— Об эту штуку, которую я должна отдать, — Анна скривилась и полезла чистой рукой в сумку за салфеткой. — Надеюсь, это не считается за перфоратор. — Человеческая кровь здесь имеет власть, — Доннахью как-то разом стал серьёзен. — Даже без железа. Может, дело вообще скорее в ней. Один парень говорил, что мы слишком реальны для этого мира, который весь сплетен из чар и теней. — Дай угадаю, — Анна криво улыбнулась, оттирая перепачканные пальцы. — Он точно не был человеком. — Был. И сейчас есть. Могу познакомить с ним. Летом он часто играет на рыночной площади. Бродячий арфист или что-то вроде того. Но ты права, он знается с сидами, и говорит иногда такие штуки, от которых у меня шерсть на заднице встаёт дыбом. Греймур коротко рассмеялась. Заночевали они на равнине. На синем горизонте вырисовывались холмы-сиды. Анне показалось, что за последние два часа дороги они совсем не приблизились, но наступал вечер, и охотник на фей остановился на ночёвку. В этот раз они оба спали в машине, и Анна какое-то время не могла избавиться от навязчивой мысли, что в последний раз она так близко к мужчине была ещё зимой, с Дэйвом. Дэйв, такой, каким она его помнила, подходил для этой туманной земли мороков больше, чем для Байля. Анна хотела бы перестать его помнить так мучительно отчётливо, но не могла. Это была какая-то ссадина, которая перестала болеть, но чувствовалась где-то под ребрами. Может, дело было ещё и в том, что для Дейва история с убитой пророчицей закончилась еще меньше, чем для самой Анны. Ему обещали возмездие осенью. Греймур это очень хорошо запомнила. Кажется, ей досталось относительно немного яда Другой стороны. Анна приподнялась на локте. Марти Доннахью лежал на спине неподвижно, глаза закрыты, здоровая рука за головой, увечная лежит вдоль тела. Ему определённо досталось больше этой потусторонней отравы. Греймур помнила, как он смотрел на золотокосую сиду тогда, над кладом. Как будто не дав охотнику на фей умереть от потери крови, дева Заря ранила его как бы не тяжелее. Скажи Анне кто-то год назад, что она будет на полном серьёзе думать о ранах от любви, она бы только покрутила пальцем у виска. Доннахью приоткрыл глаза. Вздохнул: — Если нужно, виски в бардачке. Спи. Готов спорить, что завтра будем на месте. Анна подумала и не стала пренебрегать предложением насчёт виски. Она проснулась утром от холода. Снаружи дрожал серебристый туман, Анне показалось, что за ним совсем близко маячат очертания холмов. Какое-то время она лежала неподвижно, глядела в окно на колышущееся марево. Чем прозрачнее оно делалось, тем сильнее отдалялись холмы, и когда туман разошёлся совсем, сиды оказались на горизонте, ровно там, где были вечером. Рядом потянулся и выматерился Марти Доннахью. — Доброе утро, — сказала ему Анна. Охотник на фей что-то неразборчиво пробормотал в ответ и вылез наружу. Через открытую дверь машины до женщины долетели горьковатые и холодные запахи утра. — Так странно, — сказала она Марти чуть позже. — Пока не рассеялся туман, мне казалось, что эти холмы совсем близко. — Это морок. С тех пор как там впереди появились сиды, мы едем на месте, — хмуро проговорил Доннахью и поставил на горелку воду для утреннего кофе. Анна прикусила губу. Это утверждение ей вообще не понравилось. Она помнила, что вроде как ветка должна была дать ей возможность пройти. По крайней мере, так говорила мёртвая Молли Кэрри. Уже после кофе и имбирного печенья Анна все еще крутило в голове эту мысль. Потом сказала не слишком уверенно: — Возможно, дальше я должна идти одна. Эта штука откроет дорогу мне. Тётка ничего не говорила про сопровождающего. Охотник на фей глянул на Анну хмуро. Налил себе вторую порцию кофе, откусил печенье. И только потом ответил: — Попробуем вначале вместе пойти пешком. Фейри не любят авто, проклятые волшебные консерваторы. Невольно Греймур усмехнулась. Марти подмигнул ей: — Бери ещё печенье, не назад же его везти. 6 Тропка вилась в траве, не широкая и не узкая, вполне заметная и натоптанная. Сложно сбиться, даже если захочешь. Словно она тут специально. И словно специально рассчитана, что по ней будут идти босыми ногами — ни корней, ни камней, ни выбоин. Хотя Анна предпочла бы все-таки свои кроссовки. Земля была тёплой, словно нагретой на солнце. Над высокой травой носились стрекозы со сверкающими крыльями. Воздух казался таким прозрачным и наполненным светом, что Анна время от времени поглядывала в небо, не разошлись ли облака. Что тот, кто увидит на Другой стороне солнце, не сможет вернуться обратно, за путешествие Марти Доннахью успел ей сказать раз пять. Охотник на фей шёл следом за Анной, удивительно молчаливый сейчас и предельно собранный. Иногда она оглядывалась на него. Странный свет этого утра делал его простое симпатичное лицо почти драматически красивым. Холмы впереди приближались как-то рывками. Вначале они маячили на горизонте, потом Анна отвлеклась, а когда вернулась к ним взглядом, оказалось, что покатые зелёные склоны не так уж и далеко. Макушки холмов отсюда казались идеально круглыми, словно были созданы чьими-то руками, а не по прихоти природы. Снова поднялся туман. Он скрадывал очертания и расстояние, плотный, почти непрозрачный. Марти Доннахью тихо выругался, догнал Анну, дотронулся до её руки. От прикосновения прохладного пластика протеза она невольно вздрогнула, но перехватила неуклюжие пальцы. В тумане кто-то пел. Так далеко, что нельзя было разобрать слов, да и мелодия скорее угадывалась. Она тянулась сквозь туман, будто тонкая серебристая нитка, и, словно отзываясь, дёрнулась веточка в кармане у Анны. Она поймала её, сжала в ладони. Под порывами налетевшего ветра туман рассеялся так же неожиданно, как и сгустился. Теперь холмы были совсем рядом. В зелёной траве на склонах качались белые метёлки ячменя. — Вот так они и выглядят, эти долбанные полые холмы из сказок, — негромко сказал Доннахью и осторожно высвободил руку. Он шагнул вперёд, словно загораживая Анну от чего-то, левая, живая рука охотника на фей лежала на рукояти пистолета. — И мне нужно попасть внутрь? — осторожно спросила Греймур. — Что-то вроде того, — хмыкнул Марти. Он осторожно пошёл вперёд. Тропа огибала холм и дальше терялась в высокой траве, над травой курилась едва заметная дымка. Воздух казался густым и тяжёлым, словно перед дождём. Доннахью скинул куртку, повязал на пояс. Отогнал от плеча любопытную стрекозу, и Анна впервые разглядела шрамы на его правой руке, там, где заканчивалось тело и начинался протез. С трудом удержалась, чтобы не присвистнуть. Она достаточно неплохо могла себе представить, какие нужны челюсти, чтобы сделать такое с предплечьем взрослого мужчины. Все же она отвратительно мало понимает, что происходит на самом деле в этом городе. Мысль эта мелькнула в голове у Анны Греймур и пропала — серебряная веточка ткнулась в ладонь, словно привлекая внимание. На вершине дальнего холма стоял высокий мужчина. Даже не разглядев его как следует, Анна была готова поручится — это не человек. От людей не веет ничем таким далёким и чуждым. Он поднял руку, словно приглашая Анну. Трава на склоне холма подёрнулась рябью, стала прозрачной, а сквозь неё проступили очертания резных каменных створок. Греймур моргнула, и оказалось, что на вершине уже никого нет, ворота в холм распахнуты, а трава под ногами у неё медленно расступается в стороны, обнажая тропу. И никакого Марти Доннахью в пределах видимости. Анна выругалась. То ли охотник на фей успел так далеко уйти вперёд, то ли тут что-то не так. Она подумала зло, что вообще-то он должен был за ней присматривать в холмах фей. Серебряная веточка в руке стала почти горячей. Анна вздохнула. Оглянулась еще раз на зелёные травы на склонах. И пошла по тропе. В конце концов, ей просто нужно было вернуть дурацкую безделушку владельцу. Никаких украденных детей или зачем там ещё в Байле люди ходят на Ту сторону. От проёма ворот тянуло сыростью и холодом, и Анне невольно показалось, что она входит не в волшебный холм, где должны жить фейри, а в древний могильник. Ей даже померещилось, что на камне резных створок лежит иней, но на ощупь они оказались тёплыми и шершавыми. Внутри холма не было темноты, которую Анна ждала и которой опасалась. В большом зале за воротами горели бледные огни, в их свете кружились серебряные пылинки. Пахло словно перед грозой, свежо и резко. Причудливое эхо гуляло под сводами, звук шагов Анны в нём мешался с отголосками далёких мелодий и звона колокольчиков. Это эхо проследовало за ней дальше, в следующий зал, в котором тоже не было ничего, кроме белых огней и смутных бликов на стенах. Залы, галереи, тёмные сады, шелестящие листьями на неощутимом ветру, каменные мосты над чёрной водой. Анна в какой-то момент потеряла всякое представление о том, где она и сколько времени прошло. Подземелье оказалось гораздо больше, чем можно было предположить на поверхности. Огней стало меньше, тени подступили ближе. Каждый новый зал был темнее предыдущего, и в какой-то момент Анна невольно оглянулась через плечо. Сзади были только дрожащие тени и никакого намека на выход. Она замерла. В темноте звякнули колокольчики. Едва слышно отозвались струны. Что-то осторожно коснулось щеки Анны. Греймур заставила себя медленно вдохнуть и выдохнуть. Потом ещё раз. И ещё, пока схватившая за горло паника не разжала хватку хоть немного. Анне пришлось закрыть глаза, чтобы гаснущий свет нервировал меньше. Каким-то чудовищным усилием ей удалось сдержать рвущийся наружу крик. Не надо было быть гением, чтобы сообразить — это задница, но страх сейчас был бы самых худшим из союзников. — Я не одна, — проговорила Анна тихо. — Меня найдут и вытащат. Прозвучало жалобно и до отвратного беспомощно. Свою беспомощность Анна ненавидела и стыдилась её. Здесь, в пустых подземных залах некому было смотреть и укорять, но это не имело значения. Слишком хорошо Анна помнила, что делает с ней это ощущение чужих рук на плечах. И мёртвую баньши тоже помнила. Греймур ещё раз медленно вдохнула воздух, полный даже не запахами — призраками запахов. Выдохнула на пять счетов. Потом сказала громко и чётко: — Я пришла отдать то, что принадлежит Ясеню. Я не смогу этого сделать, если мне никто не покажется. Она вытащила из кармана веточку. Серебро мягко светилось. В пальцах у Анны это свечение разгорелось до яркости хорошего фонаря. И, словно отзываясь, темноту где-то впереди прорезала тонкая белая полоска. Анна чертыхнулась и решительно зашагала на свет. Тяжёлые каменные створки были почти такими же, как те, которые открылись в склоне холма, и Греймур даже успела подумать, что это её так вежливо проводили на выход. Но за дверьми оказалась вовсе не дремлющие под серым небом холмы. Запахи и звуки, тени которых были с Анной в темноте, набрали силу. Яркий свет резанул по глазам, женщина зло вытерла выступившие слезы тыльной стороной ладони. Мягко текла музыка. То ли струнный перебор, то ли стук капель, плач о чём-то, давно потерянном. Пахло травой после дождя, и древесной корой, и еще какими-то цветами, прохладными и горько-сладкими. Это был сад, дикий, заросший плющами и вьюнками, но совсем не кажущийся опустевшим. Кто-то смеялся в глубине зарослей, скрытый за стеной розовых кустов, откуда-то с другой стороны долетали обрывки песни. Под ногами снова была тропа, между мозаичными плитками пробивались тонкие травинки. Анна чувствовала их босыми ступнями, пока шла через сад. Над головой клубились облака, так близко, что можно было дотянуться рукой. Анна не удержалась и потрогала их. Пальцы обдало мягкой прохладой. Тропа заканчивалась у круга менгиров. Там на каменном возвышении сидел мужчина, коронованный тонким серебряным венцом, в который были вплетены белые метелки ячменя. Сумрачные стражи в шлемах, похожих на птичьи головы, стояли за его спиной, возле возвышения сидела девушка с арфой. Плач струн плыл по саду. — Зачем ты пришла? — сказал мужчина на возвышении. — В моем холме не рады тем, кто приходит через Границу. Он был так красив и печален, что любой должен был бы провалиться сквозь землю от стыда, что стал причиной его печали. Больше всего на свете Анне захотелось оказаться как можно дальше отсюда, и чтобы взгляд светлых до прозрачности глаз хозяина этого места не пытался вывернуть её на изнанку. Анна глядела в это лицо, лишенное примет возраста, и подумала неожиданно, а смогла бы она по строению костей определить хоть что-то. Удивительно, но от этой мысли ей стало в какой-то мере легче. Как будто над ней ослабела власть чего-то, чему у Анны названия не было. Она кашлянула и сказала: