощь, я отвесила Арабелле такую пощечину, что она споткнулась и грохнулась на задницу. Вокруг нас образовалась толпа любопытных тусовщиков. Наплевать. Они зашли слишком далеко. С их словами я могла бы справиться. Но никто не может прикоснуться к моей семье и выйти сухим из воды. Никто. – Ты должна винить только себя, Вампирша. Это ты стремилась раздвинуть ноги перед королями Тодос-Сантоса, не выяснив, на кого из них я положила глаз. – Элис толкнула меня, обвиняюще ткнув пальцем в грудь. Я откинула голову назад и рассмеялась. – Это произошло потому, что вы, девочки, не можете видеть, что публично сосать чужие члены – это не то же самое, что встречаться с их обладателями. Вон и Найт никогда не будут твоими. Не из-за Поппи, или меня, или Луны Рексрот. Они не будут твоими, потому что ты гнилой человек и недостойна воздуха, которым дышишь! Из всех людей на вечеринке я нашла только одного нормального парня – Хантера, и он помог мне донести Поппи до машины. Я пристегнула ее, отвезла домой, отвела в душ и ухаживала за ней до конца выходных. Поппи больше никогда не разговаривала с Арабеллой, Элис, Стейси или Сореном. Она больше не плакала ни о Найте, ни о возвращении в Великобританию. Она покончила с Тодос-Сантос и ждала возвращения домой – так же, как и я. * * * До конца выпускного года я не высовывалась – даже когда стало известно, что Вон решил отвезти Арабеллу в Индиану и представить ее перед всеми на свадьбе Дарьи Фоллоуил. Приглашение было неожиданным, но оно вызвало множество слухов о том, что они встречаются. Позже я подслушала, как Элис шептала Стейси, что Арабелла пыталась поцеловать Вона во время той поездки, и он чуть не сломал ей нос, отбиваясь от нее. Почему он взял ее с собой через всю страну, было загадкой, с которой мне предстояло жить. Неужели он действительно ненавидел меня так сильно, что был готов вынести присутствие моего врага только для того, чтобы доказать свою правоту? В любом случае папа был прав. Мне нужно было занять должность ассистента, смириться с этим и жить своей жизнью дальше. Я выглядела жизнерадостной и невозмутимой, даже когда Вон провел недели после объявления о своей стажировке, ища любой предлог, чтобы насмешливо ухмыльнуться мне в попытке разозлить меня. Я всегда знала, когда он находился в одной комнате со мной, даже если стояла спиной к нему, потому что кожей ощущала нависшие надо мной грозовые тучи. Он еще официально не предложил мне должность ассистента, и я еще не согласилась. Тем временем Вон решил оторваться по полной до выпуска и стал абсолютно неуправляемым. Как будто получение того, чего он хотел, – стажировки, – вместо того, чтобы принести удовлетворение, напрочь уничтожило все, что осталось от его радости. Он казался совершенно несчастным, даже более, чем обычно, и начал прогуливать школу по три-четыре дня в неделю, вероятно, вообще отказавшись от своего школьного аттестата. Однажды я мельком увидела его отца, пробиравшегося по коридору Школы Всех Святых, как демон. Одетый в элегантный черный костюм, с хмурым взглядом на лице, не допускающим ошибок, этот человек не оставлял сомнений в том, что Вон – его плоть и кровь. Один взгляд Барона Спенсера мог ранить вас с другого конца коридора, и жар разлился по моим щекам, стоило мне вспомнить, как я сказала Вону, что вызову полицию, а он ответил, что его отец владеет всеми в этом городе. Позже я поняла, что это не было фигурой речи. Директор пригласил родителей Вона на беседу, но когда Барон Спенсер покинул помещение час спустя с торжествующей улыбкой на лице, думаю, что именно он устроил директору допрос с пристрастием. Это так расстроило меня, что я прикусила внутреннюю часть щеки, пока теплая соленая кровь не закружилась у меня во рту. Вон ничего не сделал, чтобы заслужить беззастенчивую любовь и поддержку, которые предлагали ему родители. Когда Вон действительно ходил в школу, он выглядел так, словно его протащили через все части ада – в синяках, избитый, с порезанными губами и темными кругами под глазами. Я слышала, что он ввязывался во множество драк, и его лицо подтверждало это. Его рубцы открывались, если он говорил или двигался не в ту сторону. Он перестал разговаривать с людьми, посещать вечеринки и, по словам его друзей, отвечать на текстовые сообщения и телефонные звонки. Больше не распространялись слухи о его публичных минетах на территории школы или где-то еще, и единственными людьми, с которыми он, казалось, все еще до сих пор общался, были Найт Коул и Хантер Фитцпатрик. Я хотела спросить его, планирует ли он предложить мне должность ассистента в ближайшее время – если вообще планирует. То, что папа сказал, что обсудил это с Воном, не означало, что он так и сделает. Но моя гордость, смешанная с тем фактом, что я действительно не хотела привлекать его внимание к себе, когда он, казалось, наконец забыл о моем существовании, удержали меня от вопроса. Все изменилось за последнюю неделю в школе. Я пришла домой после занятий с намерением поплавать, а затем попыталась поработать над эскизом для моей следующей работы, который никак не приходил в голову. Меня сводило с ума то, что я не могла определить, как должна выглядеть моя сборная статуя. Я уже стала подозревать, что Вон не только запудрил мне мозги, но и сделал что-то с моим вдохновением. Я бросила свой рюкзак у лестницы, пинком захлопнула за собой дверь и на всякий случай дважды заперла ее. Я хотела поплавать голышом – не из-за дурацких линий загара, как сказал Вон, но потому что где-то читала, что плавание голышом напоминает людям, каково это – быть в утробе матери, а я отчаянно жаждала почувствовать эту связь с мамой. Одернув рубашку, я направилась к стеклянным дверям, когда услышала это. Кап. Кап. Кап. Я резко развернулась. Утечка произошла сверху. Сломанный кран? Ерунда. Так пройдет мой день. Я уставлюсь в спину недовольного, ворчащего водопроводчика. Поднявшись по лестнице, я остановилась как вкопанная, когда мой ботинок соскользнул с мраморной поверхности. Посмотрела вниз. Кровь. Со второго этажа стекали капли крови. Черт возьми. – Папа? – крикнула я, хватаясь за перила, чтобы снова не поскользнуться, перепрыгивая через две ступеньки за раз. – С тобой все в порядке? Это были не просто капли. Лестница была испачкана кровью, со следами окровавленных пальцев, ползущих по белому граниту, как в фильме ужасов. Мне пришло в голову, что, возможно, мне следует позвонить в полицию, но я была слишком напугана перспективой того, что что-то случилось с папой или Поппи. Я поднялась на второй этаж и поняла, что отпечатки крови вели в ванную, ближайшую к моей комнате. Я распахнула дверь и тут же сделала глубокий вдох. Все пространство кремовой керамики было выкрашено в красный цвет. Почти каждый его дюйм. Вон Спенсер развалился в моей ванне, одетый в черную рубашку с V-образным вырезом и черные узкие джинсы, свесил один армейский ботинок через край и курил сигарету. Он мотал головой взад-вперед, его лицо было покрыто порезами – как будто он только что сражался с бешеной домашней кошкой – и это когда я поняла, что он слушает мой проигрыватель компакт-дисков. Я выдернула наушники из его ушей, мое сердце билось так быстро и дико, что меня затошнило от адреналина. – Спенсер! – воскликнула я. Он поднял глаза, затянулся последний раз и бросил сигарету на пол. Кровь убила тлеющий уголек со злобным шипением. Вон выдохнул мне в лицо ленту клубящегося дыма, медленно и обдуманно, вечный знаток жестокости. – Ленора. – Прости меня за то, что я такая тупая, но не мог бы ты, пожалуйста, просветить меня относительно того, что ты делаешь в моей ванне, истекая кровью до смерти? – Я медленно выдохнула, сотрясаясь от гнева и от страха тоже. Его темная рубашка пропитанная кровью, напоминала мне, что, в конце концов, он был человеком. Там было что-то похуже, чем царапины на его лице. Ему нужно было в больницу. Немедленно. Я вытащила телефон из кармана кожаной куртки, но он покачал головой. – Зашей меня, Лютик. – Что? – Я видел твое «Осеннее дерево». Ты знаешь, как обращаться с иглой. Моя инсталляция «Осеннее дерево» представляла собой одинокое дерево, которое я нашла в парке Хэмпстеде. Совершенно голое, без листьев. Оно будто дрожало от холода. Я сшила для него одежду, похожую на листья, а затем развесила ее на тонкие голые ветви. Когда я закончила, дерево стало напоминать привидение. Мне понравилось, что из слабого и беспомощного оно превратилось в грозное, немного похожее на гота. Меня интересовало, как Вон увидел это, потому что я разместила фото только в своем профиле в Instagram, а он не заводил никаких аккаунтов в социальных сетях. Но сейчас было не время задумываться об этом. Во всяком случае, Вон был прав. Мама научила меня шить, вышивать и вязать крючком. Однако это не означало, что я собиралась играть роль его преданной медсестры. Я начала набирать номер. К черту его. Я не помогу ему сверх того, что требовал закон: брошу его в машину скорой помощи. – На твоем месте я бы этого не делал, – спокойно сказал он. Я остановилась, посмотрела вверх, ожидая, когда упадет другой ботинок. Первые слова, которые мы сказали друг другу за последние недели, и он уже действовал мне на нервы. Вон Спенсер обладал сверхъестественной способностью заставлять меня чувствовать себя скованно, как будто если бы он не прикоснулся ко мне своими ледяными пальцами, я бы сгорела. Но меня также отталкивало его поведение. – Я пришел сюда, чтобы предложить тебе работу ассистента, но просто могу отказаться, если ты уже сейчас так плохо ведешь себя, – протянул он. Идиот. Он оставил меня в подвешенном состоянии на несколько недель, и за это время я смирилась со своей горькой потерей. Я обнаружила, что жду, когда он ко мне подойдет. Его план сработал. Теперь он размахивал им у меня перед носом, прося взамен об одолжении. «Не принимай решений со своим эго». – Голос моего отца пронзил красный туман моей ярости. – Я не хочу быть для тебя ничем, – прохрипела я. Это была голая правда и одновременно самая ужасная ложь, которую я когда-либо кому-то говорила. Я не хотела выяснять, что я думала или чувствовала по отношению к Вону. Я хотела служить для него приятной дозой боли, такой же как та, что он причинял мне. – Лгунья, – сказал он. – Поздравляю с тем, что ты использовал свою фамилию, чтобы получить работу. Это было неподходящее время для светской беседы, но если бы Вон упал замертво в моей ванной, единственное, что я бы возненавидела, – это дачу показаний полиции и документы, которые прилагались к этому. Во всяком случае, он, похоже, тоже не очень беспокоился о своем состоянии. – Эх, ревность. Старейший спутник горечи. Нелегко быть гением, скажу я тебе. Один – самое одинокое число. – Вообще-то вас двое, мистер Дерьмо-Вместо-Мозгов. Рафферти Поуп тоже получил стажировку. На самом деле я могу стать его ассистентом. Боже. Почему я не подумала об этом раньше? Может, было слишком трудно смириться с тем, чтобы стать помощником своего лучшего друга, когда мы должны были стажироваться вместе, бок о бок. Но в этом был смысл. Я могла бы просто написать Поупу и разобраться с этим. Будущее без Вона было на расстоянии телефонного звонка.