Одно дело – приходить по выходным, вручать мелкому очередную безделушку и издали наблюдать за его играми. Не воспитывать, а защищать от грозного отца. Вырывать в последний момент ремень из лапищи друга, чтобы не позволить таким образом наказать крестника за какой-то дурной поступок. Подумать только. Еще вчера я гордо называл себя чайлд фри, а уже сегодня я, внезапно, отец. Отец десятилетки! Пятиклассника… – И что нам теперь делать? – спрашиваю у крестника и хмыкаю. Ну, а, что? Вдруг у него есть четкий план? Может, инструкция где-то припрятана? У всего в этом мире есть инструкция! И у мелкого она должна быть. Найти бы, вызубрить и выдохнуть. Вот только рано я обрадовался. – Маму искать, – выдает малец на полном серьезе. Даже палец вверх тычет, будто сгенерировал гениальнейшую идею. – И где, по-твоему, нам искать ее? – иронично выгибаю бровь, а Ярик задумывается. Реально, хмурит малюсенькие брови, стучит пальцем по подбородку. А еще коронное «хм-м-м…». И я едва сознание не теряю. Перед глазами плывет, да и внутри ураган, сметающий на своем пути остатки здравомыслия. Шустро упираюсь ладонью в стекло машины, нахожу для себя крепкую точку опоры. И только после предаюсь воспоминаниям. Андрюха! Всегда так делал, когда не мог сразу придумать решение. А ведь раньше я не подмечал таких мелочей за крестником. Ну, делает что-то, и норм. Я даже не задумывался, на кого похож Ярик. Помню, брякнул однажды Андрюхе, чтобы сделал тест ДНК. Ведь крошечный сверток, который подкинули ему вместе с документами под дверь – вообще неизвестно, от кого нагулянный. Да и не похож он был на Андрея – голубоглазый, светловолосый, курносый. Орущий комок нервов. А у друга были черные, чуть вьющиеся волосы. Нос орлиный, тонкие губы и карие глаза. Кто же знал, что внешность ребенка поменяется по мере взросления. И теперь на меня с той самой ироничной усмешкой смотрит мелкая копия лучшего друга. Выдает очередную идею фикс: – В торговом центе! – Что? – переспрашиваю, так как потерял нить разговора в воспоминаниях. – Ну, маму искать! – вещает мне все с тем же поднятым указательным пальцем к небу. – Или можем в супермаркет поехать. Папа говорил… – мелкий резко осекается и прячет взгляд. Ярость вспахивает спичкой, разжигает злобу до неконтролируемого пожара. Он разрастается и тянется по венам, выжигая остатки доброты. Накажу! Засужу и засажу каждую гадину, которая безжалостно рубила правду матку при пацане. Да как только у теток из опеки наглости хватило сказать Ярику в лицо, что его отец умер? И что малец больше никому не нужен. Не удивительно, что наша с ним первая встреча три дня назад прошла сухо. Малыш принял условия игры жестокого мира. Не ждал, что луч света все же пробьется сквозь плотные грозовые тучи. И корю себя тоже, костерю последними словами. Да если б я только узнал еще в первый день, то даже из квартиры не позволил вытащить рыдающего Ярика. Удушил бы любого, кто мог встать на моем пути. Замечаю, как крестник опускает при мне голову и рассматривает дырявые сапоги, будто они нечто привлекательное в данную минуту. Хочется сделать тоже самое, но беру эмоции в твердый кулак. Если я добровольно впихнул невпихуемое в свою жизнь, пора становиться примером для подражания. Ну, или хотя бы, быть ответственным за того, кого… окрестил. – В центр, так в центр, – подмигиваю опешившему Ярику. Он расплывается в милой усмешке и хватает меня за руку. Миллионы разрядов проносятся по коже в тот же миг. Впиваются в нее невидимыми иголками, только лишь потому, что в моей огромной лапище нечто ценное. Маленькая и хрупкая ладошка. Сожми я ее, и точно раздавлю… Но, в то же время, такой странный тактильный контакт дарит по настоящему летнее тепло в холодную январскую зиму. Тянется жаром по венам и забирается глубоко в душу. Мелкий мне доверяет сейчас. Принимает. Соглашается. Даже не спорит, как делал раньше до хрипа. При отце. Видимо, сомневается. Боится, что снова потеряет дорого человека и окажется в заднице мира. Понимаю его, поэтому аккуратно сжимаю ладонь, а затем беру на руки. Он не мелкий – здоровяк такой, что скоро меня по росту переплюнет, но все же. Жмется ко мне, цепляется за одежду кулачками. Ищет поддержки, хочет удостовериться, что я не мираж в его больном воображении. Без слов, открываю заднюю дверь и радуюсь, что однажды Андрюха вынудил меня купить автокресло. Бывало, мне приходилось забирать Ярика со школы, а без кресла друг мне сына не доверял усаживать в авто. Малой поморщился и выдал мою самую любимую фразу из его уст: – Фу, опять это ясельное кресло! Я же взрослый! Улыбка мигом приклеилась к лицу, а сердце радостно забилось. Запустилось со скрипом, ведь давным-давно заржавело. – Не фу, а уселся и пристегнулся! – гаркаю на него, но просто иначе пацаненка не усадить. А Ярик ворчит на меня, кроет детским наивными словечками, из-за которых моя рожа скоро треснет от улыбки. Пусть так, но хотя бы не уходит молчаливо в себя. Таким я его и застал три дня назад. Чудо, что крестник вообще пошел на контакт. Ведь в его отнюдь не детском понимании – мелкого все бросили. Ну, ничего. Дайте только в себя прийти, и тогда возмездие не заставит себя долго ждать. – Ладно, ради поиска мамы я, так и быть, усядусь в ясельную пытку. Звонкий голосок вырвал меня из задумчивости. Пропускаю мимо ушей упоминание об мифической бабе и киваю. Немного слукавлю, ничего страшного. Но в магазин нам надо и как можно скорее. Да у меня глаз дергается от внешнего вида мелкого. Как за неделю они могли превратить его из домашнего, ухоженного ребенка – в это. Грязные, сальные волосы (спасибо хоть не обрили налысо). Перепачканная выцветшая чужая куртка. На размер, а то и два больше, да он утонул в ней! Обувь, которую явно носили еще при совке. Да и сам пацан как-то потух, стал белее мела, а в глазах нет прежнего задора. Но последнее, скорее, из-за жизненных обстоятельств. Хочется скорее переодеть его и отмыть. Духами побрызгать, лишь бы избавиться от гнилого запаха «детдома». Аж самого передернуло из-за отвращения. Убедившись, что Ярик сам себя застегнул, прыгаю за руль и мчусь. Забываю, что теперь не один, привычно втапливаю педаль газа в пол, пока мчимся по скоростной дороге. Но, едва ловлю прищуренный и такой рассерженный детский взгляд в зеркале заднего вида, что сбавляю скорость. Кашляю смехом в кулак, ведь нереально оставаться серьезным. В торговом центре не только у меня глаза разбежались. И, пока я вертел головой, выискивая детские отделы… – О-о-о, – воодушевленно протянул Ярик. Я проследил за его взглядом и вздохнул. Вернее, стал крутить головой как та собачка в машине. У которой явно проблемы с шеей. И у меня теперь, похоже, тоже. Малой всерьез стал рассматривать баб. Причем, разных: молодых и старых. Гламурных и откровенно ни о чем. С детьми и без. Волей не волей, но и я увлекся его игрой. Проследил за рыжей бестией с твердой троечкой, усмехнулся про себя. Сойдет. На разок-другой. Та-а-а-к, что тут у нас. Ага, вон та брюнеточка возле ювелирного ничего так. Стройная, высокая, грудью боженька обидел, но фигурка явно выточена годами в фитнес зале. Попка персиком, осиная талия и эти бесконечные ноги… Мысленно облизнулся на нее. Раздел и одел обратно. Хорошо, но, опять же, на раз или два. И пока я мысленно нагибал «мамочек» во всех позах, крестник вдруг захлопал в ладоши. – О! – Ярик беспардонно ткнул пальцем. Закатываю глаза на его жест, но все же интерес зажигается во мне новогодней гирляндой. Пришлось с неохотой проследить за «указателем» и… Да ну мелкий орет с меня? Там какое-то странное чудо, а не женщина. Есть еще крошечная надежда, что мне причудился мираж. Но крестник безжалостно режет меня, как бумагу острым ножом: – Ее хочу! Глава 2 – Ее хочу! Эхом отдаются слова, прокатываются по стенам, звенят по стеклянным витринам и, наконец, достигают ушей. Свистят как тормозные колодки, но ремонту, увы, не подлежат. Смотрю со скепсисом на мелкое недоразумение, а затем перевожу вопросительный взгляд на пацана. Я молчаливо спрашиваю у него: «Ты здоров, ничего не перепутал»? А он будто понимает мои мысли, кивает как Китайский болванчик очень много раз. В глазах уже рябит! – А давай, может, вон ту? Возвращаю кивком головы свое и Ярика внимание на брюнетку около ювелирки. Можно сказать, увожу его из опасной территории, но мелкий отрицательно машет головой. – Тогда, вон ту. Рыжая. Яркая. Ну, должна же она приглянуться. Он ведь тоже мужик, пусть будущий. Но надо как-то развивать в нем чувство прекрасного! И снова отказ, да такой размашистый, что Ярик едва с ног не падает, пока мотает головой. Даже нос скривил, словно я ему манную кашу или пенку от молока предложил. – Ее! И ногой притопнул, как капризный малый. Ну, ты посмотри на него. Медленно, неохотно разворачиваюсь и снова глазами «здороваюсь» с девчонкой. Ростом примерно метр шестьдесят не больше. На ней бесформенная светлая курточка, в которой девица выглядит слишком нелепо. Девчонка кутается в ней, обнимает себя, словно прячет ценные сокровища под одеждой. Да я уверен, там и прятать нечего – доска гладильная! Лица почти не видно, ведь она натянула практически на нос шапку, хотя в торговом центе жара. Нервно оглядывается, точно чувствует мое пристальное внимание. Находит меня вдруг, цепенеет. Всматривается так пристально, что уже и сам сомневаюсь, реальный ли я. Может, неудачная голограмма? Почему-то, даже на приличном расстоянии, ощущаю ее яркие эмоции. Они быстро смеются калейдоскопом: сначала недоверие, затем шок, а теперь – страх. Последнее, наверное, я нагло выдумал. Но все же, стоит, как вкопанная, не может ни оторвать глаз, ни отвернуться. Что-то царапает внутри, прорывается сквозь густой туман амнезии. Которой, к слову, я никогда не страдал. Огромные глаза даже не моргают, или мне так кажется. Девчонка дышит вообще? Она в одну секунду стала копией своей куртки – цвета светлого асфальта. Кажется, от нехватки кислорода скоро в обморок свалится. Да что я, монстр в ее глазах, почему такая реакция?! Проходит какая-то жалкая минута, девчонка берет себя в руки. Отворачивается, срывается с места и бежит, только пятки сверкают. – Кажется, мы ей не понравились, – заключил разочарованно Ярик, и я с ним полностью согласен. – Да ну она… – осекаюсь, не хочу оскорбить ни девицу, ни выбор пацана, – не лучший вариант. Пытаюсь отвлечь его внимание: – А как тебе та с собачкой в руках на экскаваторе? Ну, хотя бы милый песик должен перетянуть внимание. Крестник даже не взглянул, сразу вогнал меня в ступор: – У тебя, как и у папы, отвратительный вкус! – он обиженно скрещивает руки на груди. Фыркает как ежик и замыкается. Не хочет больше искать, смотрит под ноги. Вот тут бы я поспорил, но прикусываю язык. Ничего, мелкий подрастет и поймет, что вкусы – дело тонкое. Хватаю его за руку и веду на второй этаж, там как раз детский отдел. С ходу достаю платиновую карту и делегирую продавцу свои полномочия. Ей виднее, как и во что одевать пацана, вот пусть работает. Оплачу все, даже скупиться не буду. И пока Ярик показывает не понравившейся ему тете капризы, с усмешкой падаю на диванчик. А все потому, что не следовало мне глазки строить. Ярик – тот еще ревнивец. Что отца оберегал от сомнительных девиц, что меня. Вот и теперь не изменяет своим детским принципам. Покорно жду, пока малец хоть что-то выберет, но ни на секунду меня не отпускает странное чувство. Чувство дежавю или что-то такое… Сам понять не могу. Через мою постель прошло много разных девиц, всех и не упомнишь. Но та девчонка не выходит из головы. Засела там и неумело стучит по извилинам, как по ксилофону. И из-за этого, кажется, у меня начинает глаз дергаться. Заколдовала взглядом, ведьма! Провела на мне тайный обряд «на запоминание». И ведь думаю о ней какого-то черта. Роюсь в чертогах памяти, открываю мысленно все шкафчики, припорошенные толстым слоем пыли. Но нет ее нигде. Да и могла ли быть? И дело не в том, что она как ходячее недоразумение. Она… правильная. Такая себе на вид невинная, а я от таких девиц специально держусь подальше. Они – для классических офисных менеджеров, а не для прожорливых зубастых акул, как я. Проглочу ведь и даже не выплюну. Прожую полностью, наслажусь каждой косточкой без исключения, получая истинное удовольствие. Ярик прав в какой-то степени. Та девчонка могла бы стать прекрасной матерью. Она бы точно не оставила ребенка под дверью на холодном бетонном полу. Но выбирать себе мать, как мясо на рынке? Надо бы объяснить ему, что так делать нельзя. Люди – не вещь. Придется ему довольствоваться тем, что есть. То есть, мною. – Ваш сынишка просто чудо, – залебезила продавец, – я ему подобрала много комплектов, вот еще курточки и… – Достаточно. Она так старалась, что чуть из юбки не выпрыгивала. Чего не скажешь про моего так званого сына. Встал посреди зала и надул щеки. Так, понятно, шопинг окончен, тушите свет. Расплачиваюсь и загребаю миллион бумажных пакетов с маркой модного бренда. Сразу удивляюсь сам себе. Шмотки, и не для бабы, а просто для ребенка! Но мы теперь с мелким в одной лодке, так что улыбаюсь ему и подмигиваю, вручаю несколько пакетов. Ярик, наконец, чувствует себя нужным, хватает их и несет с явной гордостью. – Заходите к нам еще! – летит в спину, но отмахиваюсь.