Пока Номи готовила повязку, она объяснила мне, что такое «показ». Когда близнецы были совсем юными и только учились рисовать, отец давал им возможность работать самостоятельно. Он не вмешивался, не критиковал их работу и даже не давал советов. Но когда рисунки детей достигали определенной степени готовности, Колтон объявлял, что собирается устроить «показ». При этом он не только сам давал профессиональную оценку творчеству детей и выслушивал их мнение о работах друг друга, но и представлял им свои собственные произведения и готов был принять их критику в свой адрес. — Таким образом он был в курсе всего, что они делали, — рассказывала Номи, — но в то же время не навязывал им свои собственные вкус и взгляды. Он признает, что Гленн или Гленда добились успеха, даже когда это идет вразрез с его собственными пристрастиями. Но от посредственной работы он может и камня на камне не оставить, поэтому близнецы немного побаиваются таких «судных дней». Безусловно, это был интересный подход к воспитанию детей, который к тому же дал хорошие результаты, но я слушала Наоми вполуха, так как все еще не могла оправиться от пережитого потрясения. — А что вы думаете о капкане, поставленном на тропинке? — спросила я. Она не поднимая глаз, обернула мою лодыжку бинтом. Точно так же, как когда Гленда швырнула в меня ведьминым шаром, эта женщина не хотела обсуждать поведение своей племянницы. Я никак не могла понять, почему Наоми боится вмешаться и принять чью-то сторону, ведь обычно она высказывала свое мнение достаточно свободно. — Никто не собирается выяснять, как он туда попал, — задумчиво проговорила я. — Колтона и Гленна совершенно не волнует, что Гленда хотела навредить мне, и они считают, что ничего особенного не произошло. — Они просто реалисты. Поскольку тебе не причинили особого вреда, они занялись своими делами. Чандлеры никогда не признают тот факт, что капкан был расставлен умышленно. Тебе повезло, что там оказался Трент Макинтайр. — Он так добр ко мне, — сказала я. — Несмотря на то, что я одна из Чандлеров. — Нет, ты не одна из Чандлеров, — фыркнула Номи, — и никогда ею не станешь. Так же как Элизабет. Или я. И когда ты осознаешь эту непреложную истину, то перестанешь искать защиты от одного из них у остальных. Перед лицом опасности они смыкают ряды. Ты видела это сегодня. — Но я почти не пострадала, — напомнила ей я. — Если бы случилось что-то более серьезное, Гленн бы огорчился. — Безусловно, — согласилась она, но в ее голосе звучали нотки горькой иронии. — Ведь тогда он лишился бы своей лучшей модели. Конечно, ему бы это не понравилось. Я вырвалась из ее рук, с трудом натянула замшевую туфлю на забинтованную ногу и оставила пряжку незастегнутой. — Почему вы так говорите? Не думаю, что это правда. Лицо Номи смягчилось, и в нем проступило что-то похожее на застарелую боль. Она легонько погладила меня по щеке. — Я знаю, дитя мое. Жизнь в одном доме с Чандлерами озлобила меня. Не допускай, чтобы подобное произошло с тобой. — Я собираюсь подняться в мансарду, — сообщила я, — потому что нужна Гленну. При моем появлении его глаза радостно заблестели. — Как ты себя чувствуешь, любимая? Номи считает своим долгом распоряжаться в доме и заботиться обо всех его обитателях. Я рад, что ты позволила ей это. Я ничего не ответила мужу. Мне хотелось расспросить его о том, что он в действительности думает о капкане, но я понимала, что сейчас не время для такого разговора, поэтому просто уселась в свое кресло, стоящее на помосте, и позволила Гленну развернуть меня так, как ему требовалось. Когда Гленда и ее отец поднялись в мансарду, он работал полукруглым долотом и деревянным молоточком. Гленда даже не взглянула в нашем направлении, сразу же пройдя на свою собственную территорию. Колтон остановился посреди студии на нейтральной территории, и я еще раз подумала, как красив этот мужчина с серебристыми волосами, сильным лицом и едва заметными морщинками возле глаз. — Я услышал прогноз погоды по радио. Синоптики обещают сильный снегопад, — сказал он. — Он начнется здесь вечером, поэтому я собираюсь отправиться в Нью-Йорк сегодня, так как к завтрашнему дню дороги может замести снегом. Гленн, я попрошу тебя помочь мне погрузить картины в автомобиль. Но сначала мы обсудим ваши работы. Гленн, Дина, — позвал он нас, — давайте пройдем на территорию Гленды. Мы начнем с нее. Его дочь была явно не в восторге от этого решения. Она стояла с обиженным видом, не двинувшись с места, чтобы принести свою работу и поставить ее на мольберт, до тех пор, пока отец не велел ей сделать это. Она молча представила свои наброски, и я начала с интересом рассматривать их. Художница пыталась разными путями подойти к образу Кейта, но, несмотря на ее талант, что-то не получалось. На рисунке акварелью мальчик стоял в лесу, прислонившись к дереву, как в день приезда Гленды. Приклад его ружья опирался на землю, а правой рукой он придерживал дуло. Портретное сходство было бесспорно, но в рисунке чего-то не хватало. — Здесь нет жизни, — заявил Колтон и повернулся к сыну за подтверждением. Гленн с сочувствием посмотрел на сестру. — Боюсь, что это правда, Гленда. Нельзя отнести это к твоим достижениям. Она показала нам работу маслом. На этот раз мальчик стоял на берегу озера, одной рукой держа за уши убитого кролика, а другой опираясь о ружье. Все детали были тщательно выписаны, но лицо Кейта Гленда не прорисовала. — Твои пейзажи становятся все лучше, — заметил Гленн. — Возможно, ты слишком любишь мальчика, чтобы изображать его в своей характерной манере. В том, что ты делала раньше, всегда было что-то острое, злое. А на этот раз рисунок получился слабым, без вкуса и запаха. Гленда схватила кисть и сломала ее. — Прекрати! — резко сказал Колтон. — Ты избаловалась, моя дорогая. Мы всегда превозносили тебя до небес, и это было справедливо, но у каждого художника бывают периоды, когда работа не идет. Это как раз твой случай. Полагаю, тебе надо поработать над движением. Оба рисунка статичны. Тебе это не свойственно. Ты сама очень подвижное создание, моя девочка. Ты не стоишь спокойно — и твоя работа тоже должна двигаться. — Ты могла бы изобразить Кейта сдирающим шкуру с этого кролика, — сухо посоветовал Гленн. — Я уверен, что мальчик сделал бы это по твоей просьбе. Гленда сморщила носик. — Я не люблю животных с ободранной шкурой. — Возможно, — согласился Гленн. — Ты предпочитаешь стрелять или ставить на них капканы. Он впервые затронул тему сегодняшнего происшествия. Гленда убрала свои наброски с мольберта и разорвала их один за другим. Колтон с презрением посмотрел на нее и перешел на половину сына. Гленн подошел к алебастровой головке с таким видом, словно собирался защищать ее, и я поняла, что он смертельно боится услышать от отца беспощадный приговор. Он чаще, чем Гленда, подвергался критике, но эта работа слишком много значила для него, и я боялась, что резкие слова могут погасить то созидательное настроение, которое владело моим мужем с тех пор, как мы приехали на озеро Серых камней. Но мы беспокоились напрасно. Колтон по достоинству оценил мастерство сына. Он обошел вокруг головки, и глаза его засияли, а лицо оживилось. Я так волновалась за Гленна, что даже не смотрела на скульптуру. Но теперь, когда его отец одобрил работу, я наконец успокоилась и рассмотрела алебастровую головку, убеждаясь, что мой муж действительно создал великолепное произведение искусства. И все же я не осознавала свою роль в этой работе. Мне казалось, что я просто сидела на своем кресле и позировала. К тому же это не был мой портрет. Черты лица были моими, но оно уже обрело свою, независимую от меня жизнь. Скульптура, казалось, была создана изо льда. Ее подбородок был приподнят, словно в нетерпеливом ожидании превращения в существо из плоти и крови. Женская головка и часть длинной шеи словно выступала из камня. Обнаженное плечо было слегка приподнято, как будто заключенная в глыбе наяда пыталась освободиться от холодного материала, не желавшего выпускать ее из своих недр. Лицо выглядело живым, но, казалось, принадлежало существу, в котором не было ничего человеческого — красивому, безмятежному и холодному. Это определенно была не я. Камень скрывал левое плечо женщины, и я знала, что Гленн собирается оставить скульптуру именно в таком виде. Несколько прядей волос падали на открытое правое плечо, а основная их часть, словно тронутая ветерком, волной спадала на спину и казалась удивительно живой. Еще не все детали скульптуры были проработаны, но впечатление она производила сильное. — Я еще не закончил, — торопливо сказал Гленн, — не доделал глаза, губы. И я хочу сделать так, чтобы волосы как можно точнее передавали Динины. Колтон остановил его, с трепетом в голосе заметив: — Это великолепно. Ты нашел себя, Гленн. Эта работа принесет тебе успех. Юная Дина помогла тебе вновь обрести самого себя. Береги ее. Береги ее и… — И держи подальше от капканов, — добавила Гленда, до сих пор молча стоявшая позади нас, и ее голос был холодным, как белый алебастр. Был ли он прозрачно-белым — или все-таки с примесью зеленого цвета ревности? — невольно задала себе вопрос я. — Что ж, теперь я могу ехать, — сказал Колтон, игнорируя слова дочери. — Помоги мне с картинами, Гленн. Но, прежде чем они вышли из мансарды, Гленда подошла к алебастровой головке вплотную и слегка коснулась ее длинными пальцами. То, что она сказала, удивило меня. — Это хорошо, Гленн. Очень хорошо. Это лучшее из всего, что ты сделал, не считая работы из черного мрамора. Интересно, ты сам понимаешь, почему они тебе удались? Гленн повернулся к ней так стремительно, что я вздрогнула. Он не мог не знать, что этой женщине нельзя доверять. Или все еще рисковал ей верить? — Уточни, что ты имеешь в виду, — попросил он. Даже Колтон был заинтригован и остановился, чтобы послушать, что она скажет. Мягко, почти нежно Гленда провела рукой по лицу из алебастра, моему и в то же время чужому, словно слепой, ощупывающий чуткими пальцами его контуры. — Это полная противоположность головке из черного мрамора и в то же время ее копия, двойник. Ты вырезал из ледяной глыбы вовсе не Дину. И знаешь это, не так ли? Гленн побледнел и неистово замотал головой. — Нет-нет, ты ошибаешься, Гленда. Это совсем не то, что я собирался сделать. Сестра пристально посмотрела на него, потом вдруг разразилась рыданиями и опрометью выскочила из мансарды. Мы услышали, как она сбежала вниз по лестнице и хлопнула входной дверью. Лицо Гленна оставалось болезненно бледным, но Колтон этого не заметил. — Маятник качнулся в обратную сторону, — сказал он. — Она возвращается назад, в то время как ты идешь вперед. — Он еще раз посмотрел на алебастровую головку с удивлением и восхищением одновременно. — Но в этом есть и положительный момент, — заметил Колтон. — Вы двое никогда не были свободны друг от друга. Так что сейчас, когда Гленда впервые оказалась на твоем месте, будь к ней снисходителен, мой мальчик, прошу тебя. — Он задумчиво помолчал. — Пойдем, помоги мне с вещами. Дина, — повернулся ко мне свекор, — твоя помощь мне не потребуется, так что ты можешь идти отдыхать и лечить свою ногу. Он рассеянно улыбнулся мне и, взяв несколько холстов, начал спускаться по лестнице. Я с горечью почувствовала, что, несмотря на все его похвалы, по-прежнему оставалась чужой в их клане. Я подошла к Гленну, чтобы выказать ему свою любовь и веру в его талант, которая только что была вознаграждена. — Не верь тому, что сказала твоя сестра… — начала я, но он вдруг посмотрел на меня почти с отвращением и быстро вышел. Пока они грузили вещи Колтона в машину, я стояла перед алебастровой головкой, внимательно изучая ее. Да, там было это. Я поняла, что Гленда имела в виду. В этом существе было что-то нечеловеческое, никоим образом не связанное со мной. Когда я осознала, откуда это пришло, мне показалось, что меня тоже заковали в лед. Я была уверена, что теперь это лицо, которое я не считала своим, будет преследовать меня в кошмарах, и спустилась по лестнице, желая оказаться как можно дальше от него. Я стояла в холле у окна, ожидая, когда Кол-тон уедет. Небо потемнело, и серые низкие облака обещали снегопад. Номи присоединилась ко мне, и я доложила ей о результатах показа, но не упомянула о словах Гленды. Пожилая женщина, казалось, очень довольна как успехом Гленна, так и неудачей его сестры.