– Все в порядке, Ари, – произнес Пак, не разрывая нашего зрительного контакта. – Мы с ледяным царевичем решили потолковать, не так ли, принц? Я еще мгновение сохранял стойку, затем отступил и убрал меч в ножны. Пак ухмыльнулся, однако в его глазах читалось, что мы еще не закончили. – Если вы двое наигрались, – прорычал подобравшийся к нам Волк, подчеркивая свое недовольство, – мы почти на месте. В такой дали Густолесья Река Снов впадала в широкий, сонный канал, и в его черных как смоль водах отражалось темное небо. – На твоем месте я бы не подходил слишком близко, – предупредил Волк Пака, который собирался пустить камешек по зеркальной глади. – Мы не так далеко ушли от Притока Кошмаров, и будет досадно, если тебя утащит какая-нибудь мерзость. Поиски твоего тела не входят в число моих увлечений. Пак усмехнулся и запустил камень по поверхности. Он подскочил пять раз, прежде чем из воды вынырнуло нечто огромное и пугающее и, рассеивая брызги, поймало скакуна, после чего стремительно унеслось вглубь. Мы синхронно попятились назад. – Далеко до Колючих дебрей? – спросил я у Ариэллы, сидевшей на булыжнике в нескольких метрах от берега с замученным видом. Рядом с ней расположился Грималкин, умывавшийся передней лапой. Волк оскалился, глядя на кота, но не бросился на него, сохраняя надежду, что они продолжат притворяться, будто другой не существует. – Точно не знаю, – ответила она, в оцепенении уставившись на озеро. – По-моему, достаточно далеко. По крайней мере, мы не заблудимся. Нужно всего-то следовать за течением… до самого конца. – Вот бы у нас была лодка, – пробормотал Пак и пустил очередной камешек по глади. Из-под поверхности с плеском снова вырвалось нечто чешуйчатое, и он содрогнулся. – А может, и не надо. Последний сплав прошел не слишком удачно, учитывая гигантских угрей, стрелы и кровожадных тритонов. Похоже, до Края Мира придется топать пешком, если только у кого-то не обнаружится идея получше. Волк уселся на задние лапы, его темный облик обрамлял лунный свет, а взгляд был устремлен в сторону воды. – Есть и другая лодка, – заявил он мрачно. – Я ее пару раз видел. Спокойно плывущая, всегда пустующая и следующая по одному и тому же маршруту. По всей видимости, она никогда не останавливается, и у меня сложилось впечатление, что Приток Кошмаров ее не замечает. – М-м, ты говоришь о призрачном пароме, – объяснил Грималкин, на мгновение перестав вылизываться. – Вроде это одна из распространенных легенд. Есть похожий корабль, бороздящий Море Битого Стекла, пиратское судно, построенное из человеческих костей. Или что-то вроде того. – Он фыркнул и покачал головой. – Согласно некоторым легендам, призрачный паром появляется, когда в нем нуждаются. – Ну, нуждающиеся как раз имеются, – заявил Пак, тщательно изучая темную реку. – Он нам нужен, потому что нет никакого желания тащиться вдоль реки черт знает сколько до этих Колючих дебрей, Края Мира или еще чего там. – Он приставил руки ко рту и заголосил: – Ты меня слышишь, паром? Нужда! Здесь! Ты нам нужен! Грималкин прижал уши к голове, а Волк настороженно на меня покосился. – Как он вообще умудрился так долго выживать, не очутившись где-нибудь с разодранным горлом? – прорычал он. – Поверь, задаюсь тем же вопросом. – Паром придет к нам, – сообщила Ариэлла, привлекая всеобщее внимание. Она отчужденно смотрела на реку стеклянными глазами, словно находилась в миллионе километров отсюда. – Я это видела. В видениях. Он появится, когда придет время. – И когда оно настанет? – поинтересовался я. – Не знаю. Но не сейчас. Я видела лодку и длинный-длинный пирс. Это все, что мне известно. – Что ж… – вздохнул Пак и схватил очередной камешек. – Похоже, придется искать какой-то причал. Есть у кого догадки, как его найти? В ответ последовала тишина, и он вздохнул еще раз. – Значит, отправляемся на прогулку. Вскоре лес по нашу сторону реки изменился, почти так же резко, как хлопают дверями. Свет потускнел, а деревья стали скрученными, искаженными версиями самих себя: их ветви трещали и гудели, несмотря на абсолютное отсутствие ветра. Звезды исчезли, а река стала еще темнее и не отражала ничего, кроме красной луны, смотревшей на нас сквозь облака подобно налитому кровью глазом. Я предположил, что мы по-прежнему не отдалились от притока кошмаров, и надеялся, что обитатели мрачных вод и лесов, находившихся чересчур близко, не вздумают наброситься на нас. – Не смотри на лес слишком долго, принц, – проревел Волк, когда нечто зашевелилось в кустах неподалеку. – Прямой зрительный контакт привлечет к тебе внимание местных жителей. А они не из приятных, уж поверь мне. – То есть они страшнее тебя, – пошутил Пак, и Волк наградил его жуткой улыбкой во все зубы. – Я порождение человеческих страхов и предрассудков, – грозно прорычал Волк, не скрывая своей гордости. – Их рассказы и легенды придают мне сил. А здешние создания плод людских кошмаров – истинный, неосознанный крик ужаса. Они выползают из реки и сбегают в лес, а тот, в свою очередь, сплетается и деформируется, создавая плодотворную почву для самых пугающих страхов смертных. Если жаждешь с ними повстречаться – милости прошу, привлекай их взгляды. Но только не лишись рассудка, когда наконец кого-то из них увидишь. Пак хмыкнул. – Умоляю тебя. С кем ты, по-твоему, говоришь? Я причина некоторых человеческих кошмаров. И всякое повидал, Волчара. Меня уже ничто не сможет перепугать, что бы там… А-а-а! Пак упал навзничь, практически сделав сальто. Грималкин зашипел и испарился, а я достал меч. На берегу реки стояло огромное обескровленное существо с взлохмаченными волосами. Оно двумя руками с длиннющими пальцами держало удочку и пялилось на нас в упор. Я уставился на него. Это был фейри, наверняка фейри, но я ничего подобного в своей жизни не видел. У него отсутствовало тело, на его месте располагалась колоссальная лукообразная голова, покрытая белоснежными космами, свисавшими до самых колен. Нет, не колен… до колена! У великана была одна широкая нога, заканчивавшаяся гигантской утолщенной ступней, увенчанной грязными желтыми ногтями, которые вонзались в землю, как исполинские когти. Две длинных руки росли оттуда, где обычно находились уши, а пара огромных несимметричных глаз следила за нами отрешенно, но с любопытством. Напрягшись, я приготовился атаковать на случай, если великан решится напасть. Обрубив его единственную ногу, уложить этого гиганта на землю не составит особого труда. Но существо просто сонно на нас поглядело, затем отвернулось к реке, где леска его удочки погружалась в воду. Волк быстро задышал, одарив Пака ухмылкой. Плутишка же поднялся на ноги и начал яростно отряхивать штаны от грязи. Ариэлла подошла ко мне, позабыв о своей апатии, и мы вместе стали изучать создание, продолжавшее ловить рыбу, как будто ничего и не произошло. – Что это? – прошептала она, стискивая мою руку. – Никогда не видела таких существ. Это какой-то человеческий кошмар? – Это не кошмар, – отозвался Волк, усевшийся поодаль и наблюдавший за нами. – Это фейри, такой же как вы, но у него нет имени. По крайней мере, того, которое кто-то бы помнил. – Не думал, что они все еще существуют, – удивился Грималкин, возникший на коряге у берега реки с распушенным хвостом, увеличившимся вдвое. Он уставился на неведомого великана и хмыкнул. – Возможно, он последний в своем роде. – Под угрозой вымирания или нет, оно может нам помочь, – заявил Пак, подкрадываясь к древообразной ноге гиганта. – Эй, коренастик! Да, ты! – закричал он, и массивная голова повернулась к нему, существо обратило на него свое внимание. – Ты меня понимаешь? Волк уставился на Пака с изумлением, а Ариэлла прижалась ко мне теснее. Я почувствовал, как она своими нежными пальцами стискивает мою руку, и обыденно потянулся к рукояти меча. – Я не буду отскребать тебя от его ступни, Плут, – предупредил я. – Растроган твоей заботой, принц, – съязвил Пак, отступая на несколько шагов, чтобы, задрав голову, посмотреть великану в глаза. – Привет! – поздоровался он и приветливо помахал. – Мы не хотели мешать, но ты не мог бы ответить на несколько вопросов? – Великан продолжал пялиться, и Пак пару раз моргнул. – А-а, качни головой раз, если ответишь, и два – если нет. Фейри зашевелился, и я напрягся, готовый броситься в бой, если он задумает раздавить Пака, как надоедливого таракана. Но великан всего лишь вытащил леску из реки и повернулся к Паку лицом. – Чего… ты… хочешь? – выдавил он очень медленно, словно вспоминал, как говорить. Пак вскинул брови. – О, ух ты, ты все-таки можешь говорить. Прекрасно. – Он одарил меня самодовольной усмешкой, а я смерил его суровым взглядом. – Мы тут хотим понять, – продолжал Плут, вкладывая в свою улыбку все очарование, – далеко ли идти до Края Мира? Просто любопытно. Понимаешь? Ты вроде местный и живешь тут давненько, так? Что скажешь? – Я… не помню, – ответил великан, нахмурившись, будто сама мысль о чем-то подобном причинила ему боль. – Простите. Я не помню. – Ты не вытянешь из него ничего полезного, Плутишка, – прорычал Волк, поднимаясь на лапы. – Он даже не помнит, почему здесь очутился. – Я… кое-что искал, – мечтательно произнес гигант, и взгляд его огромных глаз стал стеклянным. – В… реке. Кажется. Я забыл, что это было, но… вспомню, когда увижу. – О-ох. – Пак как будто разочаровался, но всего на мгновение. – Ладно, а что насчет лодки? – не сдавался он и не терял надежды. – Если ты здесь давно, значит, должен был раз или два видеть лодку, сплавлявшуюся по реке. Волк покачал головой и развернулся, чтобы прогуляться вдоль берега, очевидно, пресытившийся беседой. Но великан нахмурился, его огромные коричневые брови сошлись на переносице, и он задумчиво кивнул. – Лодка. Да… Лодку помню. Всегда плывет в одном направлении. – Он длинным белоснежным пальцем указал в сторону – куда мы до этого и двигались. – Вон туда. Она делает одну остановку, всего одну, у причала на краю реки. – Где? – Я резко поднял голову. Великан нахмурился еще сильнее. – В городе? У поселения? Кажется, я помню… дома. Таких же… как я. Много тумана… – Он сомкнул веки и пожал плечами, что выглядело довольно странно, ведь у него не было плеч. – Не помню. Моргнув в последний раз, он отвернулся, словно забыв о нас, и никак не реагировал на бесконечные тычки Пака. – Знаешь что-нибудь об этом городе? – спросил я у Грималкина, когда мы побрели дальше вдоль берега реки. Впереди, вдали от нас, остановился Волк и уставился на нас с раздражением. Я бы задал этот вопрос ему, но создавалось впечатление, будто он готов разгрызть кому-нибудь голову. – Я знаю только легенды, принц. – Грималкин семенил рядом, избегая луж и брезгливо передвигаясь по грязи. – Сам я никогда не был в этом так называемом городе, но существуют истории о месте в Густолесье, куда все фейри приходят умирать. – В каком смысле? – уставился я на кота. – У него много названий, – вздохнул Грималкин, – и одно из них – Фаэд. И не надо говорить мне, что ты о таком не слышал. Я и так об этом осведомлен. Это логово для тех, о ком больше никто не помнит. Нам придают сил истории, вера и воображение, и их нехватка нас медленно убивает, даже тех, кто обитает в Небыли, до тех пор, пока от нас не останется ничего. Наш новый знакомый великан, например. Он один из них, Забытых, существующий лишь благодаря толике оставшейся о нем памяти. Это вопрос времени, когда его не станет окончательно. Меня передернуло, и даже Пак помрачнел. Глубоко внутри мы все этого боялись – оказаться забытыми, превратиться в ничто, просто потому что никто не вспомнит ни наших имен, ни истории о нас. – Не нужно печалиться, – утешал Грималкин, перепрыгнув через лужу и вскочив на булыжник, чтобы встретиться с нами взглядом. – Таков неизбежный конец для всех фейри. Мы все в итоге должны раствориться. Даже ты, Плут. Даже великий и всемогущий Волк. Почему, по-твоему, он так рвется составить тебе компанию, принц? – Грималкин сморщил нос, и его усы затрепетали. – Чтобы история о нем жила. Чтобы она поселилась в сердцах и умах каждого, кто о нем вспомнит. Но все его потуги – лишь отсрочка. Рано или поздно все окажутся в Фаэде. Кроме котов, разумеется. – Фыркнув, он спрыгнул с булыжника и с высоко поднятым хвостом рысью пустился вдоль берега реки. Рваный туман начал клубиться по земле, наступая с воды и прокрадываясь между деревьев. Вскоре он стал таким плотным, что видимость сократилась всего до пары метров, а реку, лес и горизонт полностью застелило белесое покрывало. Внезапно рядом возник Волк, выплывший из тумана, как молчаливая, смертельная тень. – Впереди огни, – прорычал он, и шерсть на его плечах и шее вздыбилась, обратив его в подобие кровати из шипов. – Похоже, там город, но он какой-то странный. У него нет никакого запаха. Чуть дальше есть какое-то движение, и до меня сквозь туман доносились голоса, но я ничего не чувствую. Словно там ничего и нет. – В этом и проблема всех псов, – вздохнул Грималкин, практически скрытый стелющийся мглой. – Вечно доверяете тому, что способны учуять носом. Вероятно, стоит уделить внимание и остальным органам чувств. Волк осклабился и заворчал. – Я бродил вдоль этих берегов чаще, чем могу вспомнить. И этого города здесь не было. Лишь туман. С чего бы ему объявиться? – Может, он появляется только перед фейри, – спокойно растолковал Грималкин, вглядываясь в марево. – Может, он возникает, когда нужен. А может… – он покосился на нас с Ариэллой, – лишь те, кто умирал или вот-вот умрет, могут найти путь в Фаэд. Берег превратился в грязевую и илистую тропу, по которой мы тащились, пока из мглы не стали выныривать темные фигуры, силуэты домов и деревья. Чем ближе мы подходили, тем явственнее виднелся Фаэд, тропа вела нас прямо через центр. На сваях над болотистой землей располагались деревянные лачуги, опасно кренившиеся в сторону, словно недавно напились. Серые обветшалые жилища крошились либо наваливались одно на другое, как картонные коробки, находившиеся в шаге от обвала, либо могли обратиться в прах от одного приличного удара. Все они просели, поникли, поблекли настолько, что определить их изначальный цвет не представлялось возможным. На улицах валялась куча разного барахла: его будто уронили, но так и не сумели подобрать. Посреди дороги лежала удочка со скелетом рыбы на крючке, привлекшая Волка – он, оскалившись, намотал вокруг нее несколько кругов. В пруде со стоячей водой мостился мольберт с недорисованной картиной, краска капала с нее в водоем, словно кровь. Повсюду виднелись разбросанные книги: от детских стишков до толстенных томов, казавшихся древними.